История короля «девственных русских волос» Нью-Йорка
Совершенно незнакомые люди без раздумий платили мне тысячи долларов за межатлантическую контрабанду белокурых волос Они соглашались на тайные встречи под эстакадами — наверное, у меня был самый необычный дополнительный заработок в мире.
Я никогда не думал, что стану частью тайного мира «русских волос», в котором самые богатые и красивые люди города ценят шелковистые светлые локоны молодых славянок дороже золота. Я всегда считал, что рожден быть интеллектуалом, а не торгашом. За плечами все-таки Колумбийский университет в Нью-Йорке и карьера журналиста в Восточной Европе. Когда-то я был главным редактором русскоязычной версии Playboy. Потом почти 10 лет работал выпускающим редактором модного журнала B.East. Во время финансового кризиса 2010 года он обанкротился, и я остался без гроша в увядающем Киеве. В Украину меня убедил приехать местный олигарх, чьи обещания по поводу выгодного капиталовложения и ребрендинга оказались такими же пустыми, как и казна страны. Мне было 40. Я был одинок и еще полон сил. И кризис среднего возраста требовал отчаянных мер.
Я подумывал снова заняться журналистикой, но перспективы умирающей профессии меня совсем не привлекали. Я выгорел и был готов окончательно порвать со своим безденежным прошлым. Вольная, но коррумпированная столица Украины была раем для предприимчивых ребят. Киев был полон эмигрантов, заключающих сомнительные сделки, чтобы заработать себе на роскошную жизнь в городе, где каждый любит выпить и, как говорят, живут самые красивые женщины в мире. Один мой приятель из Дании продавал древесину из украинских лесов в Скандинавию, а знакомый выходец из Нью-Йорка обещал украинцам «помочь» получить грин-карту и брал за это огромные деньги. Я был сломлен и разочарован. Я устал быть самым умным, но самым бедным парнем. И я решил попробовать заняться каким-нибудь бизнесом.
Мне попалась статья в The Guardian, в которой говорилось о бешеном спросе на накладные пряди для наращивания из русских волос. Я был заинтригован. Один мой друг из Штатов продавал украинское подсолнечное масло и постельное белье через Alibaba, он предложил и мне попробовать эту площадку. Я разместил объявление и назвал свой аккаунт WhiteRussianHair, с отсылкой к известному коктейлю. Я написал, что продаю великолепные русские светлые волосы, взял картинки из интернета и в итоге оформил свою страницу не хуже, чем остальные продавцы на сайте. Тогда я еще ничего не знал о париках и прядях для наращивания. Я понятия не имел, в чем разница между «русскими», «индийскими» и «китайскими» волосами, о которых писали на других сайтах. Мне это казалось не столь важным.
Меньше чем через неделю со мной связались представители престижного салона из Мельбурна. Владелец сказал, что его уже обманывали недобросовестные продавцы. Он ищет того, кому можно доверять. Его очень удивило то, что я американец, но живу в Украине, и он согласился перевести $15 000 за первый заказ.
Давно я не видел таких больших денег! Как-то раз водка Absolut заплатила столько же за рекламу на задней обложке журнала, в котором я работал, только его еще нужно было напечатать и распространять по всей Европе. В сравнении эта сделка с волосами казалась выигрышем в лотерею!
Оставалось только достать эти волосы.
Я прошелся по салонам красоты в Киеве, спрашивая, есть ли у них «девственные русские волосы». Но в ответ я получал лишь недоуменные взгляды. Местные понятия не имели, что такое «девственные волосы», да и я тоже. Но во многих салонах продавались очень светлые волосы, они красовались в стеклянных витринах, словно мясо в гастрономе. В конце концов я купил блестящие светлые волосы у одной пожилой парикмахерши с начесом. Она предложила мне бесплатную стрижку. Такая сделка показалась мне выгодной, и я купил у нее пять килограммов волос и решил отправить их в Австралию через FedEx.
Однако, когда я пришел в отделение, мне сказали, что нельзя отправлять волосы без документа о том, что на них нет вшей. Мне пришлось искать эпидемиологический институт в Киеве, чтобы отдать волосы на экспертизу. Милые старушки в белых лабораторных халатах, которые, вероятно, работали там с советских времен, тщательно проверили каждую прядку и только после этого выдали мне сертификат о том, что волосы можно перевозить.
