Фальшь на выдумки хитра

Если подсчитать все известные в мире картины Айвазовского и разделить их на прожитые художником годы, то получится, что мэтр писал чуть ли не каждый день без выходных. Трудолюбие или мастера подделок постарались? Этот вопрос волнует каждого коллекционера. 

Как «вживить» Коровина?

Вопрос о подделках для России не в новинку.

Год 2005-й. Дело супругов Преображенских. Эта история стала настоящим потрясением как для реставраторов, которые в одну секунду оказались дискредитированы, так и для коллекционеров, неожиданно оказавшихся облапошенными. Итак, Преображенские владеют престижным салоном «Русская коллекция». За недолгий период они продают начинающему коллекционеру Валерию Узжину несколько картин художника Александра Кисилева. Каждая по цене 100—150 тысяч долларов. Все полотна с экспертным заключением реставрационного института им. Грабаря. Когда Узжин выясняет, что это — сплошные подделки, не только у него волосы встают дыбом. Общественность в шоке: кому доверять, если уж в престижном салоне обманывают? Супругов осудили, салон закрыли. Но эта история сильно подорвала доверие к дилерам.

Начало 2008-го. Российская арт-публика вновь в шоке. И он в сто крат сильнее. На этот раз — скандал в стенах Третьяковской галереи. После совета экспертов музея выясняется, что специалисты Третьяковки выдавали заключения о подлинности на подделки. История окончилась тем, что искусствоведы признались в 96 неверных экспертных заключениях!

И это не последний скандал на тему подделок в России. Параллельно с «разоблачением» Третьяковки развивалась другая история. В Россвязьохранкультуре выпустили каталоги подделок, которые наделали много шуму. Дело в том, что картину можно не просто подделывать — то есть написать ее на старом холсте в стиле известного художника, потом состарить красочный слой. Полотно можно русифицировать! Система такая: берется работа одного художника, чаще всего зарубежного и не очень известного в России. В красочный слой «вживляется» подпись русского художника. И некоторые элементы сюжета переделываются под отечественную тематику (или просто переделываются). Например, поверх какого-нибудь античного храма, изображенного на полотне, рисуют русскую церквушку. И готово. Хотите Коровина? Пожалуйста. Но чаще всего мошенники не заморачиваются даже дорисовками, а просто «вживляют» подпись.

Собственно, на этом экономичном и довольно новом виде подделок прокололись специалисты Третьяковки. Один из экспертов Владимир Петров признавался в собственных промахах: «Я специализируюсь на русской живописи ХIХ века. Мне приносят картину, я смотрю стиль, технику, мазок. Все подходит, и подпись есть. Сравниваю с почерком — все нормально. Я даже думать не мог, что сыграют на моей специализации. Я по работе не так хорошо знаю художников средней руки, скажем, немецких или голландских. Только поняв, что ошибся, начал внимательно изучать и все понял. Многие зарубежные художники работали в той же манере, что и наши…»

Что такое провенанс

Картина считается подлинником, если у нее есть документы. Да-да, что делать, если поддельщики пытаются втюхать любителям искусства высококачественные произведения подпольного производства.

Итак, если вы нашли на чердаке, в чулане или бабушкином сундуке живописное произведение, не радуйтесь раньше времени. Сначала нужно выяснить, как к вам попал сей шедевр. Говоря профессиональным языком — нужно составить провенанс, то есть узнать историю работы. Это значит — узнать, где и когда картина выставлялась, есть ли упоминание в мемуарах художника или его современников о ней, продавалась ли на аукционах. Идеально, если картина подписана. И совсем замечательно, если известно, у кого и где хранилось полотно… Словом, история должна быть без темных пятен. А такое бывает редко. Вообще, в искусстве многое относительно и субъективно. А значит, кто-то может этим воспользоваться.

И все же, если вы обнаружили живописный сюрприз в сундуке бабушки, вам прямая дорога к экспертам. Если есть догадки об авторстве, хорошо. Если нет, придется знатокам поднапрячься, а вам раскошелиться.

За первичный осмотр денег не возьмут. Но если речь зайдет о серьезной экспертизе, то нужно готовить свои кровные. Когда картина требует серьезной проверки на подлинность, то в дело идет не только художественный нюх эксперта и опытный глаз, но и технологическая экспертиза. Так называемая химия стоит дороже. Цена вопроса зависит от размера картины и сложности работ.

Так, например, в реставрационном центре имени Грабаря за экспертизу возьмут от 10 до 20 тысяч рублей. В антикварно-художественном объединении «Магнум Арс» за любую экспертизу ничего не возьмут, но заключат договор, по которому после реализации полотна заберут свой процент. Часто при аукционных домах есть свои эксперты и возможности сделать технологический анализ. Скажем, российский «Гелос» делает экспертизу по цене от 5 до 20 тысяч рэ.

