Нехорошо сидим. Откровения заключенного

Не верь, не бойся, не проси. Лишь следуя этой зэковской заповеди, можно выжить в местах лишения свободы. Так считает бывший офицер милиции, осужденный за «умышленное причинение тяжкого вреда здоровью», отсидевший свой срок «от звонка до звонка» и рассказавший о перипетиях жизни за решеткой. 

«..Буду откровенен при двух условиях: не называть моего имени и не описывать, кого и как я покалечил. Сел я довольно нелепо и вспоминать о том не хочу. Понимаю, что это любимая зэковская песня: посадили ни за что, по недоразумению. Но я так не говорю. Даже больше скажу: я столько за свою жизнь всего наворочал, что можно было бы меня посадить давно и с большими основаниями. Бил ли я задержанных? Конечно.

И наручниками к батарее пристегивал именно так, как в кино показывают. Крал ли то, что мне было доверено охранять? Да, случалось. Но если не я, то кто-то все равно тащил с того завода все подряд – работяги, администрация. Работягам мы с напарником поставили заслон. Ну а себе – как бы повысили должностные оклады путем хищения ценной продукции. На взятку судье я денег не скопил. А адвокаты – пешки в процессе. Прокуроры и судьи – винтики государственной карательной машины, с которой тягаться бесполезно. Одним словом, я сел. Такова предыстория, и в ней поставим точку.

Система пенитенциарная, по-русски – антисанитарная

Пенитенциарной системой называют по науке тюряги и колонии. От латинского «раскаяние» это слово происходит. А зря. Какое там раскаяние, когда за решеткой ты оказываешься в нечеловеческих условиях? Брезгливость, досада, злоба – вот что ты там на самом деле ис-пытываешь. На зоне еще, когда попривык-нешь, обживешься. А следственные изоляторы, этапки (то есть пересыльные тюрьмы) как будто специально задуманы так, чтоб тебя рас-топтать, дать понять, что ты теперь – никто, не человек, а зверь в клетке. Да, пожалуй, у зверя в зоопарке условия лучше: хата одноместная, жратва приличная, окружен заботой и вниманием. А в «человеческом зверинце» ничего это-го нет. Хотя заметим, что в СИЗО сидят НЕ ПРЕСТУПНИКИ – исходя из презумпции невиновности, до приговора ты таковым не являешься.

В омском СИЗО в ментовской камере, рассчитанной на десять человек, нас было тридцать. Когда я ввалился туда, встретил меня смотрящий:

– Новенький? Статья?

Отчитался, как положено.

– Раздевайся.

– Да ты чё?! – возмутился я вполне, по-моему, резонно.

– Гигиена.

Потом я понял, что местным медикам, охране, братва в этом плане не доверяет и сама убеждается, не чесоточный ли ты какой, не лишайный ли. Ведь в такой тесноте ни от какой заразы не убережешься, да и кругляк (кружку) с чифирем гоняют от одного к другому. Так что процедура правильная.

Убедившись, что я чистый, распорядился:

– Спать будешь с этим. По очереди. Видишь, сколько нар и сколько народу. Нестыковка.

Этот эпизод я вспомнил позднее, когда попал в этапку, пересыльный СИЗО. Там было сто рыл в одной камере. А мне вдруг какой-то молодой любезно так предлагает: «Покемарь – вон шканарь свободный».

Лег. Руку сунул под подушку – чешется, зараза. Поднял подушку, а там кишмя кишат клопы, как муравьи в муравейнике.

Я бы благосостояние общества определял не по «корзине», не по средней зарплате, не по количеству богачей на душу населения, а по состоянию тюрем. Людей-то по закону лишают СВОБОДЫ, а не человеческих условий проживания вне ее. Тут, между прочим, есть момент, где государство сильно просчитывается. Выгодно ли за решеткой превращать человека в зверя? Ведь он, выйдя на волю, всем может перегрызть глотки.

Все мы немножечко зэки

Мой адвокат любил пошутить: «Что бандиты, что менты – одного поля ягоды. Из вас ведь половину давно пересажать пора».

