ГАЛИНА МОИСЕЕВА: «КИДНЕПИНГ В МОЕЙ ЖИЗНИ»

Вчера, 25 декабря около 10 часов вечера было совершено нападение на нашу коллегу журналистку Галину Моисееву. Мне, Олегу Ельцову, основателю сайта «Украина криминальная» представляется, что сайт состоялся во многом благодаря тому, что его сотрудником являлась Галя Моисеева, чьи статьи всегда вызывали резонанс, а значит – чье-то недовольство. Она, как мне кажется, один из самых интересных и нетипичных украинских журналистов. Галя интересна тем, что любит и умеет собирать и анализировать информацию. А необычна, потому что не боится этого делать. Быть может, поступает она недальновидно, ибо именно «непартийная» пресса вызывает недовольство как «левых» так и «правых» – всех, кого раздражают «неподконтрольные» журналисты.

То, что произошло вечером 25 декабря Галина рассказала сама на сайте «Версии».

Теперь я могу представить, как похищали Гонгадзе. Вечер, пустынная улица, подходят двое в надвинутых на лицо шапочках, внешне напоминающие шкафы-купе, трогают за локоть и называют твое имя. Потом на запястье защелкивают наручник и тянут в припаркованную неподалеку машину. Затем куда-то везут. Куда (в правоохранительное учреждение, на частную дачу или бандитскую “хату”), я так и не узнала. Мне повезло не сесть в ту машину…

С самого начала было понятно, что сопротивление бесполезно. Представьте себе ситуацию: ночь, улица, фонарь (не горящий), аптека (уже закрытая). Возвращаюсь домой из “Версий”, как всегда, поздно. Ползу на автопилоте, и вдруг чувствую сзади шаги. Тяжелые такие: туп-туп, туп-туп. Потом дыхание в “капюшонный” затылок и сипловатый вопрос: “Галина?”. Поскольку место действия – буквально в нескольких шагах от моего дома, на ум приходит, что меня догнал кто-то из соседей или знакомых. Разворачиваюсь и вижу, что “их” двое. Незнакомые. Первый говорит: “Галина, нужно поговорить, пойдемте с нами”. Я плавно перехожу из состояния пострабочего автопилота в стрессовый ступор и задаю глупый вопрос: “Что прямо сейчас? А вы кто?”. Дальше я не могу дословно вспомнить, что он говорил. Нечто вроде того, что меня ждут и надо сесть в машину. Машина – средних размеров темная иномарка была припаркована возле обочины. Честно говоря, я и днем не шибко разбираюсь в “автомобильных породах”, а ночью для меня все машины, как кошки, серые. Поэтому назвать модель автомобиля затрудняюсь. Похоже на “Ауди”, хотя, может, и нет. К тому же возле обочины стояло три автомобиля, и какой из них предназначался для моей доставки, точно не знаю.

Сказать, что я испугалась, значит не сказать ничего. Память тут же услужливо подсказала имена Гонгадзе, Коломийца и того донецкого журналиста, который до сих пор не найден. Бежать не представлялось возможным, и я с перепугу вступила в переговоры: “Ребята, если вы хотите поговорить, то рядом есть отделение милиции. Давайте зайдем туда и потолкуем”. И тут на левой руке защелкнулось металлическое кольцо. Второй парень потянул меня к машине, и я (как на лыжах) поехала за ним по снегу. То, что им не стоило труда внести меня в автомобиль, не вызывает сомнения. До последней недели при росте 160 см. я весила 46 кг, теперь, из-за проклятого панкреатита и вынужденной диеты – на 3,5 кг меньше. В каждом “шкафу” было по меньшей мере 190 см. роста и центнер веса. Эти секунды панического страха нельзя сравнить ни с чем. Однако…

Правду говорят, что в критическую минуту мозги работают с удвоенной скоростью. Оглянувшись по сторонам, я увидела, что навстречу нам движется призрачная надежда на спасение: по пустынной дороге шел человек в милицейском “ватнике” с большой сумкой в руках. Из недр подсознания всплыли картины уже далекой школьной юности, когда мы с девчонками убегали от пьяных приставал, и я пискнула: “Товарищ милиционер, помогите, они тащат меня в машину!”. Фигура в “ватнике” помедлила и подняла голову. Из темноты в нашу сторону глянуло усталое крестьянское лицо. Ощущалось, что в этом человеке боролись два желания: пройти мимо и ввязаться в чужие проблемы. Понимая это, я использовала последний аргумент: “Я журналист, как Гонгадзе, они надели мне наручники, помогите!”. “Шо таке?”, – спросил прохожий. Первый “шкаф” пробормотал невнятный ответ. “Не чіпай її, остав в покоє”, – ответил заступник. “Шкафы” медлили. По сравнению с тщедушным стражем порядка, мои похитители выглядели как братья Кличко: силы явно были неравными, и при желании они могли наплевать на слова великодушного защитника. Но с другой стороны, он по всем параметрам был свидетелем, да еще и в погонах. И в какой-то момент моральное преимущество оказалось на нашей стороне. “Шкаф” буркнул еще какую-то фразу, на что милиционер ответил уже категорично: “Так, кончив п…ть, наручники зняв і пішов”. И я почувствовала, как второй громила, все время молчавший, клацнул какой-то фигней на моем запястье. Убедившись, что наручники сняты, заступник повернулся и, не оборачиваясь и не удостоверяясь в моей безопасности, нырнул в темноту дворов.

