Как работает российский государственный террор в XXI веке

Это старая мысль, мне уже приходилось ее высказывать, но тут ничего не поделаешь, придется повториться: кошмарный опыт XX века сделал россиян очень терпеливыми по отношению к государству. Даже у тех, кто без особой любви следит за победами и одолениями нынешнего начальства, есть что-то вроде табу на произнесение некоторых слов.

МАСШТАБ, ПОНИМАЕШЬ, НЕ ТОТ

Это случилось, когда началось «болотное дело» — первое в истории новой России масштабное политическое дело, в ходе которого преследовали не каких-нибудь оппозиционных активистов, а самых обыкновенных людей.

Ну да, теперь – обыденность, конечно, но все ведь бывает в первый раз.

Хватали случайных участников «Марша миллионов», случайным, непонятным образом выбирая жертв. «Это и есть государственный террор», — подумал я.

— Это и есть государственный террор, — сказал я собеседнику, с которым мы «болотное дело» тогда обсуждали. Тогда ведь все его обсуждали.

— Скажешь тоже – «террор»! – он словно бы обиделся за родное государство. – Вот при Сталине… Тогда – да… А теперь это не террор. Масштаб, понимаешь, не тот.

Память о кошмарах прошлого заставляет оглядываться на масштаб. На самом деле здесь – серьезная проблема. Оправданное историческим опытом представление о том, что вообще-то государство может взять и убить несколько миллионов человек просто так, позволяет спокойнее, что ли, смотреть на уличные задержания, кое-как скроенные уголовные дела и прочие невинные шалости.

Ну да, наше счастье в том, что нравы смягчились, массовыми убийствами государство не озабочено, и политзаключенных в стране – всего лишь несколько сотен. Подсчеты у правозащитников разнятся, но очевидно, что речь – тоже не о миллионах сидельцев. Даже не о десятках тысяч. Масштаб, понимаешь, не тот.

НОВАЯ ТАКТИКА, ЦЕЛЬ ТА ЖЕ

Но важно вообще-то помнить, что цель любого террористического акта – это одинаково касается и каких-нибудь фанатиков с бородами и в камуфляже, и степенных государственных мужей в дорогих костюмах, — не только те, кто непосредственно становится его жертвами. Настоящая цель – все остальные. Главная задача в том, чтобы запугать тех, кого теракт непосредственно не коснулся.

И в этом смысле политика российских властей в отношении реальной оппозиции – это террористическая полиция. В январе всех впечатлил невероятно жесткий разгон мирных акций в поддержку Навального. И, конечно, делалось это вовсе не ради того, чтобы рассеять участников демонстраций, которые никакой опасности ни для кого не представляли. Делалось это исключительно для того, чтобы те, кто на улицы выйти не решился, в следующий раз боялись еще сильнее.

Кстати, это ведь работает. Чем проще средство – тем эффективнее, и нет доходчивее аргумента для диалога с обществом, чем полицейская дубинка.

«Новая тактика», использованная властями в Москве после апрельской акции оппозиции, преследует ту же цель. Тех, кто вышел 21 апреля на улицы, опознают и задерживают до сих пор. 17 мая (!) полицейские взяли муниципального депутата Юлию Щербакову. Один из ее коллег при этом утверждает, что Щербакова не принимала участия в митинге, но это как раз совершенно не важно. Важно, чтобы те, кто тогда сидел дома и боялся, продолжали сидеть дома и бояться.

Творящееся сейчас с сотрудниками московского метрополитена – в той же логике. Там уволили по разным подсчетам от ста до двухсот человек. Вина у всех одна – их почтовые адреса оказались во взломанной базе, в которой сторонники Навального регистрировались для возможного (!) участия в том самом апрельском митинге. Сговорчивым предлагают мирно уйти «по соглашению сторон», строптивым сначала сообщают о внеочередном выходном, а потом гонят с работы за прогул.

СХЕМА РАБОЧАЯ, НО НЕ БЕЗУПРЕЧНАЯ

Пока, правда, непонятно, с чем мы имеем дело, был ли приказ сверху, или это опережающее приказ рвение непосредственного руководства метро. Но террористический эффект в любом случае налицо. Мысль о том, что свое недовольство властью держать при себе, а оппозиционеров обходить стороной, дойдет не только до уволенных. И не только до работников столичного метро.

Стоит сказать – жертвами здесь оказалась не «школота», не «активисты-бездельники», не «блогеры» и не «тиктокеры». Самые обычные работяги. Есть, получается, кое-какие нестыковки в пропагандистском мифе о протесте и его участниках.

И необходимо, конечно, отметить некоторые инновации – во-первых, людей наказывают не за действие, а за намерение. Не важно, принимали ли они участие в акции (в конце концов, регистрация на сайте никого не обязывает непременно выходить на улицу), важно, что рассматривали для себя такую возможность. Речь – о мыслепреступлении в чистом виде. Во-вторых, для наказания инакомыслящих на этот раз используются не так называемые правоохранительные органы, их роль берет на себя руководство предприятия. При необходимости любая структура может оказаться инструментом осуществления репрессий, и от этого атмосфера страха становится только гуще.

Ну, и потом, для многих угроза потерять работу – доходчивее, эффективней, чем перспектива получить дубинкой по голове или просидеть десять суток в спецприемнике.

Схема, спору нет, рабочая, но не безупречная. Для власти тут тоже есть риски: страх многих удерживает от прямого протеста, но «всенародная поддержка» из страха не растет. Растут из страха совсем другие чувства. И власть может однажды – причем довольно скоро – оказаться в полной пустоте, без какой-либо возможности наладить диалог с запуганным населением.

Впрочем, они, кажется, готовы рискнуть: многое на кону.

Автор: Иван ДАВЫДОВ; vot-tak.tv