Черная экономика российских тюрем

Тюрьма — это отдельный мир, государство в государстве. В ней действуют свои законы и правила, своя сословная и экономическая система, свой быт, своя власть. Сейчас в местах лишения свободы в РФ находится почти 450 тысяч человек, это население крупного города. В российских СИЗО, колониях и других пенитенциарных учреждениях находятся также более пяти тысяч граждан Украины.

Всего же в новейшей истории через исправительные учреждения России прошли миллионы россиян. Для кого-то СИЗО и колонии стали новым домом, кто-то нашел в них свою смерть.

Острог, казенный дом, место лишения свободы — у этих мест много названий. Но сами заключенные называют место отбывания наказания «Дом наш общий». Так  назвали в «МБХ медиа» путеводитель по русской тюрьме, сокращенно ДНО. Хотя на самом деле русская тюрьма, конечно же, бесконечна и бездонна.

Глобально экономику мест лишения свободы можно разделить на две части — официальная (работа, ФСИН-магазины, передачки и прочее) и теневая. И если о первой известно достаточно много, то о второй — почти ничего. Ни зеки, ни значительная часть сотрудников ФСИН не заинтересованы в том, чтобы отлаженная за десятилетия рабочая и прибыльная для многих система вдруг перестала существовать. Конечно, ФСИН пытается (или делает вид, что пытается) исправить ситуацию и ликвидировать теневую экономику в тюрьме, руководителей красных управ перебрасывают на черные (см. Словарь в конце текста), чтобы они «перекрашивали» лагеря и изоляторы, но многие потом снова размораживают, и сейчас, по оценкам собеседников «МБХ медиа», больше половины российских колоний и изоляторов поддерживают «черный ход». Основные элементы экономики мест лишения свободы: телефоны, наркотики, азартные игры, вымогательства у зеков, телефонные мошенничества и взносы в общак или на черное.

«Фонарики» и «лопаты»: связь в тюрьме

Фонарик — самый ходовой и полезный товар в местах лишения свободы. Официально в учреждениях ФСИН любые частные средства связи запрещены, по факту — они выгодны всем. Заключенные имеют связь с родными, близкими или подельниками, администрация зарабатывает на телефонах деньги, а смотрящие и бродяги имеют возможность решать криминальные вопросы и контролировать жизнь в зоне и на воле.

«Операм это выгодно, они получают деньги и могут слушать телефоны, раскручивать арестанта на новые дела, получать информацию о происходящем в камере». (Евгений, 33 года, в 2016 году был осужден на три года колонии за хулиганство)

Только по официальным данным, в России на режимных объектах, подведомственных ФСИН, ежегодно изымается более 60 тысяч телефонов, так что масштаб рынка можно себе представить.

Какие телефоны?

Больше всего распространены самые простые кнопочные телефоны — фонарики, их проще занести, легче спрятать и не жалко потерять. Конечно, в тюрьмах и лагерях сидят и люди со смартфонами и планшетами — лопатами и зеркалами, но их значительно меньше.

Сколько стоят?

От полутора до ста тысяч рублей в особо изолированных камерах СИЗО или некоторых удаленных колониях. При этом в лагерях и колониях обычно устанавливают лимит — максимальную стоимость, выше которой продавать телефон нельзя, чтобы не наживаться на своих.

Как средства связи попадают в места лишения свободы?

1) Ноги — телефоны просто приносят. Обычно этим занимается сотрудник ФСИН, который либо самовольно «левачит», либо организованно с ведома начальства заносит телефоны в места заключения. Заключенный платит за «ноги» и за сам телефон.

«Договариваешься с человеком на воле, чтобы он купил телефон и передаешь его человеку, скорее всего сотруднику СИЗО, или родственнику, или другу. У него там может быть десять телефонов и эти десять телефонов заходят в тюрьму», — рассказывает Евгений.

Сейчас, по словам собеседников «МБХ медиа», контролеры в изоляторах (так арестанты по-старинке называют надзирателей, официальная должность которых — инспектор) почти не рискуют проносить телефоны лично. Зачастую весь трафик идет через оперов (сотрудников оперативной части).

Свои «ноги» могут быть и у «хозбанды» — заключенных, работающих на разных должностях в СИЗО или колонии.

«Когда я работал в магазине в Матроске, мужик, который нам привозил товары, затягивал телефоны, по 10−15 за раз мог затянуть. Дальше я их уже по централу раскидывал». (Руслан, в 2014—2017 годах сидел в «Матросской тишине», сейчас находится в «черной» колонии строгого режима в Воронежской области)

Все вышеперечисленное в основном касается изоляторов, в колониях «ноги» обычно называются «дорогами», а телефоны заносят партиями.

