Военные рабы «третьего рейха»

С 1962 года было принято считать каждое второе воскресенье сентября Международным днем памяти жертв фашизма. Этот день был определен именно в сентябре, так как на этот месяц приходятся две связанные со Второй мировой войной даты — день ее начала и ее полного завершения. Это стало одной из причин установления дня траура на сентябрьское воскресенье. С марта 1945 года у границ Италии бурлил настоящий людской поток, уносивший на родину интернированных военнослужащих, принудительных и добровольных рабочих. Творившееся там в те дни напоминало бурление морского прибоя, выбрасывавшего на берег вместе с обломками корабля оставшихся в живых пассажиров – изнуренных, обессилевших, психологически надломленных, полуживых существ.

Мезальянс, заключенный Гитлером и Муссолини в 1936-1939 гг., который маршал Бадольо и другие наследники дуче после свержения последнего 25 июля 1943 г. соблюдали еще несколько недель, в результате объявленного 8 сентября выхода Италии из войны, формально распался. Немцы и итальянцы вновь оказались в состоянии, напоминавшем в некоторых отношениях ситуацию 1915-1916 гг. Вновь, как и тогда, немецкая сторона обвинила итальянскую в «предательстве», хотя для этого у нее не было никаких причин и никаких оснований. Но в те времена спрос на способность мыслить был, как видно, столь же мал, как и на искренность. Доминировавшими приметами дня были фарисейство, бесчестность и ненависть ко всему итальянскому, которую невозможно было объяснить только перемирием между союзниками и Римом.

Процедуре выхода Италии из войны были присущи – это очевидно – многочисленные политические, военные и организационные недостатки. Но, говоря об этом, следует, конечно, в общем и целом учитывать тот факт, что именно немецкая нетерпимость в отношении известных в Берлине национальных устремлений Италии оказала существенное влияние на избранный итальянцами способ выхода из войны. При его осуществлении немцы в конечном счете не оставили итальянцам никакого другого выбора.

В остальном, однако, в решении итальянского правительства отразилось нечто большее, чем просто политический расчет. И в германской реакции нашло выражение не только мотивированное ситуацией возмущение. Увы, здесь проявились различия в общественных структурах.

Чтобы пояснить, что в данном случае имеется в виду, можно, например, напомнить, что в Северной Италии уже в марте 1943 г возникло стачечное движение, охватившее до 300 тыс. рабочих. В Берлине, напротив, Геббельс 18 февраля, то есть несколькими неделями ранее, задал в «Спортпаласт» свой пресловутый наводящий вопрос, вызвавший неистовую овацию. Он получил ответ, который не был для него неожиданным. Присутствовавшие хотели тотальной войны, даже если бы она превзошла все, что можно было себе вообразить до сих пор. Рейхсминистр пропаганды саркастически охарактеризовал поведение своих слушателей как «час идиотизма». К этому, видимо, все в действительности и сводилось.

Конечно, и в Германии имелись недовольные режимом рабочие, но до забастовок тут дело не доходило. Мирное поведение населения нельзя вполне удовлетворительно объяснить лишь террором, топор которого висел над людьми. Дело было сложнее. Речь шла об аспектах специфической политической культуры, уходившей своими корнями в глубь немецкой истории.

Но как бы там ни было, в конкретной ситуации лета 1943 г. со всей непосредственностью проявилась решимость большинства немцев держаться до так называемого горького конца. Поэтому у них отсутствовало понимание того, что в сознании многих итальянцев сложилось свое представление о взаимосвязи между борьбой и победой. Большинство людей южнее Альп считало борьбу бессмысленной, потому что для держав «оси» победа уже давно была недостижимой. Чтобы осознать это, не нужны были ни специальная военная подготовка, ни какая-то секретная информация. Любой сколько-нибудь трезво мыслящий современник в состоянии был оценить сложившееся положение вещей. После высадки войск союзников на Сицилии в июле 1943 г. у итальянского правительства не было иного выхода, кроме скорейшего выхода из войны. От Рима требовалось проявить государственную мудрость. Интересы национального самосохранения безальтернативно предписывали прекратить бессмысленное истребление людей и бесполезное уничтожение материальных ценностей. Пока еще нация здорова она не развивает в себе ментальность леммингов.

