Антиквариат. Гении фальсификаций

После Первой мировой войны интерес к собиранию и покупке живописи вернулся. Теперь с большой охотой покупали не только импрессионистов – Мане, Ренуара, Дега; поднялся спрос и на постимпрессионистов – Синьяка и пуантелистов, Гогена и группу «Наби». В особенности же хорошо покупали работы Ван Гога. Интерес к французской живописи заставил «шевелиться» мастеров фальсификации. Игорь Грабарь, который в начале 1920-х гг. неоднократно бывал в Германии и превосходно знал ситуацию на художественном рынке, пишет, что живописью французской школы интересовались не только французы. В особенности она привлекала немцев – тех богатых немцев, которые в нищей послевоенной Германии могли себе позволить покупку живописи. Грабарь характеризует это явление как «чувство меньшей значимости»: немецкое для покупателей означало второсортное, посредственное. А то, что было французским, имело на себе знак высокого художественного качества. Такой интерес к французской живописи со стороны немецких коллекционеров заставил «шевелиться» и мастеров фальсификации.

Наиболее громкая афера связаны с именем антиквара Вакера. Академик Грабарь пишет о том, как в начале 1920-х гг. в голландском музее Кроллер-Мюллер в городе Оттерло состоялась большая выставка Ван Гога. И со смехом замечает, что на этой выставке он насчитал более 10 явных подделок; причем даже проследил «эволюцию» фальсификатора: если в первых работах тот только начинал осваивать манеру Ван Гога, то впоследствии уже вплотную приблизился к стилю французского мастера. Все следы вели к одному человеку – немецкому антиквару Вакеру, о дальнейшей судьбе которого Грабарь не упоминает. По некоторым данным, часть работ Вакер согласился взять обратно и вернул за них деньги. Другие же работы рассосались по частным коллекциям.

Эта мутная история перекликается с другой, которая произошла в конце 1980-х – начале 1990-х гг. Тогда международный арт-рынок был взорван рекордными покупками работ импрессионистов и постимпрессионистов: основными покупателями были японские бизнесмены. Все дело в том, что «японское экономическое чудо» породило довольно большую когорту богатых людей, которые, увлекаясь искусством, искали в мировой культуре следы японского влияния. Работы импрессионистов и постимпрессионистов подходили для этого как нельзя более кстати. Общеизвестно, что вскоре после того, как Япония, в результате так называемых реформ Мэйдзи в 1860-х гг., открылась для западного мира, по всей Европе распространилось японское искусство; в частности, гравюры на дереве Укиё-Э. Эти гравюры мгновенно стали чрезвычайно популярны. Привлекли они и художников; как бы случайная, непреднамеренная композиция гравюр вдохновила импрессионистов на создание картин нового вида, где действие кажется просто куском жизни, выхваченным из плоскости реального и «пересаженного» на холст. Более всего японские влияния прослеживались у Ван Гога в работах его зрелого периода, где резко очерченные контуры, графичность мазка явно отсылали к японскому искусству. Все это привлекало японских бизнесменов конца ХХ века, и на стыке 1980-х-1990-х гг. состоялась одна из самых громких продаж в истории арт-рынка. Знаменитые «Подсолнухи» Ван Гога были проданы более чем за 80 миллионов долларов. На тот момент это была самая большая сумма, когда-либо заплаченная за произведение искусства.

Однако вскоре после этой громкой покупки многие специалисты начали высказывать осторожные сомнения в подлинности работы. Факт этот по известным причинам широко не афишировался. Но когда японский владелец через два года после этого события захотел продать картину – покупателей не нашлось (хотя стоимость ее снизилась почти что вдвое: «Подсолнухи» были выставлены за 46 миллионов долларов). Работа находилась в подвешенном состоянии более 10 лет, и лишь в прошлом году консилиум виднейших мировых экспертов по Ван Гогу вынес «соломоново решение».

Было установлено, что эти «Подсолнухи» – не что иное, как копия-повторение Гогеном этой известнейшей из работ Ван Гога. Как известно, Гоген и Ван Гог в течение года работали вместе и оказывали друг на друга творческое влияние. Эксперты заявили, что Гоген был настолько восхищен «Подсолнухами», что сделал собственную копию этой картины. Оригинал же, который безоговорочно принадлежит кисти Ван Гога, находится в Лондонской национальной галерее и датирован 1888 годом. И решение специалистов, в принципе, имеет под собой веские резоны, так как именно в 1888 году Гоген написал портрет Ван Гога, где тот изображен как раз за работой над «Подсолнухами». Однако ни в письмах Ван Гога, ни в воспоминаниях современников нет упоминания о том, что Гоген повторял какие-либо работы Ван Гога.

Поэтому это решение экспертного совета можно считать данью уважения к человеку, заплатившему за работу огромные деньги; ведь Гоген на художественном рынке стоит ненамного меньше, чем Ван Гог. В пользу этого вывода говорит тот известный факт, что Гоген крайне цинично относился к творчеству своих собратьев «по кисти и холсту», в том числе, и Ван Гога. (Желающим узнать подробнее о характере Гогена можем посоветовать замечательный роман Сомерсета Моэма «Луна и грош», где он выведен в образе Стрикленда).