«За несколько месяцев до того, как я уехал из колонии в Иваново на поселок, у нас положенцем стал Анзор (раньше был положенцем в Бутырке), после этого весь „запрет“ начал идти только дорогами. То есть блатные договорились с администрацией, что теперь только через них телефоны будут идти. Стоимость сразу выросла — до 20 тысяч за трубку. По сути ты покупаешь трубки у барыг, которым они поступают от братвы, которая, в свою очередь, мутит их через мусоров». (Юрий, осужден на 7 лет по 228.1, отбывает наказание в красной колонии, до этого сидел в нескольких СИЗО и «черном» лагере)

2) Еще один вариант — затянуть самому, например, когда едешь на суд или следственные действия, можно договориться с конвоирами. Правда, сейчас это происходит нечасто.

«Раньше через суды тянули, или прямо в автозаках договаривались. Обратно когда едешь на тюрьму, они (конвоиры) сами говорят: „Че, в гастроном заезжать будем? Телефоны или бухло нужно кому?“ Сейчас этого уже почти нет, контроль везде, везде камеры стоят, у них руки связаны». (Александр, неоднократно судим за разбой, кражу и наркотики, в общей сложности провел в местах лишения более 11 лет)

«Вот на Бутырке формально стоит запрет на пронос через передачи или через администрацию. Типа, чтобы с мусорами дел не иметь. И вот, значит, ты себе через братву берешь трубку, а потом она начинает гулять туда-сюда. Понимаешь, тебе блатные говорят, надо, мол, для общего блага ее в другую хату передать, потом в третью и вот ты отдал 15 штук за телефон, а сам его почти не видишь. Так мало того, он еще и пока по дорогам гуляет, его могут красные спалить, или сами блатные мусорам курсануть. У нас так отлетал телефон, а потом в другом корпусе всплывал, и снова проданный от братвы типа», — рассказывает Юрий.

3) Наиболее экзотичный вариант, который формально никак не связан с администрацией и распространен, в основном, в «черных» колониях — вбросы. Здесь используют все — арбалеты, рогатки, самодельные пушки или просто сильные руки или даже дроны.

«В лагерях вбросами делают. В колонии, где я сидел, вообще все что хочешь было, телефон две тысячи любой стоил. Все с утра до вечера были на связи», — рассказывает Александр.

Администрация, конечно, о вбросах осведомлена, но закрывает на это глаза, и, очевидно, не просто так.

«Всегда есть постанова по вбросам. Они не могут о них не знать. Везде есть свои договоренности, правила вброса. В Красноярске, например, мы могли только в ночное время, хотя я знаю, что в других лагерях вообще круглосуточно закидывают», — рассказывает Евгений.

Кто продает в зоне?

Как и в любой хотя бы минимально развитой экономической системе, обмен товарами (да и другие экономические отношения) между зеками регулируется. «Братве» заниматься такой спекулятивной деятельностью не положено, поэтому для этих целей существует специальная каста — «барыги».

«Барыга — это тоже шерсть, это не порядочный арестант. Он не будет с людьми сидеть, он будет платить в общее, но без барыги никуда». (Владимир, дважды судим за мошенничество, отбывает наказание в колонии в Ульяновской области)

Масштаб рынка

Телефоны составляют существенную часть экономики лагеря. В «порядочных» («черных») колониях на связи могут быть до 80−90% всех заключенных.

«В Перми телефонов было больше чем зеков, но там свои нюансы, там завхозы (заключенные на ответственных должностях в отряде. — „МБХ медиа“) некоторые ходили с висящим на груди телефоном. Они должны быть на связи всегда, не будет же мусор искать человека в минус 45. Так что им там мусора прямо телефоны давали», — говорит Александр.

Рынок для среднего «черного» лагеря, где сидит порядка 1200−1500 заключенных, можно грубо оценить в 8−10 млн рублей в год, говорит Евгений. По словам Александра, сумма будет очень сильно варьироваться и среднее значение может колебаться от двух до нескольких десятков миллионов рублей.

«Это все очень индивидуально, сколько колоний, столько и постанов. Я был в лагере, где телефон можно было купить за две тысячи рублей, а в другом — за 30 тысяч. Но счет по-любому идет на миллионы в любой колонии, которая на связи», — говорит Александр.

Телефоны в зоне находятся в непрерывном круговороте между заключенными, «барыгами», администрацией и «блатными», и понять принципы этого движения порой весьма непросто.

«Понимаешь, вот блатные, например, говорят, мол, только через нас, с мусорами не работать, а потом твоя трубка гуляет по хатам и *** (кто его) знает, что там с ней происходит и почему потом мусора приходят к тебе ее искать», — говорит Владимир.