Именно потому, что итальянцы были от этого свободны, следует считать в высшей степени трагичным, что единственно правильный вывод, к которому их лидеры пришли, исходя из развития военной ситуации, привел к несказанным страданиям и опустошительным разрушениям. Италия оказалась вовлеченной в жестокую братоубийственную войну. Она стала полем битвы для вермахта и его противников. Раны, нанесенные тогда, еще долго после окончания второй мировой войны болезненно напоминали о себе в итальянском обществе.

После своего освобождения немецкими десантниками дуче создал в сентябре 1943 г. марионеточное государство – Республику Сало. К чему это привело, видно не в последнюю очередь из того, что итальянские граждане принудительно загонялись им в качестве рабочей силы в национал-социалистическую военную экономику. Чтобы хоть как-то компенсировать дефицит добровольцев, немцы регулярно организовывали охоту на людей или охоту на рабов – так это звучало даже на официальном языке. В течение примерно 20 месяцев Италия Муссолини находилась на положении провинции «рейха». Ее население терпело произвол оккупационной державы. С сентября оно все больше стало чувствовать себя ограбленным и эксплуатируемым. Происходили невероятные вещи. Уже один тот факт, что генерал-фельдмаршал Кессельринг, который, по его собственному заявлению, после выхода итальянцев из войны мог их только ненавидеть, летом 1944 г. вынужден был ради обуздания своих мародерствующих орд издать приказ о расстрелах без соблюдения каких-либо военно-правовых судебных процедур, говорит сам за себя. Среди жертв злодеяний, в совершении которых сообща были повинны вермахт, полиция и СС, числились женщины, дети и старики.

Воздействие подобного обращения, в основе которого лежали лишь собственный произвол и полное игнорирование закона, морали, а также прав и интересов других, особенно сильно испытали на себе разоруженные вермахтом итальянские войска.

По состоянию на 8 сентября 1943 г. вооруженные силы Италии насчитывали свыше 1,5 млн. человек. Из них в зоне действий группы армий «Б», то есть в Северной и Центральной Италии, вынуждены были сложить оружие примерно 416 тыс. человек. На территории, подконтрольной главнокомандующему войсками на Юге (с ноября 1943 г. – на Юго-Западе), то есть в районе вокруг Рима и в Южной Италии, подверглись разоружению около 102 тыс., а в зоне действии 19-й армии на юге Франции – до 59 тыс. человек. О разоружении примерно W тыс. итальянских солдат доложило командование 2-й танковой армии, дисплоцировавшейся на территории Югославии и Албании. В зоне действий группы армий «Е», включавшей Грецию и острова Восточного Средиземноморья, согласно докладам, сложили оружие порядка 265 тыс. итальянцев. В общей сложности это должно было составить 1007 тыс. военнослужащих. Не все попали в плен или в списочные реестры.

У этой последней «победы» германского вермахта, принесшей солдатам Гитлера вторую по размерам за всю войну «добычу», было немало причин весьма разнообразного характера. Среди прочего можно указать на ошибки итальянского военно-политического руководства. Его приказы, имевшие целью подготовить армию к действиям в новой для нее ситуации, были изданы слишком поздно и притом в весьма туманных выражениях. Но главное, в те решающие дни с 8 по 11 сентября оно фактически оставило войска на произвол судьбы. Несомненно, важную роль сыграли также длительные и целеустремленные приготовления немецкой стороны к уже ожидавшемуся со времени потери Северной Африки выходу Италии из войны. Дивизии вермахта точно знали, что им надлежало делать по получении кодового сигнала «Ось», по которому должно было начаться принятие контрмер. Сверх того нельзя было недооценивать и важность таких обстоятельств, как недостаточная согласованность итальянских и союзнических планов, структурные изъяны королевских сухопутных войск и ряд других недостатков. Одним из решающих факторов явилось также нарушение немецкими генералами своих обещаний. Идя на заведомую ложь, они обещали итальянцам, что те после сдачи оружия будут отправлены на родину. Без такого подлого обмана, без умышленного введения в заблуждение и без коварного злоупотребления доверием, которое слишком многие итальянские офицеры все еще питали к своим прежним собратьям по оружию, события за пределами метрополии развивались бы совсем не так, как произошло на деле.