Теперь давайте вернемся снова на полвека назад. Скандал связанный с Вакером, отпугнул собирателей и антикваров от Ван Гога. Этим, по всей видимости, и объясняется тот факт, что фюреру (чьим любимым художником был именно Ван Гог), никто не попытался продать ни одной картины этого мастера. Подобная «честь» выпала другому человеку. Некто Антониус Ван Меегерен после Второй Мировой Войны был обвинен в коллаборационизме и продаже работ старых голландских мастеров фашистам. Так, он продавал Герингу картины Вермеера, и сумма этих продаж составила 5 миллионов гульденов. На суде Меегерен сделал сенсационное заявление: он продавал не Вермеера, а свои собственные работы – фальсификации под Вермеера. Ван Меегерен долгие годы посвятил постижению художественной техники Вермеера, композиции, сюжетов и мотивов его картин, изучал химический состав красок, которыми пользовался художник. Кроме того, он изучал историю тех времен, и настолько глубоко погрузился в личность Вермеера, что его художественное мышление стало единым с мышлением знаменитого голландского мастера. В течение веков Вермеер был забыт, и лишь во второй половине 19 века он вновь стал популярным, когда импрессионисты заметили родство светоносной палитры Вермеера с собственными исканиями. Собственно, благодаря импрессионистам на него и обратили внимание; до этого Вермеер не был слишком интересен, так как для своих работ он брал обыденные, бытовые сюжеты. Лишь в раннем, еще итальянском периоде творчества он обращался к мифологическим мотивам. Этим и решил воспользоваться Ван Меегерен. Он, так сказать, «восполнил лакуну», написав несколько картин на религиозную тему в духе Вермеера. И тем самым поставил специалистов в тупик. Они были и озадачены, и восхищены одновременно. Ван Меегерен сделал чрезвычайно точный расчет на тщеславие искусствоведов, которым представилась возможность «открыть» Вермеера с новой стороны. Афера вряд ли была бы раскрыта до сих пор, если бы не признание самого Ван Меегерена, которого и по сию пору считают непревзойденным мастером фальсификации.

История Ван Меегерена уникальна в том смысле, что это один из тех редких случаев, когда сами творцы становились продавцами своих фальшивых шедевров. И здесь нужно четко разбираться в мотивации. Если для всех этих Вакеров, Фазоли и Палези, живопись – просто бизнес, источник доходов, и при других обстоятельствах они стали бы торговать чем угодно, то для людей, подобных Меегерену, живопись была условием жизненной реализации. Можно смело сказать, что Меегерен – из тех людей, кто родился не в свою эпоху. Он любил реалистическую живопись, любил натуру, и, родись он в 17 веке, когда ценилось умение хорошо рисовать, живописать жизнь, он был бы востребован, богат и знаменит. Но его период жизни и творчества пришелся на «время беспредметной разрухи» – по выражению И. Э. Грабаря. В 20 лет Меегерен выиграл голландский конкурс классического рисунка; однако это ему ничего не дало. Всю жизнь он был простым преподавателем рисования, и получал нищенское жалование. Он пытался изображать современную ему жизнь классическими методами, но это получалось поверхностно и неубедительно, так как сама натура не соответствовала ни масштабам его таланта, ни глубине его стремлений. Самым дорогим и модным голландским художником в то время был Пит Мондриан, творчество которого, по сути, не что иное, как перепевы русских супрематистов. Его картины состоят из горизонтальных и вертикальных цветных полос на белом фоне. Причем сам Мондриан настолько автоматизировал процесс своей «живописи», что сначала расчерчивал холст на полоски, а потом заклеивал их кусками бумаги и раскрашивал, как это делают маляры при окраске стен, чтобы получились идеально ровные линия. Так что действия Ван Меегерена были своеобразной местью лицемерной художественной общественности.

Подобные случаи на самом деле не редкость. В 1939 году итальянский крестьянин, распахивая землю на своем поле, нашел превосходную античную статую Венеры, которую эксперты датировали началом I века нашей эры. Находку с чрезвычайной помпой представили в одном из римских музеев. После этой громкой презентации в прессе выступил малоизвестный итальянский скульптор Кремонезе, который доказал, представив недостающие детали, что это именно он изваял скульптуру и зарыл ее на этом участке ровно год назад, в 1938. Сделал он это лишь для того, чтобы доказать: его художественное мастерство ничем не уступает искусству скульпторов древности, и привлечь интерес публики к своему творчеству. Что же касается Вермеера, то афера Меегерена надолго отвратила антикваров и аукционистов от продажи и покупки его картин. Лишь в 2004 году одна из работ, которая ранее определялась как фальшивка под Вермеера, после долгих экспертиз была признана оригиналом и продана на Сотбис в 2004 году за 42 миллиона долларов.

Кира Оболенская, Личные Деньги