Сейчас власти обсуждают предложение глушить связь в местах лишения, а руководство ФСИН делает вид, что оно обеими руками за (интересно, что им мешало самим предложить этот вариант раньше?). Новый глава службы Александр Калашников активно пытается навести порядок во ФСИН, правда, бывалые арестанты и сотрудники ФСИН уверены — система перемелет и эту попытку.

«Я тебе так скажу, запрет он был, есть и будет. Это как аксиома, понимаешь, это данность. Ты же не задумываешься о том, чтобы запретить, там, электричество или общественный транспорт», — рассуждает Александр.

«Але-мале»: телефонные «разводы»

Вам, вашим друзьям или знакомым наверняка хотя бы раз в жизни поступал подобный звонок или СМС: «Ваш сын попал в беду…» или «Я из службы безопасности банка, поступает сомнительный платеж, скажите код из смс».

«Это называется але-мале, телефонные разводы. Еще в нулевых, когда только появились телефоны, уже тогда на Бутырке ушлые ребята разводили народ», — вспоминает Александр.

Зеки придумывают все новые и новые схемы. Их десятки, если не сотни. Вот некоторые из них:

«Потеряшка»

Одна из самых ходовых схем отъема денег у населения — «нахождение» потерянных вещей.

«Ну вот, скажем, потерял ты сумку с кошельком и другими ценными вещами, размещаешь объявление в ВК или там в каких-то группах специальных. Эти красавцы все мониторят, и звонят, говорят, что нашли вещь и готовы вернуть за вознаграждение», — рассказывает Юрий.

Он сидел в «красной» колонии, в которой работал такой колл-центр.

«Будут рассказывать, что у них специальная фирма, они выкупают вещи и на вашу украденную сумку/кошелек/часы и тому подобное потратили деньги, скажем пять тысяч, и хотят еще несколько тысяч сверху за суету», — говорит Юрий.

Далее зек-мошенник предлагает привезти вам вашу вещь. Используется стандартный набор приемов для усыпления доверия.

«Они будут всячески подыгрывать, изображать, что едут за рулем, ругаться на водителей, будут говорить что заранее платить ничего не надо, только по факту получения утерянных предметов, говорят, что будет расписка, чтобы никто не *** (обманул) никого. Важны мелочи —изобразить удивление, мол у самого такие же часы, могут спросить типа — кофе вам захватить?», — говорит Юрий.

Такие мелочи выстраивают доверительное отношение и готовят почву для дальнейшего довольно нелепого развития ситуации. Основной этап «развода» начинается, когда дело доходит до встречи. Вам под сомнительным предлогом (например, что в «Сбербанке» сбой какой-то и деньги не доходят сразу) говорят, что оплатить надо в терминале сотовой связи.

«Он звонит, говорит типа „я вот уже рядом, заходите в салон связи, засовывайте купюры, но ни в коем случае не нажимайте оплатить, вы вставите деньги, там отобразится комиссия, вы мне ее скажете, я пойму что сумма правильная, зайду внутрь, мы все проверяем, нажимаем кнопочку „оплатить“ — и все довольны“», — рассказывает Юрий.

Если у «лоха» начинают закрадываться сомнения, или он попросит человека подойти и оплатить вместе, ему скажут, что так не делается, а риска никакого нет — «вы же всегда может вернуть деньги по чеку». На самом деле, разумеется, вернуть деньги невозможно, а после того как купюры внесены в терминал, путь у них только один — на телефон или счет, названный разводилой, который ни на какую встречу не придет. Даже кнопку «оплатить» нажимать необязательно.

Эта схема «оплаты через терминал» используется в большинстве «разводов», связанных с утерянными вещами.

«Сотрудник безопасности»

Еще одна уже довольно избитая, но все еще работающая схема — разводят от имени сотрудника безопасности банка.

«Там вариантов масса — с вашего счета списана некая сумма, карта заблокирована, подозрительная транзакция и тому подобное. Вас могут попросить озвучить код, который прислали в СМС. И ведь до сих пор ведутся, хотя уже даже в банковских сообщениях пишут: „Опасайтесь мошенников, никому не говорите код“», — говорит Юрий.

Покупаем-продаем

«Классика — это какой-нибудь айфон на „Авито“. Вы продаете телефон, разместили объявление, вам звонит тип, долго и вкрадчиво интересуется состоянием трубки, оригинал она или нет и прочее, короче, изображает неподдельный интерес и беспокойство», — рассказывает Юрий.

Дальше сценарий примерно такой — «покупатель» сообщает, что находится в другом регионе, и нужно выслать телефон через службу доставки, ну, а деньги он вам «переведет», правда, после того как вы ему пришлете фотографию квитанции.

