История процесса над нацгвардейцем Виталием Маркивым

Апелляционный суд Милана оправдал бойца Нацгвардии Виталия Маркива, осужденного ранее к 24 годам заключения по обвинению в причастности к убийству итальянского журналиста Андреа Роккелли на Донбассе в 2014 году. В среду в Украине приземлился борт вместе с Виталием Маркивым, нацгвардеец вышел из самолета с украинским флагом, поздоровался и поспешил на встречу с Зеленским.

История процесса

Летом 2017 в аэропорту Болоньи итальянские карабинеры задержали украинца Виталия Маркива. Солдат Национальной гвардии прилетел навестить маму, которая живет в Италии почти 20 лет. Маркив жил там с подросткового возраста, у него — итальянское гражданство, однако вернулся в Украину после начала протестов на Майдане, чтобы принять в них участие. В марта 2014 он записался добровольцем в Нацгвардию.

В мае 2014-го он был на фронте, и вместе с сотней других солдат Нацгвардии и Вооруженных сил Украины находился на горе Карачун у Славянска. Там в результате обстрела погибли итальянский фотограф Андреа Роккелли, российский правозащитник Андрей Миронов. В их смерти итальянские правоохранители обвинили украинского нацгвардейца.

В июле прошлого года суд Италии приговорил Виталия Маркива до 24 лет заключения.

Не соглашаясь с приговором, защита Маркива обжаловала его. Слушания в Апелляционном суде присяжных Милана начались 29 сентября, и уже сегодня, 3 ноября, суд должен объявить окончательное решение.

Защита нацгвардейца представила в суде новые доказательства, материалы и экспертизы украинского следствия, а также документальный фильм «Между двух огней» (рабочее название — «Не в том месте, не в то время»). Сюжет фильма строится на расследовании украинских и итальянских журналистов об обстоятельствах гибели итальянского фотографа и делают вывод, что доказательств несомненной вины Маркива нет.

Журналистка Ольга Токарюк освещает дело Маркива более трех лет и совместно с итальянскими коллегами работает над этим фильмом, полная версия которого должна выйти в конце года. Она прочитала сотни страниц материалов судебного дела и на их основе, а также на основе фактов, которые установили журналисты в ходе расследования, воспроизводит в статье для издания «Ґраты» обстоятельства гибели Роккелли и Миронова, а также анализирует показания ключевых свидетелей и самого Маркива в суде. 

Начало. Май 2014. Гибель журналиста Роккелли и правозащитника Миронова

В мае 2014 Славянск уже месяц находился под контролем пророссийских боевиков во главе с бывшим офицером ФСБ России Игорем Гиркиним и местными сепаратистами. Они заняли административные здания, в помещении СБУ устроили свой штаб. В его подвале — застенок, где удерживали проукраинских активистов, журналистов и порой просто случайных людей, представители так называемой «ДНР». В этом же подвале конце апреля три дня провел американский журналист Саймон Островский после задержания боевиками за то, что «ставил неудобные вопросы», как он это потом сам объяснял, самопровозглашенному мэру Славянска Вячеславу Пономареву. Благодаря международному огласки Островского освободили довольно быстро. Однако в подвалах еще оставались украинские журналисты.

Их и американских репортеров сепаратисты считали враждебными, и они практически не могли работать в Славянске. Однако там оставались российские журналисты, корреспонденты крупных западных агентств, а также журналисты-фрилансеры, многие из них из Франции и Италии. Среди них — итальянский фотокорреспондент Андреа Роккелли, который работал вместе с известным российским правозащитником Андреем Мироновым. Тот, помогал итальянцу с переводом. Они уже вместе работали в Чечне, и снова это делают в Славянске: ходят в гости к местным жителям, скрываются вместе с ними в бомбоубежищах, берут интервью для «Новой газеты» и у тех жителей Славянска, кто обвиняет в обстрелах украинскую армию, и у тех, кто считает, что войну на Донбассе развязал Путин.

На вершине над оккупированным Славянском — горе Карачун — блокпост украинских военных. Вооруженные силы Украины удерживали высоту, а Национальная гвардия, сформированная в значительной степени из добровольцев с Майдана, охраняла телевизионную антенну. Они должны были помешать сепаратистам захватить ее, чтобы те не смогли распространять на регион российскую пропаганду. Боевики пытались отбить стратегическую высоту, поэтому обстрелы горы Карачун — и ответ украинских сил оттуда — во второй половине мая стали все более мощными.

Дорога, ведущая на гору со стороны Славянска, была заблокирована так называемым «бронепоездом» — товарным поездом, который боевики использовали как баррикаду и прикрытие для обстрелов Карачуна. Его расположили в нескольких сотнях метров от двух фабрик керамики — «Зеус керамика» и «Керамические массы Донбасса», помещения которых также заняли сепаратисты. В первые недели мая железнодорожный переезд и боевиков, которые прятались за ним, часто снимали журналисты, в частности, фотограф AFP Василий Максимов. Однако где-то с середины мая ездить туда стало слишком опасно — усилились перестрелки, а тяжелая артиллерия работала уже не только ночью, но и днем. Боевики отходили с «бронепоезда» на свои базы на фабриках керамики и в «зелёнку» неподалеку.

