Украину ждет волна тюремных бунтов
Массовое членовредительство обитателей следственного изолятора, участившиеся случаи самоубийств в колониях, частые жалобы заключенных на насилие со стороны работников исполнительной системы… Бывший начальник Управления по вопросам исполнения наказаний в Харьковской области Владимир БУТЕНКО видит в этом признаки кризиса системы и предупреждает, что в ближайшее время Украину может захлестнуть волна тюремных бунтов. К слову, то, что положение в украинских тюрьмах требует серьезного вмешательства, стало темой номер один на последней коллегии Генпрокуратуры. В ходе этой коллегии прокуроры подвергли уничтожающей критике украинские тюрьмы, такие, какими они есть сейчас.
— Владимир Ильич, что именно вызывает у вас тревогу в украинской системе исполнения наказаний?
— В наших колониях сейчас идет экспансия возврата к гулаговской системе. И прежде всего это видно на примере кадровой политики нового руководства. Да, голод на кадры был всегда, и многие из тех, кого мы принимали на работу, оказывались непригодными для работы в колонии. Но мы четко знали: если эти люди дискредитировали систему однажды, с ними нужно расставаться без сожаления. Сейчас же посмотрите, что творится только в Харьковской области. Руководитель колонии №109 в свое время был уволен с должности начальника СИЗО. При нем в столитровый котел бросали два килограмма крупы и говорили, что это каша. А вместо мяса людям давали костный отвар, причем кости были отполированными до блеска, на них даже хрящей не оставалось. После такого питания в течение одного-двух месяцев человек уходил с загубленным желудком. Еще пример. Был некогда такой заместитель начальника колонии, при непосредственном участии которого осужденного в течение суток забили до смерти! За это двое его соучастников отбывали наказание по 7-8 лет лишения свободы, а ему «позволили уйти». За какие заслуги можно вернуть человека в систему после такого?! Тем не менее его вначале потихоньку восстановили в одной из колоний на некую деликатную должность, а сейчас готовят к тому, чтобы назначить замом в следственный изолятор.
А кому мешала школа поваров в 18-й колонии? Ателье мод в 54-й женской? Кукольный театр в детской Куряжской? Да, арт-воспитание не предусмотрено законодательством, но люди были заняты делом, они даже отказывались от условно-досрочного освобождения, только бы не пропустить премьеру спектакля! И я уверен, что у таких людей намного меньше шансов вернуться к преступному прошлому. Ничего этого сейчас нет — все проекты закрыты. А ведь давно известно: если мы не найдем осужденному занятие, он найдет занятие для нас.
Мы уже шли к европейскому уровню содержания осужденных. А теперь процесс заморозился. Я верю, что возврата к гулаговской системе не будет, но остановка может нам очень дорого обойтись. Вот уже снова вся информация о происходящем в колониях закрыта, и пресса должна подпрыгивать, чтобы заглянуть через забор и узнать, что там происходит. А с той стороны так же подпрыгивают и пытаются сбросить хоть какие-то сведения.
В нашей исполнительной системе убрали настоящих профессионалов, а на их места пришли или такие, как те, о которых я рассказал, или люди, не имевшие ранее никакого отношения к системе исполнения наказаний. Да, они могут быть толковыми и умными, но пока они войдут в работу, пройдет много времени, а тюремная система не терпит приживалок. Нельзя на высочайшие посты назначать людей «слева». Отсюда и возникают такие ситуации, как массовое членовредительство в СИЗО.
— Правоохранители и правозащитники тогда так и не пришли к единому мнению, были ли это демонстративные самопорезы или попытка массового суицида…
— Могло быть и то и другое. Но дело не в глубине порезов. Заключенные могут пытаться привлечь к себе внимание разными способами: отказаться от приема пищи, от прогулок, забаррикадироваться в камере. Если же они начали резаться, это говорит о том, что они хотят привлечь к себе внимание извне — администрации не доверяют. А это очень серьезный сигнал.