Искусствоведческий глаз

«МК» решил посмотреть своими глазами, что к чему. И отправился в «Гелос». С собой две работы — картина, подписанная именем известного мариниста Руфина Судковского (1850—1885). Другая — сюрприз из бабушкиного сундука, вещь, которая хранилась в моей семье больше пятидесяти лет. Предположительно — Гавриил Кондратенко (1854—1924). Была подарена неизвестным дедушке вместе с карандашным рисунком. Рисунок подписан Кондратенко, поэтому и появилось предположение об авторстве живописной работы.

Для начала картины ждет искусствоведческий анализ. Экспертная контора в «Гелосе» похожа на обычный офис. В просторной комнате несколько столов, на каждом компьютер. Только вот каждое рабочее место завалено не бумагами (хотя и ими тоже), а произведениями искусства. Картины, старинные книги, керамика. Этих завалов на выставку хватит! Но для местных экспертов общение с прекрасным — работа.

У Елены Ермолаевой, специалиста отдела живописи, глаз наметан. Сначала молодой эксперт принимается за Судковского.

— Так, смотрим сюжет. Видите, работа небольшая, маслом. Ночной пейзаж, вода есть, то есть теоретически тема совпадает. Но сразу настораживает, что нет детализации.

Ее рука тянется к нужной книге. Толстое издание — каталог русских художников ХIХ века, выпущенный Третьяковской галереей.

— Смотрите, как детально прорисованы эти работы, — показывает в книге потрясающие марины Судковского, хорошо изученные специалистами. — Здесь же такого нет. Это скорее подмалевок. На переднем плане кустики, деревья только намечены мазками. Домики, а главное, вода, которую так любил прорисовывать художник, на этой работе написаны грубо, как-то наспех.

Принимаемся за красочный слой. Первым делом Елена обращает внимание на то, что нет кракелюров — трещин красочного слоя, которые обычно появляются от времени. И самое главное, невооруженным глазом видно, что подпись кто-то подтирал.

— Не похоже на реставрацию, вообще подписи нечасто реставрируют, особенно на небольших работах, — говорит Лена и тянется за другим талмудом. — Видно, что в области подписи красочный слой тоньше…

Сравниваем с оригинальным автографом художника. Даже дилетанту видна разница. У мастера тонкий почерк, подпись сделана легко и быстро. На нашей же картине подпись — жирными буквами, неаккуратно. Даже наклон письма отличается.

Так что Судковскому прямая дорога на технологическую экспертизу. А что с предполагаемым Кондратенко? Елена внимательно изучает карандашный рисунок и живописную работу, сделанную на шелке. Здесь история сложнее. Рисунок подписан, а картина нет.

— Мы нечасто сталкиваемся с такими случаями, — говорит эксперт. — А главное, подпись на полотне отсутствует. Рисунок и картина могут не иметь к друг другу никакого отношения. В таком случае доказать авторство почти невозможно. Тем более что рисунок ненастоящий.

Вот это да! Ненастоящий? Оказывается, и такое бывает. Дело в том, что если присмотреться — рисунок напечатан, а элементы работы дорисованы карандашом позже. Так часто делали, стараясь придать рисунку вид авторского произведения.

— Рисунок скорей всего действительно конца ХIХ века, — заключает Елена. — А вот картина явно написана профессионалом — это сразу видно. Но скорей всего относится к началу ХХ века.

И все же мало на глазок посмотреть. Нужно отправить полотно химикам!

Живописная «химия»

«Химия» в искусстве — вам не школьная лаборатория. С предварительным заключением и рекомендациями — «на что обратить внимание» — отправляюсь к технологическому эксперту Алексею Черникову.

В небольшой комнате нет колб и дымящихся склянок. При входе огромная картина — ей еще предстоит пройти обследование. В центре композиции — компьютер. А в дальней части комнатушки — гигантский аппарат. Железная громадина на самом деле — последнее слово техники: рентгенофлуоресцентный спектрометр (то есть рентген). Таких в России по пальцам пересчитать, и стоит подобная штука полмиллиона долларов.

— Во многих реставрационных центрах пользуются старыми разрушающими технологиями, — рассказывает начальник отдела экспертизы Алексей Черников. — Скалывают кусочек красочного слоя в разных местах картины, где использованы разные краски. Потом его анализируют различными физико-химическими методами. Так выясняют, что за краска. Конечно, это вредит картине.

На этом аппарате — все проще. Картина кладется на подставку, на интересующий эксперта участок полотна направляется луч. Он сканирует краску и показывает на компьютере химические элементы, содержащиеся в ней. Так выясняется, какая краска. У «химиков» целый прейскурант красок, с пометками, где и в какое время она появилась. Ведь если первые партии титановых белил выпустили только в 1918 году в Норвегии, как ими мог пользоваться художник, писавший в ХIХ веке? На изобретения новых красок в начале ХХ века был настоящий бум. Для современных экспертов-химиков это стало серьезным подспорьем в определении подлинности.

Конечно, если картина реставрировалась, специалисты могли использовать как краски, известные издревне, так и современные. Все это проверяют «химики». И с этого начинается технологическая экспертиза. Чтобы понять, была ли реставрация или другое вмешательство в красочный слой, картине исследуют в ультрофиолете.