Понимаю, что он был усталый и голодный, ему хотелось поскорей добраться до тепла домашнего очага, хлебнуть горячего борща и включить телевизор. Знаю, что у него нищенская зарплата, утомительные дежурства, и в случае неприятностей его семье никто бы не стал платить пенсию, так как он был не “при исполнении”. Не знаю только его имени, звания и контактного телефона. Но этому человеку я буду благодарна всю жизнь. И если случится чудо – он прочтет эту статью, то пусть позвонит в редакцию 234-87-76: возможно, в моих скромных силах хоть чем-то помочь ему. Это тот случай, когда за ценой не стоят…

В общем, все закончилось так, как закончилось: наручник был отцеплен, милиционер ушел, “шкафы” отстали. Я поплелась к дому. Не медленно, но и не быстро. Не оборачиваясь. И переживая (все три минуты бесконечного пути до охраняемого подъезда) какой-то суеверный страх, не дающий посмотреть, что делают похитители. Меня никто не преследовал и ничего не говорили вслед. Инцидент был исчерпан. Не знаю, надолго ли.

Что можно добавить к сказанному выше? Если эта встреча – реакция на мои статьи, то приятно, что кого-то, наконец, задело. Возможно, это следствие недавней попытки журналистского расследования причин заказного убийства гендиректора АРК “Антарктика” Валерия Кравченко. До меня доходили слухи, что кое-кто считает, будто статья написана заранее, и я могла знать, кто и почему “грохнул” одесского бизнесмена. Смею заверить в ошибочность такого мнения. У меня действительно завалялся комплект документов по “Антарктике”, полученных в государственных структурах конфиденциальным путем. Более того, один из моих друзей, занимавшийся собственным исследованием истории расстрела одесского “СБУшника” полковника Евгения Задорожного, натолкнул меня на мысль присмотреться к работе “рыболовной” империи повнимательнее. Но о самом свежем скандале – с компанией “Хозойл”, который следствие взяло за основу, я узнала уже после того, как материал появился на сайте, поэтому в статье она не присутствует.

Допускаю, что предметом общения могли быть и другие темы. Не понимаю только, зачем было застегивать на моей руке наручники. Есть ведь иные способы приглашения к разговору: можно позвонить в редакцию, написать электронное письмо, вызвать повесткой, назначить время в официальном офисе или заказать столик в ресторане. Я все равно не употребляю сейчас ничего, кроме минеральной воды, поэтому разорения заинтересованные в общении господа могут не опасаться. Наоборот, хочу предостеречь тех, кто переносит способы общения, свойственные криминальной среде, на журналистов. Мы плохо реагируем на наручники, моральное давление и грубый окрик. А пыточные приборы у меня лично одним своим видом вызывают астенический синдром, при котором невозможно не только “давать показания”, но и соображать в принципе. Чего уж скрывать: Никита – не я, я не Никита. И вообще, для того, чтобы помереть, мне не обязательно превращаться в тело без головы: достаточно хлебнуть полбутылки коньяка, и можно отправляться вслед за депутатом Олексеенко.

К слову, о пути в мир иной. На всякий случай хочу заверить общественность, что не испытываю депрессии, не собираюсь вешаться, топиться и лезть под машины. У меня также нет финансовых обязательств и “закадычных врагов”, я не отношу себя к оппозиционным журналистам, а самое ценное из содержимого моей сумки – служебный “мобильник”. Принципиальные материалы подписываю настоящей фамилией, а не псевдонимом, поэтому при желании разыскать мой телефон и адрес не составляет труда. Хотя надеюсь, что никто не будет заниматься этими глупостями, а случившееся – всего лишь досадное недоразумение, в память о котором на моем левом запястье осталась ссадина (когда защелкивали наручник, зацепили кожу). Ссадина уже не кровоточит, но все еще болит…

14:19 26/12/02

От «УК»: Не станем излагать содержания разговора с Галиной Моисеевой, состоявшегося у нас сегодня. Сообщим лишь, что она попросила милицию не возбуждать уголовного дела по одной причине: Галя не желает, чтобы о нападении узнала ее мама. Тех же, кто решился на такую пакость в отношении дамы, да еще столь изящной комплекции, просим не беспокоиться впредь. Галина от себя обратилась ко всем, кого может не устраивать то, что она пишет: «Не стоит предпринимать никаких резких действий в отношении меня. Давайте общаться, разговаривать, если ко мне у кого-то есть претензии – я готова их выслушать, но не в наручниках и не на ночной улице».

А пока что, как сообщила Галя, она передвигается в компании персональных бодигардов. Насколько нам известно, мероприятия по обеспечению безопасности журналистки не ограничиваются ее физической охраной.

От себя, Олега Ельцова, выражу глубокое убеждение: Галя Моисеева – не тот человек, который способен на поступок, вызывающий желание «поговорить по-мужски». Да и вообще – не мужское это дело так обращаться с женщиной.