23 мая итальянский фотокорреспондент Андреа Роккелли вместе с российским правозащитником Андреем Мироновым гостили у семьи из Славянска, которая жила в районе Строймаш, недалеко от железнодорожного переезда. Они поднимались на крышу их дома, пытаясь в бинокль разглядеть Карачун. Им было интересно подойти как можно ближе к горе, вспоминали местные уже 5 лет спустя, в интервью они добавляли, что уговаривали Роккелли и Миронова не делать этого, ведь там слишком опасно.

24 мая около 5 утра состоялась мощная перестрелка в этом районе между двумя сторонами: боевики обстреливали Карачун, украинские военные отвечали. После обеда в тот день, около 16:30, Роккелли, Миронов и их французский коллега, фотограф Уильям Рогелон сели в такси у гостиницы «Славянск» и попросили водителя поехать к фабрике «Зеус керамика».

Вот как разворачивались события дальше — их ход воспроизведён на основе показаний свидетеля Рогелона и интервью журналистов для фильма с еще двумя непосредственными свидетелями тех событий, водителем такси и гражданским мужчиной, выживших во время того обстрела.

Автомобиль такси Daewoo Nexia проехал фабрику «Зеус» и остановился за поворотом, на дороге, ведущей к железнодорожному переезду. Журналисты, которые на себе не имеют бронежилетов с надписью «пресса» или шлемов, отправились в направлении «бронепоезда». Миронов, Роккелли и Рогелон одеты в гражданскую одежду, фотографы имеют камеры на шее, у Миронова в руках — полиэтиленовый пакет. С левой стороны дороги, по которой они ехали, — изуродованные снарядами стены фабрики «Зеус», с правой — ров три метра в глубину, вдоль которого росли деревья.

Приблизившись за несколько десятков метров до поезда, журналисты начали его фотографировать, а также антенну на Карачуне, которую видно за ним. Это продолжалось несколько минут. Таксист, которого зовут Евгений Кошман, ждал их возле машины. Других людей они не встречали. Ситуация выглядела довольно спокойной.

Вдруг с другой стороны поезда появился неизвестный мужчина в спортивном костюме. Он предупредил журналистов об обстреле. Сразу после этого начали раздаваться выстрелы из легкого оружия — автомата Калашникова (АК). Журналисты вместе с таксистом и этим незнакомым мужчиной — решили спрятаться в канаве вдоль дороги.

Пока они сидели во рву, Роккелли делал фото, а камера Рогелона, которая лежала на земле, записывала разговор между Андреем Мироновым и таксистом Кошманом.

На этом видео, которое было представлено в суде в качестве доказательства обвинения, слышно одиночные выстрелы неподалеку.

Таксист: А это что было?

Миронов: Это перестрелка. С «калашникова» одиночными стреляют.

Таксист: А где это?

Миронов: Где? С двух сторон. Мы попали внутрь. Кто-то здесь сидит и стреляет из того, что у него есть. С вышки [неразборчиво] из пулеметов тяжелых, минометов. Здесь также где-то миномет есть рядом.

Выстрела из «калашникова» менялись выстрелами из тяжелой артиллерии. Обстрел становился все ближе ко рву, где прятались Рокелли и Миронов. В общем длился около 20-30 минут. Вследствие него Роккелли и Миронов получили тяжелые ранения из миномета. Они погибли на месте.

Уильям Рогелон был легко ранен в бедро. Водитель и человек в штатском не пострадали. Оправившись от шока, эти двое выбрались из рва и скрылись на припаркованном неподалеку такси. Рогелон остался.

Французский фотограф услышал, как какие-то люди спускаются в ров, в его направлении раздавались выстрелы. Он прокричал: «Я журналист!», после чего выстрелы прекратились. Он выбрался из рва и начал идти, подняв руки с фотоаппаратом вверх, в направлении фабрики «Зеус керамика». Там он встретил нескольких вооруженных боевиков, которые стреляли в воздух из автоматов и показывали ему, чтобы он уходил. Он остановил автомобиль на перекрестке и уехал. Вслед машине стреляли автоматными очередями.

Три года спустя. 30 июня 2017. Арест Маркива

В июне 2017 суд отправил Маркива под арест, а местные газеты вышли с кричащими заголовками: «Задержан убийца Роккелли».

Прокуратура города Павия выдвинула Маркиву обвинения в убийстве фотожурналиста Андреа Роккелли и его переводчика и российского правозащитника Андрея Миронова.

Основание — «признание», которое Маркив якобы сделал еще три года назад в разговоре с журналисткой итальянского издания Corriere della Sera Иларией Морани. В статье, вышедшей на следующий день после гибели Роккелли и Миронова, — 25 мая 2014, журналистка-фрилансерка цитировала анонимного капитана украинской армии:

«Обычно мы не стреляем в направлении города и по гражданским, но когда видим движение, заряжаем тяжелую артиллерию. Так произошло с автомобилем двух журналистов и переводчика. Отсюда мы стреляем на расстояние полтора километра ».

Следователи, прокурор, а впоследствии суд трактовали эту цитату как спонтанное признание вины Маркивым.

Сначала следствие ему инкриминировало то, что он собственноручно стрелял в Роккелли, Миронова и ещё одного фотографа – француза Вильяма Рогелона, который получил лёгкие ранения и выжыл. Затем следователи утверждали, что Маркив стрелял уже из миномета. В конце концов ему изменили обвинения в «соучастии в убийстве». Это произошло после того, как следствие получило официальную информацию из Украины, Маркив была не капитаном, а простым солдатом, а Нацгвардия на Карачуне, в отличие от Вооруженных сил, не имела в распоряжении минометов.