Конечно, вполне допустимо было бы проявить понимание и в отношении многих немецких мер и акций, диктовавшихся военно-политической ситуацией. Но германское руководство, увы, ими не ограничилось. Гитлер и командование вермахта издали ряд преступных приказов, появление которых абсолютно ничем нельзя оправдать. Речь шла не об адекватной реакции на происходившие события – речь шла о мести. Некоторые из изданных тогда директив остались беспримерными в истории второй мировой войны.

Преступно было расстреливать по законам военного времени как партизан итальянских войсковых командиров за то, что они не могли до истечения ограниченного жесткими временными рамками ультиматума побудить своих солдат к сдаче оружия. На процессе по делу обвиненных в совершении военных преступлений германских генералов из группировки войск на Юго-Востоке в этой связи было четко установлено, что итальянские военнослужащие, воспротивившиеся разоружению, действовали как представители воюющей стороны в полном соответствии с требованиями Гаагской конвенции. Их ни в коем случае нельзя было зачислять в разряд партизан и подвергать соответствующему наказанию.

Преступлением, далее, была казнь офицеров, подчиненные которых допускали передачу своего оружия в руки повстанцев или сообща действовали вместе с борцами Сопротивления. Унтер-офицеров и рядовых солдат таких частей командование вермахта – тоже вопреки международному праву – перебрасывало Для использования в качестве рабочей силы в тыловые районы сухопутных войск на Востоке.

Преступным следует назвать приказ командования 22-го горнострелкового армейского корпуса, в котором предписывалось без суда расстреливать попадавшихся переодетыми в гражданское платье итальянских военнослужащих. Этой Директивой генералы указанного корпуса преступили самые элементарные нормы и принципы военного права. Доказано, что на основании упомянутого приказа было уничтожено немалое число итальянцев.

Преступную цель преследовал и так называемый «указ о пуле» от 4 марта 1944 г., в авторстве которого никто так и не захотел сознаться. Он предусматривал, что схваченные во время побега итальянские офицеры и неработающие унтер-офицеры – наряду с военнопленными других национальностей – должны передаваться в распоряжение гестапо, которое, соблюдая строжайшую секретность, переправляла этих пленных в концлагерь Маутхаузен. Там их либо убивали выстрелом в затылок во время печально известной процедуры измерения роста, либо – когда речь шла о более или менее многочисленных группах –уничтожали в газовых камерах.

Не менее преступным был приказ Гитлера, предписывавший периодически избавляться от пленных на греческом острове Кефалиния. При выполнении этой варварской директивы вермахт перемолол в своей кровавой мясорубке тысячи итальянских военнослужащих, несмотря на то что они сдались на милость германского командования.

Выполнение распоряжения главнокомандующего германскими военно-морскими силами гросс-адмирала Дёница, которое предусматривало, что все старшие офицеры подводного флота и других соединений итальянских ВМС должны быть судимы по законам военного времени, если они несут ответственность за ведение боевых действий против германских военно-морских сил, тоже вело к совершению военных преступлений.