Этот заказ принес мне почти $5 000, которых вполне хватало на то, чтобы несколько месяцев жить в Восточной Европе на широкую ногу. Меня воодушевил размер суммы и то, с какой легкостью она мне досталась. За несколько недель до этого я думал устроиться редактором в Kyiv Post (украинская еженедельная англоязычная газета, издаваемая в Киеве — прим. Newoчём) на небольшой оклад. Но за один день на волосах мне удалось заработать столько, сколько я получил бы в редакции за несколько месяцев.
Австралиец, однако, был разочарован. Ему нужны были «девственные русские волосы», а не те, что я ему отправил. К «русским волосам», как они их называют, относятся волосы из России и близлежащих славянских стран, включая Украину. В индустрии наращивания волос они считаются самыми лучшими. По мнению одного эксперта, такие волосы являются лучшими благодаря генетике, образу жизни и питанию. Это «золотой стандарт» в мире волос. И слово «девственные» в данном случае означает «прямо с головы, неокрашенные и неосветленные». В мире, где белокурые локоны долгое время считались показателем статуса, «девственные русские волосы» отлично продаются по высокой цене.
Волосы, которые я отправил австралийцу, не были ни русскими, ни девственными. Это были «китайские волосы». И они были хорошенько осветлены: внешний слой кутикулы удалили, а затем покрасили в блонд. Они были настолько повреждены, что уже через несколько месяцев спутались бы и стали похожи на щетину. Это совсем не то, чего так хотели элитные салоны и их богатые клиенты.
Но вместо того, чтобы потребовать возврат, австралиец перевел мне еще больше денег и попросил еще пять килограммов. Это было ужасно странно. Я проработал писателем и журналистом почти 20 лет, докопаться до правды всегда было моей миссией. Но теперь я понял, что есть кое-что поважнее — доверие. Правда — это нечто абстрактное, а доверие — сознательное решение. Австралийский бизнесмен решил довериться мне, что само по себе было чудом. Он поставил собственные деньги на это решение. Его доверие было ценнее любой правды, которую я мог бы рассказать ему о себе.
Я чувствовал, что просто не могу разочаровать его во второй раз. Я подошел к вопросу как профессиональный журналист-расследователь — нашел в украиноязычном интернете всё, что мог, о «русских волосах», просмотрел все сайты салонов, предлагавших «девственные волосы», а затем посетил их, чтобы проверить качество товара. Большинство салонов за баснословные деньги продавали такие же крашеные азиатские хвосты, которые я купил в первый раз.
В конце концов я наткнулся на двух торговцев волосами. Эти мужчины в спортивных костюмах легко могли уболтать на что угодно. Худощавый и напряженный Вячеслав и пузатый и веселый Владимир. (Все имена, упомянутые в статье, выдуманы.) У них было огромное количество бочек с великолепными чистыми натуральными русскими волосами, ожидающими своего часа в подвале в бедной части города на левом берегу Днепра, вдали от золотых куполов церквей в центре Киева.
В помещении пахло осветлителем и дешевым шампунем, а сами торговцы выглядели так, как будто постоянно ошиваются у «Макдональдса» на вокзале. Но внешний вид обманчив. Продавая волосы, эти парни деньги гребли лопатой, у каждого был свой Porsche Cayenne. И хотя профессионалами они не были, их « бiзнес» процветал, ведь этот товар хотели заполучить все.
Эти белокурые пряди густых натуральных волос были настолько гладкими и шелковистыми, что многие мужчины, с которыми мне довелось посотрудничать, проводя по ним руками, испытывали поистине сексуальное наслаждение. Я сам слышал, как взрослые мужики тихо вздыхали и даже хихикали, словно озабоченные подростки. Если честно, когда я впервые потрогал эти великолепные волосы, то сделал то же самое. Я просто водил по ним рукой, с блаженной улыбкой глядя на Славу.
«В Москве самые лучшие цены на такие волосы, там их можно продать даже выгоднее, чем в Америке, — похвастался Вячеслав. — Мы туда постоянно на выставки ездим».
«Люблю Москву, — ответил я. — Работал там когда-то журналистом».
Вячеслав подмигнул и подошел ко мне поближе, несмотря на то, что подвальная студия и так была очень тесная.