Адвокатом Маркива стал известный юрист Раффаэле делла Валле, который прославился в Италии благодаря делу Энцо Тортора — журналиста, несправедливо осужденного в восьмидесятые за связи с мафией. Делла Валле добился его освобождения из тюрьмы. Он просил выпустить Маркива под домашний арест в ожидании суда, однако получил отказ. Более того, украинца перевели в тюрьму строгого режима в Милане, заподозрив его в планировании побега на основе жалобы сокамерника.

Через год, в июле 2018, начался процесс над Маркивым в суде присяжных города Павия, расположенного в 40 км от Милана. Согласно. с итальянским законодательством, суды происходят по месту жительства или потерпевшей стороны или подозреваемого. Поскольку Маркив с 2013 года не жил в Италии, суд решили проводить в родном городе Роккелли, где живут его родители и где уже во время слушаний одну из площадей назвали его именем.

Судебные заседания были открытыми, поддерживать Маркива на слушания приезжали украинцы со всей Италии. Однако в итальянской прессе выходили статьи, называли их «праворадикалами» и обвиняли в том, что их участие оплачено посольством Украины в Италии. В общем освещение судебного дела против Маркива в популярных итальянских изданиях было однобоким — журналисты цитировали только позицию стороны обвинения, не давая слово защите украинца, а его самого и украинских военных часто называли националистами и даже нацистами.

Июль 2018 — июль 2019. Суд первой инстанции

С июля 2018 по июнь 2019 состоялось 17 судебных заседаний по делу Маркива. Сначала заслушали экспертов-баллистов. Они заявили в суде, что невозможно точно установить тип оружия, от которого погиб Роккелли, но скорее всего это миномет. Также допросилы, тогдашнего посла Италии в Италии, который рассказал о предупреждении итальянским гражданам в тот период не приближаться к зоне под Карачуном. Свои показания дал владелец фабрики «Зеус керамика» — по стечению обстоятельств, итальянец — который сообщил о том, что фабрика на тот момент была занята боевиками.

Ключевых заседаний суда в Павии, на которых выступали главные свидетели и были озвучены основные доказательства, было три. Это допрос свидетеля событий — французского фотографа Уильяма Рогелона, которому удалось выжить во время обстрела; допрос журналистов, которые общались с Маркивым после гибели Роккелли; и допрос подозреваемого нацгвардейця.

На них стоит остановиться подробнее, ведь именно эти показания, — среди которых отсутствуют прямые доказательства его вины, — легли в основу противоречивого приговора Маркиву.

Допрос Уильяма Рогелона. 30 ноября 2018

Французский фотограф Вильям Рогелон — единственный очевидец обстрела, в котором погибли Роккелли и Миронов, допрошен итальянским судом. Двух граждан Украины — водителя Евгения Кошмана и гражданского по фамилии Толстый, которого журналисты встретили у переезда — итальянские следователи решили не допрашивать. Однако с ними пообщались журналисты во время съемок документального фильма: эти показания помогли установить хронологию событий 24 мая.

Во время допроса в ноябре 2018 Рогелон путался в датах, противоречил сам себе, но он был убежден, что в него стреляли украинские военные, и делали они это намеренно. Хотя напрямую свидетель никого не обвинил

Рогелон в суде рассказал, что познакомился с фотографом Роккелли и правозащитником Мироновым в гостинице «Славянск», где они вместе жили. Проведя вместе ночь на блокпосту сепаратистов, они начали тесно общаться.

24 мая Рогелон долго спал в гостинице и спустился пообедать после 14 часов. Там он увидел, что Роккелли и Миронов собирались ехать к железнодорожному переезду, поэтому предложил поехать с ними и разделить расходы на такси.

Перед тем, как садиться в такси, по словам Рогелона, Миронов полчаса общался с кем-то по телефону, выясняя вопрос безопасности. Впоследствии они сели в припаркованное возле гостиницы такси и поехали к фабрике «Зеус керамика».

У группы журналистов не было с собой бронежилетов с надписью «пресса». Рогелон объяснил, что слышал, что их на блокпостах воруют украинские военные, поэтому решил обойтись без жилета. Через 10-15 минут после их прибытия к железнодорожному переезду ситуация была спокойной. Впоследствии из-за поезда вышел «напуганый человек в спортивном костюме» и сказал что-то вроде «снайпер». Послышались выстрелы, которые, по убеждению Рогелона, доносились слева, так как ударялись о стены фабрики. После этого они все решили спрятаться в канаве, где их обстреливали сначала из стрелкового оружия, а затем с минометов.

Рогелон свидетельствовал, что не знает точно, стреляли ли из Карачуна, но имеет «личное убеждение», что это не были пророссийские боевики. Хотя в своих предыдущих показаниях Рогелон говорил, что не знает, с какой стороны стреляли.

Свои показания в суде он обосновал тем, что выстрелы не могли доноситься с фабрики, ведь она была окружена стеной.

А также тем, что сепаратисты хорошо относились к журналистам.

«Пророссийские [боевики] хотели рассказать о своей ситуации. Они никогда не нападали на журналистов, на их стороне с журналистами ничего плохого не происходило. Мы ели с ними вместе, пили кофе. Пока мы не заходили на их базу, все было хорошо, они вели себя спокойно «, — говорил Рогелон в суде.