– Больше, – уточнил я со знанием дела.

Вот отделал я, положим, пьяного хмыря, который своей пролетарской струей надругался над памятником вождю пролетариата. А вчера его отпрыска, посмотревшего на меня косо на танцах в ДК, отходил по хребтине резиновой дубиной. Так что, может, мне эта клетка больше подходит.

Мне кажется, если разобраться, у нас вся страна – зэки. Только большинство – расконво-ированные. Что, разве чиновники чисты на руку? Или, может, бизнесмены платят, как положено, налоги? Или вся эта шелупонь, что держат ларьки-киоски, оформляет бедных девчонок официально, выплачивает им отпускные и декретные? У нас даже терминология преобладает зэковская: лагерь труда и отдыха, зона отдыха… Повсюду – лагеря да зоны. А посадить можно практически всех, достигших возраста уголовной ответственности. И тебя, и тебя в том числе! Ты давал взятку гаишнику, чтоб он за грубейшее нарушение отпустил тебя с Богом? Так… Открываем УК РФ. Статья 291, ч. 2 – дача взятки. Предусматривает лишение свободы на срок аж до восьми лет. Ну и ему, голубчику, светит то же самое – по статье 290, «получение взятки».

Беззаконие – закон нашего сегодняшнего существования. Может, когда-нибудь наши внуки и правнуки одумаются и начнут строить то самое правовое государство, о котором сейчас говорят с высоких трибун. Только когда это будет?

Авторитет – он и есть авторитет

Скажу совершенно искренне: по моему мнению, в заключении жизнь в каком-то смысле устроена даже справедливее, чем на воле. Лидером здесь нельзя стать путем подтасовки избирательных бюллетеней. Авторитет – он и есть авторитет. В СИЗО смотрящим у нас был бывший омоновец. Сидел он по статье 105-й, за убийство. Он мне только однажды вскользь сказал, что пытался урезонить двух бузотеров, но перестарался. Можно представить: веса в нем килограммов девяносто, и рост тоже будь здоров. Инструкцию он мне сразу дал простую: живи спокойно и никуда не лезь. Легко сказать. На третий же день я чуть кровь не пустил одной «шестерке» Это был бывший кинолог из охраны зоны, мерзкий жирный тип, с бегающими глазками.

Я сидел за столом с кругляком в руках и вдруг – подзатыльник. «Ты чё расселся, мы сейчас тут хавать будем!» Жирный имел в виду себя и смотрящего. Кипяток выплеснулся мне на руки. Я схватил со стола резку (нож) и кинулся на этого типа. Я и на воле бывал бешеным, есть такой грех, особо по пьяному делу, а здесь-то – совсем иная цена у жизни, мог бы, пожалуй, мог бы за такое его приговорить.

– Стой! – гаркнул смотрящий.

Взял резку из моей руки, подошел с ней к «шестерке» и что-то тихо ему сказал. С тех пор подобных недоразумений не было.

Зэковский общак надежнее банковских вкладов, которые сгорают, и пенсионной системы, которая доит трудовое население, а стариков в итоге оставляет нищими. В общаке так: ты дал то, что смог, а получишь потом необходимое. С каждой передачки непортящиеся продукты (консервы, конфеты) откладываются впрок. В общий котел идет пятая часть сигарет. Я, как положено, регулярно пополнял общак, зато когда уходил на этап, меня снарядили большущим мешком, в котором было и курево, и чай, и конфеты, и консервы. Еще проявили заботу сокамерники: побрили перед этапом наголо. Сказали, что в одной хате в этапном СИЗО столько вшей, сколько нет на всем земном шаре. И были правы.

Зэк на выдумки хитер

Ты спрашиваешь, откуда в СИЗО взялась резка – ну, тот нож, которым я сгоряча чуть было не замочил «шестерку»-кинолога? Вроде бы все колющие и режущие предметы в подобных учреждениях запрещены. Да, это так. Но на самом деле и в тюрьме, и особенно на зоне можно добыть все, что бы ты ни пожелал. Спиртное, наркотики… Вот только с женщинами напряженка.