Надо было поговорить со всеми, кто находился в камере, в присутствии адвокатов и в первую очередь — с теми восемнадцатью заключенными, которые не поддержали «акцию». Пусть бы они со стороны рассказали: администрация виновата в происшедшем или осужденные. Между тем и здесь, и во Львове, где через несколько дней заключенные повторили акцию харьковчан, происшедшее пытались скрыть и несколько дней к ним никого не пускали. Это говорит только о том, что все это время шла целенаправленная обработка людей. Необходимо как можно скорее делать существенные выводы, потому что если эти дела не будут рассмотрены как положено, они приведут к куда более серьезным неприятностям государственного масштаба.
— Что вы имеете в виду?
— Если в ближайшее время ничего не изменится, Украину ждет волна тюремных бунтов, и то, что произошло в Харькове и во Львове, можно считать первым звонком. Недовольство явно назревает. Я предсказываю, что уже через полгода в наших колониях произойдут новые неприятные события массового характера. А осужденные всегда консолидируются и поддерживают акции протеста. Стоит кому-то начать — и волна покатится: Донецк, Луганск, Львов, Житомир, Закарпатье, Черновцы… Это страшное дело, и это очень дорого обойдется обществу. Надеюсь, руководство Департамента спохватится и начнет что-то менять.
— Количество самоубийств в местах лишения свободы в этом году резко выросло. Почему?
— По большому счету, каждый суицид лежит на совести работников системы — не доглядели. Каждый такой факт должен быть предметом серьезнейшего расследования. Вот не так давно в медчасти СИЗО повесился осужденный — наркоман и алкоголик. Списали на алкогольный психоз. Но не-ужели никто не понимал, что в таком состоянии он способен на неадекватные поступки? С кем его поселили в одну камеру, кто его контролировал? А ведь 99% людей, которые собираются покончить с собой, так или иначе дают об этом знать, и отследить их не составляет особого труда. Главное лекарство для снижения смертности в колониях — это человеческое отношение к заключенным.
— Люди, вернувшиеся из мест лишения свободы, нередко жалуются, что сотрудники колоний регулярно их избивают.
— Это все звенья одной цепи. С точки зрения администрации, заключенный должен быть послушным, запуганным и на все отвечать: «Есть!» А лучшее средство для достижения этого — содержать его в нечеловеческих условиях. Вот, например, следственный изолятор — ворота тюремной системы. Попавшего туда человека, который еще вчера был на свободе, и так колотит, а ему первым делом начинают рассказывать: «Ты здесь никто, ты здесь падла…» — и по почкам… Человек запуганный охотнее несет деньги. Это страшно. Но именно к этому сейчас идет возврат.
Беда в том, что пока люди находятся в колониях, они никому ничего не скажут. Говорят, заключенный может написать прокурору письмо, но его никто не прочитает. Да где, хоть в одной колонии начальник не распечатает пакет, отправленный его подопечным прокурору?! Поэтому и нет официальных писем, а есть «малявы», переданные окольными путями. А потом, когда люди выходят на свободу, доказать что-то уже невозможно.
— Кстати, о насилии. В одном из интервью нынешний начальник областного управления по вопросам исполнения наказаний Александр Кизим сказал, что в Полтавской области «спецсредства» применяются значительно реже, чем в Харьковской…
— Как только в Полтавской области появлялся «неудобный» осужденный, высказывавший несогласие с действиями администрации, его очень быстро отправляли в Харьков. Таким образом, в Полтаве все было прекрасно: человек создал проблему — от человека избавились. Харьков всегда был клоакой и отстойником для заключенных, неадекватно относящихся к администрации. Именно здесь сидели все воры в законе.
Я бы хотел, чтобы вернулись к европейской практике: сидеть надо в той области, где совершил преступление. И не надо рассказывать, что родственники могут влиять на отбывание наказания. Это проблемы работников колоний, а не общества.
И еще, что касается Полтавы. Мы все знали, что если из колонии в Полтавской области приходит в нашу больницу человек — это обязательно смертник. К нам оттуда пересылали людей, дни которых были сочтены: больных раком, туберкулезом, ВИЧ-инфицированных… И таких несчастных гнали сюда, чтобы не портить себе статистику. Привозили людей метр восемьдесят ростом, 45 килограммов весом! Зачем мучили этих людей? Зачем их доводили до такого состояния? Зачем их заставляли проводить в пути на этапе те считанные дни, что им осталось жить?!