Тяжелое прегрешение перед международным военным правом содержала в себе директива, предписывавшая перевозить итальянских военнопленных с греческих островов на континент, совершенно не считаясь с отсутствием на транспортных судах спасательных средств. Никогда уже, видимо, не удастся с уверенностью сказать, скольким из тех более чем 13 тыс. человек, которые утонули вместе с ушедшими на дно безнадежно перегруженными транспортными кораблями, суждено было стать жертвами противоречившего международному праву распоряжения германского гросс-адмирала. Число их, надо полагать, было очень большим. Ибо ведь когда летом 1944 г. – при отходе группы армий «Ф» из юго-восточного региона Европы – германским военно-морским силам пришлось перевозить солдат вермахта с островных опорных пунктов на территорию континентальной Греции, условия эвакуации были более сложными, а потери в кораблях еще более высокими, чем в 1943 г., но тем не менее людские потери оказались минимальными. Объяснялось это достаточным количеством спасательных средств, соблюдением надлежащих мер безопасности и интенсивным оказанием помощи в экстремальных ситуациях.

Лишь горстка немецких офицеров отказывалась выполнять приказы, которые как таковые могли расцениваться и действительно расценивались как преступные.

В том, как германская сторона поступила с итальянскими вооруженными силами, со всей очевидностью проявились распад военной профессиональной этики внутри вермахта и полное игнорирование международного военного права политическим и военным руководством. Едва ли сколько-нибудь значимым представляется здесь то соображение, что большинство немецких военнослужащих не участвовали – по чисто случайному стечению обстоятельств – в подобных мерзостях. Ибо, поскольку уничтожение итальянских офицеров и солдат осуществлялось по недвусмысленному приказу командования вермахта, нет ни малейших оснований предполагать, что основная масса войск не выполняла бы подобных директив даже в случае несогласия с ними. Число жертв противоправных приказов колеблется от 5200 до примерно 6300 убитых итальянских военнослужащих.

Тех итальянцев, которые отказывались служить Муссолини и Гитлеру, имперское руководство с самого начала намеревалось использовать на принудительных работах в германской военной экономике. Первоначально это решение касалось лишь унтер-офицерского и рядового состава, но начиная со второй половины 1944 г. оно стало во все большей мере распространяться и на офицеров.

Примерно 600 тыс. военнослужащих из состава бывшей итальянской армии работали в «рейхе» и на оккупированных территориях – на различных предприятиях и на объектах вермахта – в интересах достижения военных целей национал-социалистической Германии. Их использование существенно улучшало удручающее положение с рабочей силой. Но именно поэтому и удивляет жестокое обращение с ними. Этих привлекаемых к принудительному труду итальянских военнослужащих можно было без всякого преувеличения назвать «военными рабами».

Описывать судьбу интернированных итальянских офицеров и солдат на подконтрольных «рейху» территориях – значит неизбежно приводить неопровержимые свидетельства проявления бесчеловечности, цинизма, унижений, садизма, а также беспощадной эксплуатации; говорить о надругательстве над ними охранников и надсмотрщиков; называть места, где люди обрекались на гибель лишением пищи, изоляцией, физическими наказаниями, отсутствием медицинской помощи и отказом в религиозной поддержке; упоминать о ненависти, с какой относилось к ним – в случаях установления контактов «большинство немецкого населения; обрисовывать последствия, которые влекли за собой болезни, а также психическое и физическое истощение; наконец, сообщать о слишком частых случаях естественной, хотя и отнюдь не нормальной, и нередко насильственной смерти.

Были в обращении с итальянцами, конечно, и исключения, но они, как представляется, в силу своей эпизодичности нисколько не меняли общей картины. Кроме того, существовали различия в жизненных условиях. В солдатских лагерях они были более суровыми, чем в офицерских. На Балканах они были хуже, чем где-либо, если не учитывать штрафных и концентрационных лагерей. Но даже при всех исключениях и различиях для подавляющего большинства пленных время, прожитое в условиях интернирования, было в самом настоящем смысле адом. В конце всех этих страданий и лишений мы видим страшный итог: около 20 тыс. человек (по немецким данным, которые, конечно, едва ли могут считаться полными) умерли в лагерях, примерно 5400 – пропали без вести или были убиты в районе боевых действий сухопутных войск на Востоке, до 13 300 – погибли при транспортировке и 6300 человек были попросту уничтожены. Итак, не считая павших на поле боя, эти потери в общей сложности дают цифру в 45 тыс. человек.