«Тогда ты наверняка знаешь, что в российской столице лучшие проситутки в мире».
Волосы на продажу шли не из самой Москвы, а из небольших городов на границе между Россией и Украиной. Бедные женщины продавали свои «девственные» белокурые пряди, чтобы их перепродали в большом городе.
Несмотря на то, что тогда я всё еще очень мало знал о волосах, я понял, что локоны в том сыром подвале — это то, что я искал. Они были очень красивые и очень редкие. Их, подобно черной икре и белым трюфелям, нельзя просто сделать где-то фабрике. Белые женщины должны их вырастить — на своих головах.
Иронично, что белые (по крайней мере, бедные славяне) в этот раз были не эксплуататорами, а наоборот. Человеку вроде меня, выросшему в колонизированной и разграбленной европейцами Индии, этот факт в некотором смысле придавал сил. Конечно, всё это казалось неправильным и даже кощунственным, но мой внутренний писатель был увлечен и, несмотря на голос совести, получал удовольствие, продавая светлые волосы.
Теперь, когда у меня были самые лучшие волосы в мире, я создал сайт whiterussianhair.com. Удивительно, но покупатели нашлись довольно быстро. Мне, как бывшему журналисту и американцу (я родился и вырос в Индии, но моя мать родилась в Пенсильвании), было довольно легко очаровать потенциальных клиентов из Австралии, Америки и Европы. Я свободно говорил на английском, и этого было достаточно, чтобы выделяться среди конкурентов.
Вскоре я связался с несколькими клиентами из Нью-Йорка, однако они опасались мошенничества и не хотели заказывать через интернет. Поэтому я решил передать товар лично и отправился в Нью-Йорк, спрятав несколько килограммов волос среди джинсов и свитеров в чемодане.
В первый раз я даже не задекларировал волосы в аэропорту. Мне повезло, что багажом не заинтересовалась таможенная служба. Я чувствовал себя наркокурьером, который успешно провез товар. Впрочем, это было недалеко от правды. В ту первую поездку некоторые клиенты оказались такими же хитрыми, как наркоторговцы в фильмах. Один из них ворвался в мою арендованную квартиру и с жутким видом долго нюхал и трогал волосы, а потом предложил совершенно смешную цену. Услышав отказ, он также стремительно выбежал.
«Ты пожалеешь об этом, — угрожал он, сплюнув на лестнице. — Я знаю нужных людей».
Еще был производитель париков из Израиля с козлиной бородкой. Он ходил босиком по своей огромной квартире в Мидтауне и был очень похож на Зохана. Когда я дал понять, что предложенная цена меня совершенно не устраивает, он спокойным голосом заявил, что волосы «слишком дорогие».
К счастью, в Нью-Йорке все-таки были истинные ценители натуральных волос. Одним из моих первых клиентов стал известный производитель париков итало-американского происхождения. У него был свой салон в Верхнем Ист-Сайде. Он сразу же взял меня под крыло и, даже не торгуясь, купил бо́льшую часть той партии.
«Товар у тебя что надо! — сказал он. — Не тот отстой, который остальные пытаются впарить, выдавая за русские волосы».
Тони был настоящей звездой в мире париков. Его признание многое значило для начинающего торговца волосами. О Тони писали в The New York Times, он обслуживал представителей высшего класса Нью-Йорка, состоятельных людей, которые лишились волос из-за химиотерапии, и тех, кто просто хотел шикарно выглядеть на свадьбе или другом важном мероприятии. Цены за великолепные парики ручной работы, которые он продавал, начинались от $5 000 за штуку.
Возможно, его стоило бояться, но серая щетина, мятая черная футболка и бруклинский акцент придавали Тони обезоруживающее обаяние. Он походил на тех бандитов старой закалки из фильма «Славные парни». Я упомянул это сходство.
«”Славные парни“, говоришь? Знал я таких парней из Куинса. Эти придурки могут прострелить тебе ногу просто так!»
Позже мы перекусили дешевыми сэндвичами с пастрами в греческой закусочной. Тони рассказывал истории, которые происходили с ним за годы в индустрии «русских волос».
«Я знал одного русского парня, у которого гараж в Бруклине был полностью забит волосами, — сказал он с восторгом. — Когда я пришел туда, я увидел несколько сотен коробок из-под обуви, доверху набитых самыми длинными и шелковистыми волосами, которые только можно себе представить. Думаю, он был из КГБ или что-то в этом роде».