У тебя будет все, если есть деньги. Дубаки (охрана) продажны. С администрацией, думаю, они делятся доходами. В СИЗО что-то проносят и адвокаты. Ну, например, нам чей-то защитник принес спираль от электроплитки. А дальше начинается творчество. Мы выдолбили в бетонном полу канавки, вставляли туда спираль и готовили еду, заваривали чифир. Попользовался, спрятал спираль – и все шито-крыто.

Из моек (лезвий от одноразовых станков) делается пилка, ей по зубам любой металл. Если между камерами кирпичная стена, она разбирается в незаметном месте – за кроватью, за тумбочкой. Связь в СИЗО между камерами безупречная. А в этапке – в пересыльной тюрьме – пацаны умудрились сделать между хатами такой большой лаз, что запросто ходили друг к другу в гости.

Я не могу подробно говорить обо всех хитростях, на которые горазды зэки. Скажу – а тюремная администрация где-то возьмет да и закрутит гайки, ужесточит шмон. Подведу, получается, тех, кто сидит. Одно я понял: зона подтверждает безграничность возможностей человека. Как бедняга, бегущий от медведя, с перепугу прыгает на дерево, на высоту которой мировые рекордсмены позавидовали бы, так и зэк, загнанный в угол, снесет его к чертовой матери. Только им руководит не страх, а желание вырвать хоть часть того, чего его лишили.

Красное и черное

Объясняю терминологию: «красная» зона – та, где правит администрация колонии, «черная» – где власть (истинная, не формальная) находится в руках зэков. Как мне объяснили просвещенные люди, при советской власти органы сделали все, чтобы положить конец правлению блатных, и это понятно. Говорят, Лаврентию Берии принадлежит идея стравливать зоны «разных профилей», чтобы зэки мочили друг друга. Их объединяли: на «красную» (ее называли «ссучившейся») зону, где воры в законе если и сидели, то под давлением администрации отказались от своих главных принципов (не работать, не иметь семьи и ксив, не подписывать никаких документов), забрасывали малочисленную группу из зоны «черной». Зэков, живших по понятиям, попросту вырезали.

Сегодня «черных» зон практически не осталось. Воры в законе содержатся отдельно, в крытых тюрьмах вроде «Крестов», но и они уже не те, не настоящие. Блатные занимаются бизнесом, идут во власть, в депутаты например. По сути, это конец размежеванию блатных и «мирских» понятий. И, разумеется, это не победа, а поражение государства. Блатной мир должен быть от него отделен.

С нашей, ментовской зоной тоже проделали вопиющую по прежним понятиям процедуру: объединили с обычной. Но никакой резни не было: давным-давно ушли те времена. Мы уживались вполне нормально. Я, например, чифир пил из одной кружки с «авторитетом». Он, правда, комментировал: «С ментом сидеть рядом – дело неправильное, наверное…»

У нашего объединения была экономическая подоплека. Мы изготавливали на нашем производстве один ценный металлический сплав. Говорят, администрация его толкала налево, все у нее на разных уровнях было схвачено. Рабочих, которые хорошо справлялись с делом, под любым предлогом не отпускали на УДО (условно-досрочное освобождение), задерживали. Если подходил срок, закрывали в ПКТ (помещение камерного типа, как бы тюряга местного масштаба) за какое-нибудь придуманное нарушение. Они писали жалобы прокурорам, повсюду – бесполезно.

А потом погорел начальник спецчасти. Дело было так. Сидел у нас один серьезный человек, полковник-«афганец», говорили, даже будто бы Герой Советского Союза. Ему начальник предложил УДО за деньги. Тот дал согласие, а сам передал через дубаков письмо в компетентные органы. Начальника посадили в нашу же зону (но содержали в отдельном помещении для его безопасности). Полковника освободили. Начались проверки, поосвобождали многих зэков из числа передовых рабочих, у которых подошло УДО. Им потребовалась замена, чтобы производство не стояло. Вот и стали собирать зэков по другим, не ментовским зонам.