С учетом условий, которые существовали в немецких лагерях для военнопленных, не приходится удивляться тому, что иные страдальцы позволяли себе переметнуться на другую сторону. Предположительно около 180 тыс. человек покинули лагеря, согласившись выступать в качестве «желающих помогать» вермахту или вступить в фашистскую армию Муссолини. В общем и целом эти «желающие помогать» и «верные союзу» итальянцы находились в лагерях довольно короткое время.

Побудительные мотивы перехода на немецкую сторону поддаются более или менее достоверной реконструкции. Часть людей решилась на это, поскольку уже много ранее чувствовала идеологическое родство с фашизмом. Имелось также немало таких, кто приняли решение по оппортунистическим соображениям. А иные просто поддались человеческой слабости.

Когда в лагеря пришла первая зима, а соответствующей одежды и достаточного питания не было, когда среди военнослужащих начинали свирепствовать эпидемии и изолированность от родных и близких становилась все более давящей и угнетающей, тогда терзающий голод, холод, озабоченность судьбой семьи, страх за собственное существование и жажда выжить нередко ломали волю к сопротивлению даже у многих из тех, кто раньше отказывался переходит, на сторону немцев. Чтобы составить себе представление о том, что творилось тогда в лагерях, достаточно почитать отчеты фашистских функционеров, которых нельзя заподозрить ни в какой германофобии. В них говорилось о мужчинах, превратившихся в голые скелеты или опухших от голода, потерявших в не, выносимых лагерных условиях разум или лишившихся дара речи. К концу 1944 г. в лагерях для интернированных прозябали подобным образом приблизительно 15 тыс. изнуренных и сломленных адскими условиями труда итальянцев, большинство которых, если бы их не репатриировали, ожидала верная смерть. В Германии их физическое состояние считалось непоправимым. Немалое число тех, кто вернулся домой, из-за их ужасного физического состояния приходилось просто скрывать от глаз итальянской общественности.

Основная масса разоруженных итальянских военнослужащих все же находила в себе силу противостоять любым посулам и любому давлению. На этой почве у них уже в первые дни пребывания в немецком плену во многих случаях начало крепнуть сознательное сопротивление, имевшее, как представляется, не только политическую и этическую, но и – в самом простом, то есть свободном от всякого налета теоретизирования, смысле – антифашистскую мотивацию. Воля к сопротивлению питалась из многих и разнообразных источников, которые едва ли можно четко отграничить один от другого. Если подходить к этой проблеме под национал-социалистическим или фашистским углом зрения, то становится очевидно: Берлин и Сало воспринимали поведение интернированных военнослужащих как отказ от участия в войне и неприятие господства двух диктаторов. Если встать на такую точку зрения, то придется признать наличие массового пассивного сопротивления пленных. Но независимо от этого нежелание принять сторону немцев одновременно являлось и ответом на их бесчеловечное обращение с «интернированными военнослужащими».

Такое определение разоруженных и взятых в плен итальянских военнослужащих, введенное в обиход Гитлером, послужило поводом для бесчисленных спекуляций. Со стороны Гитлера это был чисто пропагандистский прием, которым он хотел формально подчеркнуть свое лояльное отношение к стабилизации внутриполитических позиций Муссолини. По его замыслу, упомянутое определение должно было символизировать предпочтительное отношение германских властей к итальянским военнопленным. Однако интернированные итальянцы убеждались, что их положение не лучше – как утверждала национал-социалистическая пропаганда, – а, как правило, хуже условий содержания пленных других национальностей. И подчас они и в самом деле оказывались в худшем положении даже по сравнению с советскими военнопленными.