Тони громко хмыкнул и постучал пальцами по столу.
«И они были невероятно дешевыми! За килограмм всего пара сотен долларов! Надо было просто купить всё, что у него есть, потому что потом он сбежал в Бразилию или куда-то еще в Южную Америку».
В конце встречи Тони предложил мне продавать волосы через его бутик. Это была огромная честь для меня, я ответил, что подумаю и свяжусь с ним.
Мы попрощались. Это был солнечный осенний день в Нью-Йорке, я радостно шел по Второй авеню. Недавно я начал встречаться с Еленой, прекрасной тихой и скромной украинкой. Взволнованный после встречи с Тони, я позвонил ей в Киев, чтобы рассказать о нем.
Я обналичил чек от Тони и поехал на метро в Сохо, чтобы потратить деньги в бутиках в центре города. Когда я допил свое победное пиво в одном из баров на Спринг-Стрит, мне позвонил еще один изготовитель париков и потребовал встретиться прямо сейчас.
«Тони ужасно нахваливал твои русские волосы, — выпалил он, едва переведя дух. — У тебя остались еще?»
Я покраснел. Ощущать себя нужным в Нью-Йорке было чем-то новеньким для меня. Все мои предыдущие воспоминания о городе были пропитаны бедностью и безденежьем. Старенькие квартиры, которые я снимал с кем-то где-то в Бруклине, да редакторы, вечно страдающие от сокращений бюджета.
Зарабатывать писательством было мечтой всей моей жизни, но теперь работа в журнале казалась мне старомодным и безумно скучным занятием. Разве писатели не должны были быть провокаторами и бороться с предрассудками? И почему тогда этот сомнительный бизнес был больше пропитан духом протеста?
Тем вечером я встретился со старым другом, писателем Питером Люгером. Я поделился с ним своими мыслями за стейком и несколькими бутылками итальянского красного в портхаусе. Питер согласился со мной.
«Ты настоящий гений! Продаешь русские волосы за большие деньги, пока мы пишем статейки по ставке доллар за слово!» — воскликнул он.
И он был прав: большие деньги сейчас крутятся в IT, а не в культуре, поэтому большинству писателей приходится хорошенько подсуетиться, чтобы что-то заработать. И речь не только о писателях. На одну зарплату в США не проживешь. У меня был один некогда знаменитый друг, он работал военным фотографом, снимал в Чечне, Афганистане, Боснии, Ираке и Сирии. Сейчас он выращивает помидоры на своей ферме в Теннесси, чтобы хоть как-то увеличить свой заработок. Один профессор кинематографии продавал редкие книги и фильмы на eBay, чтобы оплатить обучение своего сына. Некоторые встали на темную дорожку государственной пропаганды и гострайтинга, чтобы поддерживать привычный образ жизни в дорожающем Нью-Йорке. Подработка особенно популярна среди миллениалов. Кто-то танцует стриптиз по выходным, другие толкают марихуану после рабочего дня. Иметь дополнительный заработок стало почетно, это своего рода протест против системы, которая благоволила богатым и эксплуатировала всех остальных.
Теперь и у меня был дополнительный доход. Я успешно торговал волосами. Мой бизнес процветал благодаря тщеславию меньшинства, готового платить огромные деньги за шелковистые парики и наращивание волос. На меня смотрели с завистью и осуждением. Один друг совмещал карьеру музыканта, о которой он всегда мечтал, с бесперспективной работой корпоративного пиар-менеджера. Он сказал, что тоже хотел бы продавать волосы, чтобы больше времени уделять музыке. Никогда бы не подумал, что торговца частями человеческих тел будут встречать с распростертыми объятиями в барах Нью-Йорка. Дух времени начала 2010-х, охвативший Америку, был действительно странным.
Моим последним клиентом в ту первую поездку была известная хасидская изготовительница париков из Уильямсбурга, района в Бруклине. Раввины как раз запретили использовать парики из индийских волос, которые часто носили ортодоксальные еврейские женщины. Волосы брали из индуистских храмов. Индусы бреют головы, чтобы получить божье благословение, а храмы затем продают эти волосы компаниям. Раввины посчитали это кощунством. И спрос на более дорогие парики из славянских волос значительно возрос.