«Когда мы прибыли, то не видели русских у фабрики. Когда я бежал, они в меня не стреляли. Они не мешали мне лечиться в госпитале «, — убеждал свидетель.

В этом вопросе Рогелон противоречит своим показаниям.

Он заявил в суде, что после завершения минометного обстрела, когда он увидел, что Роккелли и Миронов погибли, и пытался сам выбраться из рва, то услышал хруст веток и две автоматные очереди неподалеку. По его словам, он закричал «журналист» и выстрелы прекратились. Рогелон не видел, кто эти люди, которые пытались спуститься в ров.

Но он говорил также, что когда он вышел из рва и пошел в направлении фабрики, то встретил «четырех пророссийских солдат», которые стреляли вверх и показывали ему убираться прочь. Авто, которое он остановил на перекрестке, также обстреляли автоматной очередью — Рогелон вспоминает, что водитель был этим недоволен, и он дал ему денег, чтобы возместить убытки. Относительно украинских солдат, он говорит, что видел их только на блокпосту на въезде в Донецк. В Славянске француз вообще не видел ни одного украинского военного. К тому же Рогелон не знает и никогда до суда не видел Виталия Маркива.

Суд решил, что люди, которые спускались в ров к Рогелону, стреляя в воздух, были украинскими военными. Однако наше журналистское расследование доказывает, что это невозможно: украинские солдаты находились на Карачуне на расстоянии около 1700 метров и не могли бы спуститься и зайти на контролируемую боевиками территорию без угрозы для жизни.

В конце концов, Рогелон заявил, что группу журналистов расстреливали умышленно.

«Я считаю, что нас взяли на мушку. Мои фото и фото Андреа показывают, что нас было видно. Я считаю, что был умысел убить нас. Ведь обстреляли наше авто. Не было предупредительных выстрелов, нас хотели убить во рву минометными снарядами «, — сказал он в суде.

Фотограф говорил очень эмоционально. Несколько раз вспоминал, что думал тогда, что умрет, и чувствовал себя очень плохо. Однажды переводчица была вынуждена сделать паузу из-за того, что заплакала.

Рогелон также отметил, что по своему иску к Гарантийному фонду Франции он первый получил возмещение и статус гражданской жертвы, получившей ранение при исполнении профессиональных обязанностей. Он выиграл гражданский иск, в котором указано, что «он стал жертвой нападения со стороны военных, атаковавших его умышленно и без всякого предупреждения». Рогелон добивался возбуждения и уголовного дела, однако французская полиция не увидела для этого оснований.

14 декабря 2018 Допрос пяти журналистов

В суде свидетельствовали автор статьи в Corriere della Sera Илария Морани и фотограф Марчелло Фаучи. На основании телефонного разговора Фаучи с Маркивым Морани написала свой текст. Также дала показания фотограф Франческа Вольпи, которая общалась с Фаучи сразу после того звонка. Кроме того, свидетельствовали фотограф Андреа Карубба, который за неделю до гибели Роккелли и Миронова попал под минометный обстрел на том же железнодорожном переезде, и журналистка Микела Яккарино, которая тогда находилась в Славянске и знала Роккелли и Маркива.

Ключевыми были показания Иларии Морани и Марчелло Фаучи.

Автор статьи в Corriere della Sera заявила в суде, что в Украине работала как журналистка-фрилансерка и предлагала свои материалы изданиям, готовым их приобрести. С фотографом Марчелло Фаучи она познакомилась в Украине и у них сложились дружеские отношения, которые они поддерживают до сих пор.

Автор статьи в Corriere della Sera свидетельствовала в суде, что статья написала на основе разговора фотографа Фаучи, с которым она имеет дружеские отношения, и Маркива. Сама она с Маркивым не была знакома — он был контактом Фаучи. Фотограф звонил Маркиву и раньше, чтобы узнать о ситуации на фронте. По ее словам, разговор между Маркивым и Фаучи состоялся в баре в Донецке на следующий день после гибели Роккелли и Миронова, и велся на итальянском и английском языках. Морани, которая была рядом с Фаучи во время его звонка Маркиу, заявила, что делала заметки того разговора, которые затем трансформировала в статью, однако копию этих заметок не предоставила. В суде она сказала, что в статье «полностью, но может не дословно» передала содержание разговора Фаучи с Маркивым.

«Мы спросили нашего» информатора «, имеет ли он новости о том, что произошло предыдущего дня. Этот человек сказал … Мы спросили его, где он, он в Киеве — ведь военные часто меняют дислокацию и порой не могут сказать, где они находятся. Он ответил, что он на месте, то есть на башне, у телевизионной башни в Славянске, и чтобы мы не ехали, что это место, куда не стоит ехать, опасно, и они как военные стреляли во всё, что двигалось на прилегающей территории на расстоянии 1-2 километров — сейчас я не помню — и то же случилось, когда они увидели машину, которая привезла журналиста и переводчика «, — рассказывала журналистка.

На вопрос следовалоли из разговора, что Маркив был «капитаном», как его назвала Морани в статье, она ответила, что у нее сложилось такое впечатление, потому что он называл других солдат «мои ребята». С этого она сделала вывод, что он имел командные функции.

