История проституции в России. Часть 2-я: на рубеже веков
Каковы особенности семейного быта павших девушек; могли ли они в своей родной семье найти ту необходимую нравственную, а подчас материальную поддержку, которая удержала бы их от морального падения? Приходится констатировать весьма грустный факт: оказывается, что отец и мать в живых были только у 18 постоялиц публичных домов из 100, 40 имели только одного из родителей. А 27 были круглыми сиротами – ни отца, ни матери; остальные 15 если и имели кого-либо из родителей, то, во всяком случае такого, от которого нельзя было ожидать помощи: так, у некоторых из них были матери-проститутки, у других родители были сосланы в Сибирь на каторгу, у третьих – горькие пьяницы и проч.Оставим без внимания категорию проституток – круглых; остановимся на тех, которые имели обеих родителей (18 душ) и имевших одного из родителей (40). И тут наталкиваемся на грустное явление: для подавляющего большинства девушек обеих категорий морализующее влияние семьи было чистой фикцией – эти девушки еще детьми 8 – 9 лет покинули родной кров, будучи отданы частью в ученье (бурнусные, белошвейные, ткацкие, золотошвейные и т.п. заведения). Причем большинство из них по 6 – 7 лет служили в качестве учениц, не получая ни одной копейки жалованья, частью же были отданы в услужение также в возрасте 9 – 10 лет (горничные, няни и т.п.), и тоже или ничего за свой труд не получали. А если и имели небольшой заработок, то он не превышал 2 рублей в месяц, да и тот отбирался у них кем-нибудь из родных. Обратим внимание на то, сколько из этих девушек до поступления их в публичные дома уже были жертвами разврата. Оказывается, что только 23 девушки перешли под “красные фонари” из рядов тайной проституции, все же остальные – большинство в 77 душ – были обращены в проституток “благодаря” широко разветвленной системе эксплуатации разврата, существовавшей в то время.
Группируя тех же девушек по степени их материальной обеспеченности, мы находим, что 73 из них накануне падения пребывали в крайне тяжелом положении; они утратили прежний источник средств к существованию, и в течение довольно продолжительного времени не могли найти стабильного заработка (характерно, что многие девушки перед тем вышли из больниц, где им пришлось пролежать до полугода и, следовательно, истощить все свои сбережения). Только 27 молодых особ ушли в дома разврата, бросив сравнительно обеспеченную жизнь у родных или сносно оплачиваемый труд. Но и тут следует оговориться, что многие девушки этой – последней – категории стали жертвами эксплуататоров разврата благодаря такого рода обстоятельствам, как тяжелые условия жизни у родных, преследования мачехи, желание уехать из того города, где стал известен факт их внебрачной связи с любимым человеком и т.п.
Не безынтересно остановиться еще и на том возрасте, по достижении которого девушки впервые попадают в дома терпимости; оказывается, что подавляющее большинство поступило в дома разврата, имея 16 и 17 лет от роду, т.е. в таком возрасте, когда осознать все последствия своего шага они вряд ли имели возможность.
Правила для содержательниц публичных домов, утвержденные министром внутренних дел 28 июля 1861 года (параграф 54) гласит: “Женщина, находящаяся в публичном доме, если пожелает обратиться к честной жизни, может, не заплатив долга хозяйке, оставить публичный дом, но не иначе, как доказав свое желание исправиться, пробыв положенное время в общине сестер милосердия или в другом подобном учреждении”. Вот этим-то законом и злоупотребляют хозяева публичных домов. Если девушка захочет возвратиться на родину, ей, как проститутке, за которой необходим надзор в целях общественного здравия, не дают паспорта, а дают проституционную книжку, с которой, из одного стыда, девушка, желающая оставить это позорное ремесло, не может явиться домой. Для города Москвы единственным местом, пребывание в котором считается доказательством исправления падшей девушки, а следовательно, и позволяет оставить публичный дом – есть приют св. Магдалины. Кроме того, девушка может быть освобождена и в том случае, если она найдет такое лицо, которое даст поручительство пред врачебно – полицейским комитетом в том, что этот поручитель гарантирует для данной девушки своими средствами возможность ее существования без занятия проституцией; и, наконец, девушка может быть освобождена из публичного дома ее родителями. Если обратимся к действительности, то увидим, что этими средствами к освобождению могут воспользоваться только очень и очень немногие из желающих.
1. Приют Св.Магдалины имеет только 30 мест и более этого числа принять девушек не может. Кроме того, здесь полагается 3-х летний срок пребывания, следовательно, каждая вакансия открывается не скоро.
2. Найти себе какого-либо поручителя и этим путем освободиться из публичного дома девушка не может потому, что она завезена из другого, зачастую очень отдаленного, города, и в Москве не имеет ни родных, ни знакомых; последних она даже и приобрести почти не может, ибо ее никуда не выпускают иначе, как в сопровождении доверенного лица, да и то на самое короткое время. Искать же поручителей в среде обычных гостей публичных домов – неисполнимая надежда, которая если и осуществляется в очень редких случаях, то на условиях очень и очень низменного характера.
Казалось бы, девушка может написать своим родителям, чтобы они освободили ее отсюда, но такой способ освобождения противен самой девушке: как ни низко она пала, но все-таки она стыдится своего теперешнего положения и тщательно скрывает свой позор от своих родителей, родственников и знакомых. В ее сердце не угас луч надежды на лучшую долю, на возврат если не в свою семью, то, по крайней мере, в родной город, а также на возврат к прежней – честной трудовой – жизни. Но эта иллюзия освобождения теряет в глазах девушки всю свою привлекательность, если факт ее освобождения в то же время станет фактом оглашения ее позорной прошлой жизни. Осознавать, что окружающим известно ее тяжелое прошлое и, быть может, слышать попреки этим прошлым – это слишком дорогая цена освобождения. И действительно, в Москве таких случаев освобождения, где бы сама девушка обратилась с просьбой об этом к своим родным, не наблюдалось. Если родители и являлись в публичный дом, чтобы освободить свою дочь, то это бывало лишь в тех случаях, когда они сами стороною узнают, куда она попала.
А.Царев
(Продолжение следует)