Эстер работала в скромном жилом доме с облицовкой из коричневого песчаника на юге Уильямсбурга. Она поприветствовала меня в своей гостиной, окно которой выходило на улицу, но весь вид загораживала огромная, больше телевизора, золотая менора (золотой подсвечник на семь свечей, древнейший символ иудаизма — прим. Newoчём). Эстер было за 90, она больше походила на манекен, чем на живого человека, и почти не шевелилась, пока вокруг нее суетились мужчины с пейсами в черных костюмах. Ее кожа была мертвенно белой и морщинистой, а большая голова с идеально уложенным черным париком казалась слишком большой для ее маленького тела. Она сразу же начала рассказывать историю: в юности ее освободили из Освенцима, потом она бежала в Будапешт, где и научилась делать парики, чтобы хоть как-то заработать. В шестидесятых Эстер переехала в Америку и открыла собственный бизнес.
«Я как-то приезжала в Россию, в девяностых. Искала во-о-олосы, — сказала она скрипучим голосом с типичным восточноевропейским акцентом и свойственными ему слишком твердыми согласными и раскатистым «р». — Суровые были времена, повсюду была мафия, нам повезло вернуться живыми».
«Где о-они?» — вдруг спросила она, прервав свой монолог.
Я понял, о чем она, и разложил волнистые хвосты на большом черном обеденном столе. Все столпились вокруг и возбужденно говорили на идише. Волосы завораживали — впрочем, как и всегда.
«Прелестно», — пробормотала Эстер, проводя старыми руками по нежным волосам. Она поднесла локоны к лицу и глубоко вдохнула их запах.
«Настоя-я-ящие, — наконец сказала она. — Сколько их у вас, молодой человек? Я куплю все».
Она указала на невысокого полноватого мужчину с седой бородой.
«Обсудите детали с Леоном», — сказала она и медленно вышла из комнаты.
Когда мы спустились вниз, где уставшие сотрудники сосредоточенно делали парики, пришивая волосок к волоску, Леон начал внимательно проверять волосы.
«Эти волосы слишком тонкие», — сказал он, с недовольным видом отбрасывая хвост в сторону. Постепенно осталось меньше килограмма волос, да к тому же ему хватило наглости потребовать снизить цену.
«А как же Эстер? — удивленно спросил я. — Ей понравились волосы, она хотела купить все».
Он громко фыркнул и перемешал бумаги на столе.
«Эстер — старая женщина, потерявшая связь с реальностью. Она не имеет ни малейшего понятия, как вести дела, — сказал он достаточно громко, чтобы услышали все, кто находился в комнате. — Я купил контрольный пакет в ее компании, и только благодаря мне она еще не развалилась».
И только когда снова появилась Эстер и начала его уговаривать, он неохотно достал чековую книжку.
С чувством облегчения я покинул их и сел на поезд до Манхэттена, где я мог потратить золотишко, вырученное за локоны златовласок.
После удачной первой поездки я стал летать в Нью-Йорк несколько раз в год, чтобы снабжать ненасытных клиентов русскими локонами, которые покупал в основном у Владимира и Вячеслава. В мире русских волос было много денег и много покупателей из разных стран. Богатые и серьезные, они, словно члены тайного общества, не собирались пускать в свой бизнес кого попало. Но мой подвешенный язык всегда помогал мне найти одного-двух новых покупателей почти при каждом визите. Вскоре у меня появилось много постоянных клиентов, каждый из которых жаждал быть первым, кому я продам свежую партию.
Первым делом я всегда продавал волосы италоамериканке Леоноре, владелице элитного салона по наращиванию волос на Манхэттене. Мы познакомились через общих друзей, и она стала одним из моих самых надежных и прибыльных клиентов. Леонора работала с голливудскими звездами и была готова платить большие деньги за лучшие из лучших «русских волос». Она с готовностью отдавала более $5200 за килограмм, что делало их дороже икры в ресторанах Нью-Йорка. Она всегда расплачивалась новенькими хрустящими стодолларовыми купюрами, которые после долгих полетов Международными авиалиниями Украины буквально пахли Америкой.