Морани также заявила в суде, что она и другие журналисты знали, что Андреевка и Карачун были самыми опасными местами в то время в Украине, поэтому не собирались ехать туда даже после гибели Роккелли. Она сказала, что с фото и рассказов других журналистов ей было известно об агрессивных действиях в отношении гражданского населения со стороны обеих сторон — и боевиков, и украинских военных. В то же время она вспомнила, что получила от украинских солдат бронежилет в подарок во время одного из своих визитов в Украину в 2014-м.

Марчелло Фаучи — фотограф, который знал Виталия Маркива со времен Майдана — изложил в суде версию событий, которая отличалась от показаний Морани. Он с десяток раз употреблял фразу «не помню», когда его спрашивали о содержании статьи. — Прокурорам, адвокатам и судьям приходилось несколько раз переспрашивать, чтобы добиться от него ответа. Он рассказал об обстоятельствах своего знакомства с Маркивым — сказал, что это произошло во время протестов на Майдане. С тех пор Маркив был для Фаучи ценным источником информации.

«Он для меня был контактным лицом, скажем так, фиксером, которого я имел на Майдане, хорошим контактом. Потому что он помогал мне ориентироваться и знал, куда можно пойти, чтобы сделать фото. Ведь без этой информации я не мог работать. Я общался с ним неоднократно, когда был на Майдане, даже не знаю, сколько раз «, — сообщил Фаучи в суде.

Фаучи и Маркив продолжили общаться и после того, как украинец поступил в Нацгвардию и ушёл на фронт. Итальянец звонил ему, чтобы узнать о ситуации в Славянске.

«Я разговаривал с ним несколько раз в предыдущие дни по той простой причине, что, находясь в Донецке, хотел узнать, было ли возможно приблизиться к той зоне. И он постоянно говорил мне, что туда очень опасно приближаться «, — объяснил фотограф.

В суде Фаучи заявил, что разговор, который лёг в основу статьи, была инициативой Иларии Морани, которая попросила его узнать информацию о событиях того дня и гибель Роккелли и Миронова. Фаучи, как и Морани, несколько раз подчеркивает, что между ними сложились дружеские отношения.

«Это не был мой звонок, это был — как бы сказать — способ помочь Иларии написать статью, и, прежде всего, узнать, что происходит. Я помню … не могу сказать точно, что звучало во время этого разговора, потому что прошло много времени. В том смысле, что помню те вещи, то есть факт того, что были боевые действия и так далее», — сказал свидетель.

Фаучи в суде очень уклончиво отвечал на вопрос о содержании разговора с нацгвардейцем. Он в частности не смог вспомнить слов Маркива, что украинские военные якобы обстреляли журналистов, как это утверждала Морани.

«Во время этого разговора он [Маркив] сказал, что в тот день были очень мощные боевые действия, было вот так … После этого … я даже не могу сказать, сколько длился тот звонок. Но я точно помню, это то, что речь шла о интенсивных боевых действиях», — так Фаучи описывал суда содержание разговора.

«Он ответил мне … я говорю, может Илария лучше помнит, потому что она писала, он ответил типа, «не имеет конкретной информации о человеке, который был ранен, но знает, что шли перестрелки и боевые действия, и вероятно, есть погибшие »», — говорил свидетель.

На уточнение прокурора к Фаучи, по его мнению содержание статьи соответствует ли содержанию того разговора, который журналистка слышала по громкой связи, Фаучи ответил: — Более-менее да. Более или менее да».

Прокурор также хотел знать, во время разговора Фаучи и Маркива, было ли уже «известным фактом» то, что журналист и правозащитник погибли?

«Я думаю да. Думаю, да «, — ответил свидетель.

Председатель суда также спросил, помнит ли Фаучи разговор с Маркивым «в общем»? Тот ответил, что помнит лишь основные моменты. Затем судья спросил у свидетеля, помнит ли тот общий смысл, приведенный в статье. Тот ответил, что «да, описание боевых действий, да».

Председатель суда: — Да, но в статье есть еще кое-что.

Фаучи: — Об этом я, честно говоря, не помню.

Председатель суда: — Хорошо.

Во время перекрестного допроса адвокаты защиты обратили внимание, что на допросе во время досудебного следствия он практически слово в слово пересказал статью Морани, говоря о содержании разговора с Маркивым. Адвокаты защиты подчеркнули, что Фаучи тогда давал показания уже после того, как ему зачитали статью Морани. В свидетеля спросили, Морани, которая в 2017-м ходила на допрос раньше него, рассказывала ему о содержании своего разговора со следователями — что могло бы повлиять на его версию событий, особенно, учитывая дружеские отношения между ними. Фаучи на это заявил, что знал в общем о показаниях Морани, но не их конкретное содержание.

В суде также выяснилось, что Фаучи поддерживал контакты с Маркивым и после тех событий. Он рассказал, что в сентябре 2014 года получил от Маркива в подарок бронежилет, когда навещал его в госпитале в Киеве.

Фотограф Франческа Вольпи, в свою очередь, дала показания, что спустилась в бар после того, как Фаучи и Морани уже поговорили с Маркивым. По ее словам, Фаучи передал ей содержание того разговора:

«Он сказал: -«Я говорил с моим контактом, и он говорит, что в ту зону не стоит приближаться, потому что там стреляют в радиусе двух километров». Это то, что я помню «, — сказала она в суде.

Итак, Вольпи тоже не подтвердила приведенные в статье Морани слова Маркива о нападении на журналиста и переводчика. С допроса этих свидетелей получается, что кроме Морани, этого никто больше не слышал.