Повторяю: уживались. Но напряженка иногда возникала. Тому же «авторитету» я однажды, отстаивая честь мундира, который мне больше никогда не видать, долго внушал, что и менты тоже нужны: «Вот у твоей матери хату, ты говоришь, взяли. И к кому она обратилась? К ментам. К твоей девчонке пристанут отморозки в темном переулке – и кого она опять же, если тебя не будет рядом, на помощь позовет?»

Кажется, я смог его убедить, что ему от ментов не только статьи из УК могут перепадать, но и защита, ведь потерпевшими бывают все – и большие, и маленькие люди, и законопослушные, и сами бандиты, и их близкие.

Почему я не шел на УДО? Не хотел выслуживаться перед администрацией. Уж больно она гнусная. Поэтому не вступал в СДП (службу дисциплины и порядка), куда вербуют поначалу всех. Вот и отмотал свой срок честно: от звонка до звонка.

Письма «заочнице»

Познакомиться с женщиной по переписке, разослав объявления в десяток газет, для зэка – вопрос престижа. К тому же это морально поддерживает. Ясно, что девчонке или бабе ты вешаешь лапшу на уши, но, завираясь, как будто и сам начинаешь верить, какой ты классный парень.

Зэку нужна отдушина. А вот что нужно им? Если не могут найти на воле нормального мужика, то откуда ему взяться в зоне?

Моей заочницей была приличная девушка, аспирантка педагогического вуза на Кубани. Я так понял, в ней вся наша эпистолярная история подогревала веру в то, что человека можно перевоспитать, что доброе и правильное слово творит чудеса и т.д. – отголоски коммунистической морали.

У меня с русским языком по жизни завал: тройка с минусом в школе, да и то, что там знал, давно уже забыл. Но на зоне есть хорошая традиция: взаимовыручка. Если кто попадает башковитый, то он и надиктовывает всем тексты, которые пишутся под копирку, иногда – с вариациями. Наш тамошний поэт подарил мне пару своих стишков. Берут за душу, елки зеленые! И девушку мою они растрогали. Она даже написала про мой талант, который надлежит развивать. Меня это дело раззадорило, и я решил действовать самостоятельно. Рифмовать не получалось, писал в прозе, но изящно так, красиво, а ошибки давал проверять башковитому. Но где взять умные слова и мысли? Решил обратиться к классике. Темы брал из письма Онегина к Татьяне и редактировал, приспосабливая к своей ситуации.

Например, Онегин пишет: «…Но чтоб продлилась жизнь моя, Я утром должен быть уверен, Что с вами днем увижусь я». Чем не мысль? И я ее подаю так: «Давно загнулся бы здесь, дорогая, если бы не одно. Когда утром просыпаюсь под рев лагерной сирены, то должен быть уверен, что увижусь с тобой – обязательно увижусь, когда выйду на волю». Пушкина хватило на десяток писем. Потом переключился на Есенина. Из иностранцев брал в соавторы Петрарку, Федерико Гарсиа Лорку, Гёте. Круто ребята заворачивали!

Заочница вскоре после моего освобождения послала мне телеграмму. Я дал ей материн адрес, умышленно: был уверен, что напишет, и пусть, думаю, мать убедится, что сын ее – не какой-то отброс общества, что его любят даже девушки с солнечной Кубани.

Она отбила: «Милый, живу нашей встречей. Все плохое позади. Твоя Надежда».

Нет, решил, не будет «калины красной», никуда не поеду.

Пока сидел, у меня родился сын. Его мать – не жена мне, а просто одна из моих женщин. Но сын – это здорово. И мой он: и по срокам, и по физиономии все совпадает. Мать моего сына мне тоже писала. Не так часто и не так страстно, как Надя. Поэтому ей я ответил лишь раз – дежурно, скупо. С сыном поздравил. Но, честно говоря, тогда ничто внутри не шелохнулось. Лишь когда его увидел, когда он сказал мне «папа», я чуть слезу не пустил. И подумал: может, действительно все позади?..»

Владимир Булычев, ТРИБУНА

You may also like...