Леонора выглядела бесподобно. Ее длинные темные локоны были просто безупречны, иногда она делала наращивание из купленных у меня волос. Красота Леоноры поддерживала иллюзию о том, что парикмахеры служат высшей цели и воплощают в жизнь роскошные американские мечты, которые вдохновляли мир.
Но наши встречи были не такими роскошными. Я садился в ее черный Range Rover, тайно припаркованный под переходом недалеко от Вест-Сайд-Хайвей. Как и все остальные, кто покупал русские волосы, она не хотела, чтобы кто-то знал, у кого она их берет. Поэтому мы всегда встречались тайком, словно женатые любовники. Иногда Леонора приводила своего кузена Карло, из-за чего наши встречи напоминали сцены из фильмов про гангстеров.
На ее деньги я мог позволить себе нормально жить в Нью-Йорке. Она обычно покупала волосы не менее чем на $10 000, что с лихвой покрывало все мои расходы на перелеты, дорогие обеды со старыми друзьями и походы по магазинам. Затем я встречался с Тони, он всегда покупал несколько килограммов. И только потом я продавал волосы остальным по списку.
Волосы стали пропуском в прежде закрытый для меня мир. До того как я начал этим заниматься, я не был в Нью-Йорке больше 10 лет. Этот город был слишком дорогим для издателя журнала, который едва сводил концы с концами. Я потерял веру в то, что смогу найти здесь свое место. Я помню только бесконечные трудности. Но теперь мои старые друзья и знакомые журналисты снова вспомнили про меня, и в Нью-Йорке я чувствовал себя как дома больше, чем в Украине.
Я наслаждался Нью-Йорком и каждый раз с нетерпением ждал очередной поездки. Мы недавно обручились с Еленой. Она мечтала жить за городом, в доме, окруженным лесом и белыми березками. Она очень устала от шума и грязи большого города. Но мне нравилась та свобода, которую я обрел благодаря своему делу. Я возвращался в Украину и писал статьи, играл в покер в прокуренных подпольных клубах, путешествовал по Европе вместе с Еленой и забывал о волосах до тех пор, пока не приходило время снова ехать на Манхэттен, чтобы заработать.
Но жизнь не стоит на месте. У Тони был сын Марк, который предпочел «скучному» бизнесу отца плохо оплачиваемую карьеру журналиста. Старик познакомил нас, надеясь, что я смогу вразумить его сына-идеалиста. И мы, как коллеги-писатели, которые оба любили выпить, быстро подружились (благо, в барах Вест-Виллиджа нашлось достаточно виски). Марку особенно понравился мой подход к продаже «уродских» париков как к дополнительному доходу. И это заставило его изменить свое отношение к бизнесу. Как и я в свое время, он быстро столкнулся с финансовыми трудностями журналиста. Он загорелся идеей открыть в Нью-Йорке салон, в котором будут продаваться эксклюзивные волосы из России и других стран. Тони быстро согласился стать младшим партнером и предоставить начальный капитал.
«Я просто хочу, чтобы мой сын был успешным и смог когда-нибудь заработать на собственное жилье, — сказал он. — Надеюсь, дело моей жизни не умрет одновременно со мной».
Мы составили контракт и открыли компанию, в которой мы с Марком были равноправными партнерами. Я всё еще скептически относился к тому, чтобы полностью посвятить себя этому бизнесу, но Марк тоже был писателем, и мы пообещали друг другу, что журналистика и творчество всегда будут для нас на первом месте.
Я прилетел обратно в Украину в предвкушении Дня благодарения, на котором за праздничным ужином я надеялся убедить Елену переехать в Нью-Йорк. Но совершенно внезапно произошло нечто немыслимое, и всё изменилось.
В многострадальной Украине случилась кровавая революция.
Всё началось, когда студенты прошли маршем на площади Независимости в Киеве в знак протеста против решения Виктора Януковича отказаться от курса сближения с Европой и начать развивать более теплые отношения с Россией. В последующие дни ОМОН избивал протестующих, многие были госпитализированы. Именно это бездушие и высокомерие власти и взбесило украинцев. В следующие выходные сотни тысяч человек вышли на улицы, выступая за евроинтеграцию. Они разбили лагерь в центре города, требуя от властей заключить новое соглашение с Европой и снять с поста пророссийского президента.