Важными в этом контексте есть показания журналистки Микеле Яккарино, для которой Маркив тоже был контактом и источником информации. Она вместе с Франческой Вольпи общалась с ним на блокпосту 2 мая, когда украинские военные заходили на Карачун. Для нее, как и для Фаучи, он затем стал контактным лицом среди украинских солдат в Славянске.

Яккарино одной из первых узнала о ранении Роккелли, и в тот же день она начала звонить своим контактам, чтобы получить больше информации. В суде она дал показания, что 24 мая с этой целью звонила Маркиву. Однако единственное, что он ей сказал — не приближаться к Карачуну, «бежать, потому что происходило … ситуация ухудшалась и надо было бежать. То есть уезжать из Славянска».

Прокурор: Во время этого разговора вы говорили о конкретных фактах? Об атаке, ранениях журналистов? О журналистах, которых вы искали?

Яккарино: Я всего точно не помню, но помню, что мы говорили о военной ситуации, которая усугублялась с каждым днём, и мне стоило уезжать».

Последний из свидетелей-журналистов — фотограф Андреа Карубба работал в Славянске в тот период вместе с Микеле Яккарино и еще двумя итальянскими коллегами. Они обычно перемещались группой на такси. В своих показаниях в суде он рассказал, что 24 мая за обедом в гостинице «Славянск», где они все жили, Роккелли и Миронов выражали намерение ехать к железнодорожному переезду под Карачун. По его словам, их группа журналистов ехать туда не хотела, ведь это было слишком опасное место.

По словам Каруббы, примерно за 10 дней до гибели Роккелли и Миронова он также попал под артиллерийский обстрел возле железнодорожного переезда в районе Андреевки. Это произошло тогда, когда он разговаривал у «бронепоезда» с пророссийскими боевиками — прилетел снаряд, который упал в нескольких метрах от него.

«Когда я разговаривал с людьми там, артиллерийский снаряд попал в поезд. Я лег на землю и сделал фото, которое есть на моем сайте, на нем виден дым, поднимающийся из поезда, и бегущих людей, с которыми я только что разговаривал. Это было место, о котором мы знали, что быть там рискованно. До этого обстрела там было гораздо спокойнее. После него я начал понимать, что это было очень опасное место. Хотя мы продолжали туда возвращаться», — рассказывал Карруба.

По его сведениям, в последний раз он побывал у переезда 17 мая. Тогда ситуация в той зоне стала уже очень горячей.

«Все выглядело совершенно по-другому. Поезд был полностью изувечен выстрелами. Дорога была усеяна следами от взрывов снарядов. Тогда мы сказали «едем, потому что в этом месте действительно очень опасно», и больше не возвращались. Поэтому в то утро [24 мая], когда мы говорили с Энди и Андреем и услышали выстрелы из гаубиц, сказали им: «Смотрите, мы туда не поедем, там нечего снимать», вот так», — рассказал Карруба суду.

15 марта 2019. Допрос Маркива

Допрос подозреваемого продолжался фактически целый день.

Маркиву показывали фото и видео — как с его гаджетов, изъятых при аресте, так из открытых источников в интернете, — и просили их прокомментировать. Много времени прокурор уделил попыткам идентифицировать других украинских военных, находившихся тогда на Карачуне и зафиксированы на фото и видео. Однако Маркив отказался это делать, сославшись на то, что эти люди до сих пор являются военными и он не имеет разрешения разглашать их персональные данные, иначе рискует понести преследования в Украине.

В конце концов сновные вопросы прокурора и председателя суда сосредоточились вокруг того, какую позицию занимал Маркив на Карачуне, какими были его функции и каким оружием он располагал.

Обвинение определило, позицию Маркива как ту, которая зафиксирована на сделанном им видеоселфи 8 июня 2014 года — где видно также железнодорожный переезд и фабрику «Зеус керамика».

Во время допроса Маркив однако заявил, что он там не был дислоцирован, и это видео он сделал в свое свободное время. По его словам, мимо зафиксированной на видео позиции приходилось часто проходить дорогой в туалет, поэтому он снял там это видео. Его же позиция располагалась в 150 м от нее и оттуда, утверждал Маркив, не было видно ни переезда, ни фабрики.

«Моя позиция выходила на село Андреевка, на сады, позиции моих коллег выходили на «зелёнку» в направлении железнодорожной станции, которая была базой террористов», — заявил он в суде.

Относительно собственных функций на Карачуне, Маркив дал показания, что был простым солдатом Нацгвардии, а не командиром, как его представили в статье Морани. А говоря журналистам о «своих людях», он имел в виду коллег-солдат, а не подчиненных.

«Моей задачей было охранять доверенную мне территорию. А также сообщать по рации, когда я видел движение, отвечать на огонь, когда меня атакуют… Если я вижу движение, людей, которые передвигаются — только в моем секторе ответственности, то сообщаю командиру по рации. Затем он мог передать при необходимости эту информацию ВСУ «, — обьяснил Маркив.

Адвокат семьи Роккелли Алессандра Баллерини расспрашивала Маркива, передавал ли он когда-либо информацию о передвижении подозрительных людей возле фабрики «Зеус керамика» или железнодорожного переезда. Маркив ответил ей, что нет, потому что с его позиции в окопе он физически не мог их видеть.

Адвокат Баллерини: Даже с биноклем?