— В последнее время много говорится о так называемых «пресс-хатах» в СИЗО, где из заключенных выбивают нужные показания. Они существуют?
— Конечно. Суть этих «пресс-хат» в том, что в них людей «прессуют» — заставляют сознаться в преступлениях или о чем-то рассказать. Все просто: достаточно посадить 4-5 доверенных человек из числа заключенных в одну камеру и подселить к ним того, кого нужно «расколоть». Он только переступил порог, а ему: «Здравствуй, дорогой, мы тебя ждали…» И все — этот человек не будет ни спать, ни есть, ни пить, пока не скажет, что надо. По сути, эти «пресс-хаты» достались нам в наследство от тех времен, когда Управление исполнения наказаний подчинялось милиции. Мы не имеем никакого отношения к раскрытию преступлений, это не наша прерогатива, но, к сожалению, все еще идем на поводу. Между тем надо привыкнуть, что уголовно-исполнительная система находится четко в законодательной сфере. Пришел человек — отбывает наказание с соблюдением всех его прав, и никто не может дать команду его «придавить». А для этого нужен, в первую очередь, общественный контроль. Система должна быть открытой, и если человека, попавшего в СИЗО, начали прессовать, он должен в ту же минуту получить адвоката для защиты своих прав.
— Все-таки не верится, что в колониях можно совсем обойтись, скажем так, без физического воздействия, особенно если речь идет о матерых преступниках. Да и их жертвам сложно принять то, что человек, принесший им столько горя, будет отбывать срок в комфортных условиях.
— Я люблю рассказывать, как в одной шведской колонии я хотел встретиться с самым старым человеком, осужденным к пожизненному заключению (ему было 87 лет). Мне ответили: «Это невозможно, он сейчас в отпуске на трое суток». Как в отпуске?! Заключенный-пожизненник? Оказалось, что в свое время он убил доктора, который, по его мнению, поставил ему неправильный диагноз. Свою проблему он решил, и опасности для общества теперь не представляет, агрессии по отношению к остальным людям у него нет, так почему бы не дать человеку раз в год выйти на свободу, проведать могилки родственников в конце концов? Нужно к людям относиться ин-ди-ви-ду-аль-но! Вот ключ к решению всех проблем.
В свое время я запретил бытующее в колониях правило: когда заключенный идет по коридору, а ему навстречу кто-то из администрации, дается команда: «Лицом к стене». Что это такое? Зачем? Да, это положено по инструкции, но они писались в старое, гулаговское время. Нам говорят: демократизация в наших колониях невозможна, потому что это все убийцы и бандиты. Но ведь плохим отношением мы преступников не исправим. Выйдя на свободу, больной туберкулезом, озлобленный, обесчеловеченный, он найдет, на ком отыграться и принесет в двадцать раз больше горя. Так пусть лучше люди живут в нормальных условиях.
Помню, когда несколько лет назад мы начали устанавливать в женской колонии биде, осужденные девушки в них… умывались и стирали белье. Теперь уже все они знают, что это и для чего, и при выходе на свободу у них будет совсем другое представление об уровне жизни.
Да, у меня тоже идут мурашки от Чикотило и ему подобных, но оценивать его прошлое — не наша задача. Нужно абстрагироваться от совершенного осужденным, увидеть перед собой человека и найти к нему правильный подход. Задача работников колоний — обеспечить изоляцию осужденного от общества. И никто не вправе его избивать, задавливать и запугивать.
Есть такое выражение: «Зэка куда ни целуй, у него везде задница». Но так нельзя говорить. За забором сосредоточена не самая лучшая часть общества, но они такие же люди. От сумы и от тюрьмы не зарекайся.
Сегодня ты на свободе, а завтра можешь оказаться по ту сторону забора. И если, упаси Господь, жизнь приведет меня туда, я лично надеюсь на адекватное к себе отношение.
Беседовала Евгения ЧАБАК , “Вечерний Харьков”