В конечном счете введение в обиход Гитлером терминологического новшества привело к тому, что вермахт смог распространить на разоруженных экс-союзников все обязанности военнопленных, не признавая формально за собой никаких обязанностей, вытекавших из Женевской конвенции об обращении с военнопленными 1929 г. Вследствие этого интернированные целиком и полностью зависели от немецкой благосклонности. К тому же Гитлер и вермахт с помощью различных маневров отстранили Международный Красный Крест от оказания помощи итальянцам, поскольку последние официально не считались военнопленными. Зато Берлин предоставил неограниченную свободу действий «Сервицио ассистенца интерната» – общественной службе, созданной в Республике Сало для оказания помощи итальянским военнопленным. Тонкость замысла состояла в том, что работники этой службы в спорных случаях могли апеллировать только к собственному правительству, являвшемуся марионеткой Берлина.

Сложившейся ситуации отнюдь не противоречил тот факт, что Гитлер в июле 1944 г. удовлетворил просьбу Муссолини и одобрил предложение о превращении интернированных военнослужащих в так называемых свободных гражданских работников. Эта уступка объяснялась исключительно соображениями военно-экономической целесообразности. Нехватка рабочей силы в «рейхе» вынуждала интенсифицировать ее продуктивность, а то, что итальянцы не отличались высокой производительностью труда, не было тайной. Даже потогонная система, увязывавшая размеры рациона с выработкой, мало что могла изменить. И напротив, принудительные рабочие, как показала реальность, были более склонны позитивно реагировать на определенные уступки – особенно на улучшение питания. Учитывая это, немецкая сторона попыталась добиться своей цели также и путем изменения статуса интернированных итальянцев, которое было предпринято в августе-сентябре 1944 г. Для Гитлера и его окружения перевод военнопленных в гражданский статус не был сопряжен с риском, поскольку и «свободные» рабочие должны были оставаться в «рейхе». Имперское руководство надеялось, что итальянцы (некоторые группы остались не затронутыми предпринимаемой акцией) поддадутся очередному обману.

На деле же, насколько можно судить, лишь треть их добровольно согласилась на изменение статуса. Остальных, после того как ни угрозы, ни насильственные меры желаемого результата не дали, немцы превратили в «свободных» рабочих в приказном порядке, после чего они стали, правда, жить по другую сторону колючей проволоки, но, как и прежде, оставались пленниками Германии. Практически ничего не изменилось и в отношении к ним населения, а что касалось питания, обращения, снабжения одеждой и оплаты труда, то по этим показателям они вплоть до мая 1945 г. находились на предпоследнем месте в иерархии иностранных рабочих, принудительных рабочих, а также работающих военнопленных.

Возникает вопрос: имело ли в данном случае место некое исключительное событие, спонтанная и не пропущенная сквозь призму анализа реакция или, может быть, происшедшее все-таки следует рассматривать под углом зрения национал-социалистической идеологии и методов ее внедрения в умы людей?

Найти ответы можно лишь при условии, если задаться вопросом об отношении к человеку итальянской национальности вообще. При этом обращение с интернированными военнослужащими и итальянскими принудительными рабочими, то есть жертвами проводившихся в Италии акций по «отлову» людей, и даже с теми итальянцами, что остались верными союзу с «рейхом», следует рассматривать в комплексе.

При подобном подходе к проблеме возникает впечатление, что обращение с отдельными категориями итальянцев в сфере германской власти было весьма различным. Над интернированными военнослужащими висел дамоклов меч избиений и даже применения оружия. Им и депортированным принудительным рабочим приходилось хуже всех. Те же итальянцы, которые оставались верными союзу двух диктаторов, пользовались материальными преимуществами. Но и их немцы третировали, унижали и презирали. И если военнопленные чаще всего становились жертвами охранников, то добровольцы, пожелавшие воевать на стороне немцев, с большой готовностью приговаривались к смерти «великодушной» в отношении итальянских военнослужащих германской военной юстицией.