Маркив: Нет. Потому что мне пришлось бы выйти из окопа, поставив свою жизнь под угрозу.

Адвокат Баллерини: Мы видели на видео, что вы охотно и часто выходили из своей позиции.

Маркив: Да, но я никогда не выходил за пределы оборонительной линии. Я никогда не передавал координаты у вагонов и железнодорожного пути.

Украинец дал показания на суде, что на Карачуне находилось 40-45 солдат Нацгвардии, которые дежурили на 4-5 позициях, сменяя друг друга группами по двое каждые четыре часа. По его словам, Нацгвардия на Карачуне имела на вооружении только стрелковое оружие, а у него самого был АК-74 с коллиматором — прибором ночного видения без оптического увеличения. В то же время он подтвердил, что расположены в соседнем секторе на холме Вооруженные силы Украины имели на вооружении минометы.

Прокурора и судью интересовал тот факт, почему Маркив — один из немногих солдат, который на фото носит на себе рации, а иногда даже две. Он пояснил, что рации служили для связи с командующим его батальоном Богданом Маткивским, чтобы получать приказы или передавать указания.

«В том смысле, что когда я вижу движение, то обязан передать моему командиру, что в таком-то секторе, на таком-то расстоянии я вижу движение».

Он обьяснил, что только командующие Нацгвардии, а не простые солдаты могли коммуницировать с военными ВСУ на Карачуне, с помощью рации с кодифицированным каналом, которой у него не было.

Во время допроса украинца ни разу не спросили, что он делал 24 мая 2014-го, в день гибели Роккелли. Во время журналистского расследования удалось выяснить, что по крайней мере за час до гибели журналистов Виталий Маркив не был на позиции, а разгружал гуманитарную помощь, которую в Карачун каждую субботу доставляли волонтеры. Он был их контактом на холме. Также нашли фото, которые это подтверждают.

Зато много говорили о разговоре с журналистами, который лег в основу статьи, которую использует обвинение. Нацгвардиец дал показания, что узнал о гибели Роккелли и Миронова во время звонка от Фаучи. И прокурор, и судья несколько раз переспрашивали его об этом, иногда не очень корректно.

Председатель суда: Вопрос такой: об этом событии вы, — как говорит Фаучи — уже знали, когда он звонил, или не знали, вы упали с груши или яблони, которые там росли?

Маркив: О смерти журналистов я не знал, узнал от Марчелло Фаучи.

Прокурор: Фаучи врет, когда это говорит?

Маркив: Фаучи даже там не был. Я не помню весь этот разговор, потому что он был коротким, помню отдельные части. Он спросил меня, знаю ли я что-то о гибели двух журналистов. Я не смог ему ответить, потому что, во-первых, я не знал, во-вторых, он даже не сказал, где это произошло.

Маркив также дал показания, что в разговоре с Фаучи предупреждал его не приближаться к железнодорожному переезду и фабрике.

«Марчелло также спросил, может ли он приехать провести расследование, и я совершенно не советовал ему этого делать, ведь это была нестабильная зона, обстрелы постоянно усиливались, я волновался за его жизнь и безопасность, потому что мы дружили со времен Майдана. И поэтому сказал: не едь сюда, потому что здесь хаос», — рассказал Маркив. Он также подтвердил, что виделся с Фаучи после тех событий, и что выполнил его просьбу заполучить и подарить ему бронежилет.

Судьи и обвинение рассматривали гибель Роккелли не как трагедию, которая произошла на фронте, в горячем месте в Славянске, а как умышленное убийство при обычных условиях. О непонимании ситуации в Украине свидетельствуют и фактологические ошибки в приговоре — в частности, фраза, что «сепаратистские движения на Донбассе сформировались после провозглашения Украиной независимости в 2014 году». В зале суда прокурор путал БТРы и танки, а судья однажды назвала журналистов, работавших в Славянске, «просоветскими» вместо «пророссийских».

Прокурор и адвокат семьи Роккелли приводили фото с гаджетов Маркова — часто те, на которых его самого не было, цитировали его перехваченные разговоры с сокамерниками (эти цитаты впоследствии были опровергнуты, как ложные). Украинских военных в Донбассе обвинение описывало как преступников, которые убивают гражданское население, сторонников крайних правых сил. В суде показывали сюжеты российского телеканала RT, а также цитировали документы с сайта «Русская весна», который имел целью дискредитировать украинских военных — свидетелей защиты.

В зале суда показали несколько фотографий — на одной из них был изображен мужчина, который лежал в багажнике с мешком на голове. Маркиву пришлось объяснять, что это фото было сделано в 2017 году, на нем человек, который ходил возле украинских позиций и был задержан по подозрению в шпионаже. Маркив дал показания, что человеку надели на голову мешок, чтобы он не видел дороги, по которой его везли на базу для выяснения обстоятельств. По словам нацгвардейца, потом этого человека передали в СБУ, и есть якобы другие фото, которые подтверждают, что против него не применяли насилия.

Также показали фото «жертвы пыток» со стороны украинской армии. Уже во время апелляционного суда выяснилось, что этот человек — гражданин Украины, который оказался живым. Он направил письмо к судьям с опровержением тезисов обвинения, объясняя, что на фото он просто спит после шумной гулянки.

Еще на одном фото с телефона Маркива, которое обвинение продемонстрировало суду присяжных, изображены украинские солдаты, которые держат в руках флаг со свастикой. Маркива на фото нет, однако он рассказал, что его прислали другие военные, которые изъяли нацистскую символику на базе пророссийских боевиков.