— А это не опасно?

— Для картины — нет, для человека — да, — говорит эксперт. — Поэтому нужно надеть защитные очки.

Алексей в них просто терминатор! Зато защищенный. Вообще быть экспертом-химиком — дело небезопасное.

— Как вы стали экспертом? С экспертами-искусствоведами понятно. Ясно, какой факультет заканчивали. А на технологического эксперта где-то учат?

— В институтах — нет, конечно, — улыбается Алексей. — Я химик по образованию. Потом занесло в искусство, о чем не жалею. Бывает и наоборот — искусствоведы осваивают химию. Основное приходит с опытом.

Отгадка — в белилах

Делаем первым делом Судковскому рентген. Сразу видно неладное. Вся работа в ультрафиолетовых лучах как будто зеленая. Значит, старая. А вот в районе подозрительной подписи — фиолетовое подсвечивание. Подтирали, значит.

После исследования в ультрофиолете в ход идет чудо-машина. Пока мы «просвечивали« Судковского, прибор как раз разогрелся. Кладем картину на подставку, садимся за компьютер. С помощью него наводим луч. Алексей целится, чтобы попасть точно в нужную краску, как в тире. Нажимает на зеленую кнопку — выстрел сделан!

Меньше минуты и компьютер выдает данные — целую таблицу Менделеева.

— Черная краска — почти «немая», мало эксперту расскажет, — поясняет Алексей. — А вот белая очень разговорчивая. Судковский предпочитал свинцовые белила. Все его работы, которые проходили через меня, написаны ими. У каждой организации своя база данных на художника.

В нашем пейзаже белила оказались титановые! Художник не мог ими пользоваться.

— Только в 20-х годах такие белила распространились в Европе, а в России ими начинают пользоваться только после Второй мировой войны, — рассказывает эксперт.

Итог однозначный: пейзаж Судковского — подделка. Художник, умерший в ХIХ веке, не мог писать краской, которую тогда еще не изобрели! К тому же подпись на картине явно ненастоящая. Это увидел и искусствовед, и рентген доказал.

Смотрим на чудо-машине картину Кондратенко. Яркие красные маки расцветают на шелке, словно живые.

— Красная краска — это киноварь, — заключает Алексей. — Она известна издревле. А вот, например, кагневый пигмент красного появился только после революции. Так что мы, химики, не можем опровергнуть, что эту работу не написали в ХIХ веке.

Так что по Кондратенко точного ответа дать нельзя. Краска молчит. А без подписи почти невозможно доказать авторство. Так что предполагаемый Кондратенко сомнений у технолога не вызвал, но у искусствоведа экзамен не прошел.

* * *

Возможности подделки картин развиваются вместе с техническим прогрессом. Это как гонка вооружений. Эксперты придумывают новые способы выявления фальшивок. Мастера подделок — новые способы создания псевдошедевров. Подделки живописи становятся особым искусством. Писатели уже увековечили величайших мастеров этого нечестного дела в литературе. Главный герой здесь — Хан ван Меегерен, который не просто подделывал знаменитого Вермеера. Выдав свои работы за утраченное наследие художника, обманщик создал нечто новое в искусстве. Создал нового Вермеера. Таких гениев зла было немало в мировой художественной истории…

Подделки в литературе

Писатели обожают освещать тему худподделок в литературе как одну из самых острых, контрастных. Ведь герой, способный виртуозно подделывать живописные шедевры, всегда не только злодей, но и гений, сложнейшая личность, раздираемая как алчностью, так и талантом.

За последние годы на эту тему выделились две книги — российского и зарубежного авторов. Роман итальянца Луиджи Гуарньери «Двойная жизнь Вермеера» — это полная страстей трагедия о несостоявшемся художнике Хане ван Меегерене. Когда в ХХ веке мир начал сходить с ума по Вермееру, ван Меегерен научился подделывать его картины так, что их за огромные деньги скупают крупнейшие музеи. В его арсенале — редчайшие препараты и необычные соединения веществ, позволяющие штамповать вермееровские шедевры. Но цель — не деньги, а слава. Если не художника, то хотя бы величайшего в истории живописи обманщика.

«Белая голубка Кордовы» — новый роман Дины Рубиной, также сконцентрированный на подделках, но совсем иначе. Герой Захар Кордовин, как говорится, талантлив во всем. Но его живописный гений пошел совсем по другому руслу… Он продумывает и годами прорабатывает провенанс картины того или иного знаменитого мастера, которая вскоре появится из-под руки самого Кордовина. Он ведет тончайшую игру, сплетает кружевные сети лжи — и никто не способен разгадать его. Ватикан радостно покупает шедевр Эль Греко, недавно подсохший в мастерской Кордовина… Так что же тогда подлинный шедевр? — спрашивает Дина Рубина. И далеко ли тогда от шедевра до подделки?

«Московский комсомолец»