При всех различиях в деталях общий взгляд на проблему приводит к убеждению, что циничное обращение с итальянцами предопределялось среди прочего еще и некой расово-идеологической максимой. В совершенно неискаженном виде это нашло свое выражение в извращенной озабоченности руководителя партийной канцелярии тем, что перевод интернированных итальянцев летом 1944 г. на положение гражданских рабочих может нанести ущерб «чистоте немецкой крови». С этой позицией Бормана согласуется тот факт, что обращение с итальянскими интернированными было хуже, чем с так называемыми родственными в расовом отношении пленными. О подчиненном положении итальянцев как представителей низшей расы свидетельствует и намерение германского руководства отвести Италии в покоренной Европе всего лишь роль источника рабочей силы. Здесь просматривался вариант проектировавшегося СС «рабовладельческого государства». Хотя итальянец еще не был поставлен на одну доску со славянином, тем не менее он считался недостойным носить оружие. Об этом представители Республики Сало даже докладывали своему правительству. В их донесениях подчеркивалось, что обращение немцев с итальянцами показывает, что первые считают вторых «неполноценными существами».

Между многочисленными проявлениями негативного отношения к итальянским гражданам и национал-социалистической расовой доктриной существовала причинная взаимосвязь. И хотя в данном случае речь идет о гипотезе которую следовало бы проверить в рамках более широкого исследования, тем не менее можно утверждать, что причины «третирования» итальянских интернированных военнослужащих удастся достаточно полно выявить только в том случае если при этом будет принята во внимание расово-идеологическая обусловленность системы ценностей национал-социализма.

У каждого из сотен тысяч интернированных или пленных военнослужащих была своя собственная судьба. Поэтому следует еще раз подчеркнуть, что не все из них прошли через одинаковые испытания. Однако, несмотря на это, для большинства интернированных итальянцев весной 1945 г. завершилась поистине адская фаза в их жизни.

Для точно не установленного числа бывших солдат итальянской королевской армии то время закончилось так же, как оно началось для тысяч их интернированных товарищей: бойней! С названиями таких городов, как Потхоф, Унтерлюс, Либенау, Хильдесгейм, Кассель и Тройенбритцен, связана насильственная смерть более чем тысячи интернированных военнослужащих.

Параллельно событиям, которые инсценировались фанатичными приверженцами нацистского режима накануне его полного краха и которые с достаточным основанием можно назвать оргиями массовых убийств, начался отъезд итальянских рабочих-рабов из Германии. С марта 1945 г. у границ Италии бурлил настоящий людской поток, уносивший на родину интернированных военнослужащих, принудительных и добровольных рабочих. Творившееся там в те дни напоминало бурление морского прибоя, выбрасывавшего на берег вместе с обломками корабля оставшихся в живых пассажиров – изнуренных, обессилевших, психологически надломленных, полуживых существ.

Это было также время, когда ушли с исторической сцены оба главных персонажа драмы, в которой разоруженные итальянские военнослужащие играли роль жертв. 28 апреля партизаны казнили пытавшегося бежать Муссолини. Два дня спустя покончил с собой в превращенной в руины столице «рейха» Гитлер. Однако смерть обоих диктаторов не коснулась судьбы возвращавшихся на родину интернированных военнослужащих. Для многих из них нормальная жизнь еще долго оставалась вне досягаемости. Они по-прежнему были отмечены печатью пережитых испытаний, страдали от последствий своего пребывания в плену.

И вот еще что кажется заслуживающим внимания: интернированные военнослужащие не получили никаких компенсаций. Ни в Германии, ни в Италии, где по крайней мере живы воспоминания, им не было отведено того места в итоговой исторической картине национал-социалистического и, соответственно, фашистского господства, которое они и своим поведением, и своими страданиями заслужили. В общем и целом они – после проявленного по отношению к ним предательства, презрения, жестокого обращения и массовой гибели – канули в безвестность.

Примечания: * данная статья в основном воспроизводит итоговые соображения моего исследования «Die italienischen Mllitanntemierten im deutschen Machtbereich 1943 bis 1945» Munchen 1989 («Интернированные итальянские военнослужащие в сфере германского влияния в 1943-1945 гг.»). Там представлены доказательства по всему комплексу затронутых тем и сформулированных выводов, а также сведения о степени изученности проблемы

Герхард Шрайбер, XPOHOC