Адвокат родственников Роккелли Баллерини процитировала в суде два документа: отчет ОБСЕ о ситуации со свободой слова в Украине в ноябре 2013-мае 2014 года, а также письмо к новоизбранному президенту Порошенко от правозащитной организации Human Rights Watch от 6 июня 2014. В этих документах, как заявила адвокат потерпевших, говорится о многочисленных атаках на журналистов в Украине якобы со стороны украинских сил, а также об обстреле украинскими военными гражданских под Славянском. На самом деле в отчете ОБСЕ говорится, что большинство из перечисленных 300 нападений на журналистов произошли на контролируемом боевиками Донбассе, а в письме правозащитников написано, что сепаратисты первыми стреляют по украинским позициям на Карачуне из жилых кварталов, и жители страдают от ответных ударов. Маркив заявил, что не знаком с этими документами.

В допросе Маркива также принял участие адвокат журналистских организаций, выступивших в суде гражданскими истцами, в частности один из них Джулиано Пизапиа попросил Маркива подтвердить, говорил ли он фразы, приведенные журналистами или записанные во время его разговоров с сокамерниками:

Говорил ли он, что они стреляют из Карачуна по всему, что движется, в радиусе двух километров?

— Нет.

Говорил ли он «мои солдаты»?

— Да, но в значении «коллеги».

Говорил ли он, что они убили итальянца?

— Нет.

Говорил ли он «мы замочили репортера?»

— Нет.

На эту фразу, которую якобы Маркив сказал своему сокамернику 1 июля 2017-го, на следующий день после ареста, еще раз обратили внимание уже в апелляции — по требованию стороны обвинения. Прокуратура попросила заново отслушать и сделать ее перевод, а защита добилась того, чтобы был переведен весь разговор, а не одну фразу. С перевода, который представили на заседании апелляционного суда 15 октября 2020, следует, что Маркив на самом деле сказал:

«В 2014 году в Украине замочили репортера, а теперь это мне шьют».

Эпилог. Приговор суда присяжных. 12 июля 2019

12 июля 2019 года суд присяжных города Павия вынес приговор по делу Маркива.

Сам Маркив не признал своей вины, а в заключительном слове сказал, что был простым солдатом и доверяет итальянскому правосудию.

Несмотря на это, украинского нацгвардейца признали виновным в причастности к убийству, совершенному в сговоре с группой лиц, фотографа Андреа Роккелли, переводчика Андрея Миронова и ранению Вильяма Рогелона. Маркива приговорили к 24 годам тюрьмы — суд дал ему больший срок, чем требовал прокурор, который просил 17 лет.

Суд согласился с позицией обвинения, Маркив, находясь на позиции 24 мая 2014, узнал журналистов на дороге с железнодорожным переездом и передал их координаты командующим Нацгвардии. Те, в свою очередь, проинформировали об этом ВСУ, которые умышленно расстреляли журналистов из минометов. По мнению присяжных, Маркив также прицельно стрелял по группе журналистов из своего автомата АК-74. Присяжные решили, что это была «обычная практика» действий украинских военных в отношении журналистов и гражданских лиц в районе горы Карачун. Поводом для умышленного убийства журналистов, по их мнению, было то, что они освещали события в Славянске способом, который не нравился украинским военным. Зато пророссийские боевики, говорится в приговоре, не имели мотива вредить журналистам.

Суд не принял во внимание снятое во рву видео Рогелона, на котором слышны выстрелы вблизи, а Андрей Миронов говорит о «перекрёстном огне», постановив в приговоре Маркиву, что «атака украинских сил не была ничем спровоцирована». Присяжные проигнорировали свидетельство журналистов в суде о том, что это было место постоянных перестрелок между двумя сторонами и раньше — 24 мая — в районе железнодорожного переезда было слышно обстрелы. Суд отверг показания самого Маркива о локации его боевой позиции — и решил, что она располагалась в том месте, где было сделано его видеоселфи 8 июня, и откуда видно переезд и завод «Зеус керамика». Суд полностью проигнорировал показания украинских военных, которые были в пользу Маркива, а также те показания других свидетелей, которые ставили под сомнение позиции обвинения.

Суд также постановил, что показания журналистов Фаучи, Морани и Вольпи несущественно отличаются друг от друга, и представлена ​​в статье цитата Маркива является де-факто его «внесудебным признанием» в преступлении.

Признав виновным Маркива, суд удовлетворил также требования гражданских истцов, фактически признав виновным государство Украина в совершении военных преступлений против гражданского населения и журналистов на Донбассе. Офис президента Украины назвал такой приговор нарушением международного права.

Решение суда Павии по делу Маркива раскритиковали правозащитники, в частности, итальянская Федерация прав человека и российский центр «Мемориал», активистом которого был погибший вместе с Роккелли Андрей Миронов. Жесткую критику правовых оснований этого приговора также выразили независимые юристы: британский адвокат, специалист по международному уголовному и гуманитарному праву Уэйн Джордаш и заместитель прокурора Генуи Энрико Дзукка. В своих статьях они пишут, что суд первой инстанции пошел вопреки презумпции невиновности, признав Маркива виновным несмотря на нехватку несомненных доказательств его вины.

Автор: Ольга Токарюк; Ґрати