Это были неспокойные времена. Мои друзья-журналисты из Москвы и других мест, с которыми мы последний раз виделись в девяностых, начали приезжать в украинскую столицу. Я освещал революцию для нью-йоркского портала Daily Beast. Мне нравилось снова быть в роли иностранного корреспондента. Днем я находился в гуще событий среди оппозиционных граждан на Майдане, а вечером пил в барах со старыми друзьями беззаботной юности.
Во время идеалистической революции мой бизнес показался мне еще более негуманным и нечестным.
На тот момент я прожил в Украине уже более пяти лет и поэтому понимал главную причину революции — люди устали постоянно быть в поиске работы, устали искать способы выкрутиться, устали от унижений, которые непременно сопровождают жизнь в бедной постсоветской стране, всё еще находившейся под контролем «циничного русского медведя». Украинцы больше не хотели давать взятки и мириться с коррумпированной системой. Они просто хотели работу с приличной зарплатой и жить так же свободно, как их соседи в Восточной Европе. Меня заразила их преданность идеалам, и я решил, что тоже хочу нормальной и более осмысленной жизни.
Внезапно продавать волосы стало невозможно. После революции и кровопролитной войны с русскими сепаратистами на востоке страны новые волосы перестали привозить. Большая часть волос, которые я покупал у Вячеслава и Владимира, были из степей на границе с Россией. Там когда-то давно жили казаки и защищали южные границы от турок и кавказских разбойников. Теперь же там стояли русские танки, а те, кто раньше собирал волосы, вместо ножниц взяли в руки автоматы Калашникова.
«Теперь наш бизнес под контролем сепаратистов, — грустно сказал Слава. — И мы продаем китайские волосы».
Оставшись без волос, я лишился своей силы, словно Самсон. Возвращаться в Нью-Йорк без них не было смысла, поэтому я с головой ушел в написание статей и даже начал работу над книгой об Украине. Я снова сосредоточился на журналистике и в итоге стал украинским корреспондентом в Politico. Я позвонил Марку и сообщил, что с салоном ничего не выйдет.
Через несколько лет я все же попробовал снова продавать волосы. В окрестностях Киева появились неплохие волосы, и я полетел в Нью-Йорк в надежде снова сорвать куш. Но я был слишком наивен, думая, что никто не займет мое место. Украина стала союзником Америки, поэтому получить визу теперь было гораздо легче, и рынок заполонили более голодные конкуренты. Ходили слухи, что продавать волосы стали даже украинские генералы со связями. Когда я встретился с Тони, он лишь покачал головой и сказал, что в последнее время его буквально завалили волосами.
«Теперь минимум раз в неделю какой-нибудь паренек в кожаной куртке из Одессы или Киева приходит с мешком хороших волос. Всё не так, как раньше, теперь их слишком много», — сочувственно сказал он.
Леонора любезно согласилась купить несколько хвостов, но даже она в этот раз потребовала скидку. Остальные волосы я продал бруклинским изготовителям париков по цене, ниже закупочной.
Меня должно было настигнуть моральное опустошение, но вместо этого я испытал облегчение. Мой дополнительный заработок стал мейнстримом и больше не привлекал меня. Меня вдохновили жители Украины, которые вступили в войну ради мечты о достойной жизни. И я захотел дать отпор бесконечному количеству продавцов чего угодно, что уже стало символом трамповской Америки. Я решил вернуться к тому, с чего начинал — я снова стал писателем, который горит своей идеей и всё еще верит в силу слова.
У меня уже были заготовлены отдельные пряди хорошей истории, осталось только заплести их в красивую косу. Избавиться от клише, замаскировать парочку неудобных деталей, добавить бликов в виде инсайтов, отрезать лишние куски, оттенить всё цветом и подкорректировать огрехи. А затем продать ее тому, кто предложит самую высокую цену, в надежде, что моя история будет гораздо более впечатляющей, чем самый великолепный парик из лучших русских волос.
Автор: Виджай Махешвари — журналист и писатель. Вырос в Индии, окончил Колумбийский университет в Нью-Йорке и даже некоторое время поработал на Уолл-стрит. Затем он переехал в Восточную Европу. Несколько лет работал журналистом и редактором в известных изданиях, написал книгу.
Иллюстрации: Райана Рафаэля
По материалам Narratively
Переводила Юлия Самойлова; newochem.io
Tweet