«Вы скидываете накладную, и тут новый поворот: вас просят назвать данные карты. Типа перевод идет с кредитной карты, а поэтому нужны все данные — срок действия, имя и фамилия и главное — CVV код на обратной стороне. Если вы дурачок и повелись — с вас списывают деньги, причем именно ту сумму, которую вы ждете переводом. То есть вы можете и не сразу заметить, подумаете, что это вам пришли деньги. Но это, конечно, уже вышка, для особо одаренных», — рассказывает Юрий.

В итоге, при идеальном раскладе, жертва по сути дарит зеку два телефона — один отправляя по почте, а другой в денежном эквиваленте. Аналогично схема работает при покупке вещей в интернет-магазинах или других товаров.

«Зек покупает что-то в интернет-магазине, звонит туда и говорит, мол, нужно платье для дочки на выпускной, но я сам уезжаю, она к вам подъедет, платье выберет, я деньги переведу, ок? А потом такой — а вообще знаете, я сейчас буду в дороге без связи, давайте я заранее переведу, вы же порядочные ребята, да? Вот я вам переведу 30 тысяч с запасом, она приедет и выберет, сдачу ей отдадите. Дайте номер карты», — говорит Юрий.

Ну дальше отработанный сценарий — перевод, оказывается, идет с кредитной карты, поэтому очень нужны три цифры на обороте и срок действия.

Кинуть вас могут не только, когда вы что-то продаете, но и когда покупаете, например, машину.

«Тоже классика — выставлена тачка, причем сильно дешевле рынка. Ты звонишь, тебе навешивают за состояние, рассказывают, что срочно нужны деньги, ты, конечно, ведешься на стоимость и хочешь посмотреть, и тут начинается схема. Оказывается, что тачка, скажем, не в Москве, а в Коломне. Ты говоришь, ну типа ща, пару часиков и примчу, а тебе — блин, ну вы понимаете, тут уже едут покупатели, не хочу вас туда-сюда гонять, понимаете, срочно продаю, вот уже люди едут. Но если вы, конечно, переведете небольшой задаток, тысяч 5−10, я ее подержу специально для вас», — рассказывает Юрий.

Что происходит дальше, объяснять не нужно. Важный момент, который может помочь вам понять, что звонит зек-разводила — перезвон.

«Они стараются позвонить сами. Если вы им набрали, они сбросят и перезвонят. Потому что они могут находится в другом регионе и межгород может съесть деньги и разговор (как и „развод“) прервется в самый неподходящий момент», — говорит Юрий.

Как это организовано

Телефонные «разводы», особенно если они организованы группой, это серьезное преступление, за которое могут накинуть немаленький срок, поэтому никто об этом (даже в «черных» зонах) особо не распространяется. Александр согласился рассказать некоторые подробности организации такого бизнеса. И в «черных» и в «красных» колониях могут организовываться целые колл-центры по «разводу» населения, отличие лишь одно — в «черной» некоторые индивиды могут заниматься этим самостоятельно, не ставя в курс никого — на свой страх и риск, а в «красных» это практически невозможно.

«Это может быть группа зеков, которых изначально отсаживают отдельно — например, в больничку или под крышу, там они сидят в хороших условиях и всегда на связи. У них там на бригаду из пяти человек может быть 10 телефонов», — Александр.

Организация может быть на таком уровне, что номер телефона будет повторять официальный номер того заведения, от имени которого с вами связываются, на заднем фоне вы будете слышать стук клавиш и некий офисный шум, а к вам вежливый молодой человек будет обращаться по имени-отчеству, поскольку они могут выкупать клиентские базы для более качественного «развода» потенциального «лоха».

«Сотрудникам» такого колл-центра обычно почти ничего не достается из доходов. На «красных» все уходит операм, на «черных» — в «общее». На «красных» зонах тебя шантажируют ШИЗО, избиением, тем что урежут количество свиданий. Хотя в некоторых случаях могут предоставить улучшенные условия содержания. В таких группах обычно есть и главный «терпила», на которого пойдут все стрелки в случае разоблачения.

«Если вас палят, то скидывают на одного, более легкое наказание — до двух лет лишения свободы», — говорит Александр.

С телефонными «разводами» связан миф о том, что зеки-разводилы — народ благородный, они не обманывают стариков или многодетных матерей. Это, разумеется, неправда.

«Разводят всех, хотя есть одно формальное ограничение — не трогать родственников и близких тех, кто сидит с тобой. Правда, это часто нарушается. Меня когда на лагере закрыли в изолятор, один ушлый гад набрал моему отцу и впарил, что типа я в карты две штуки баксов проиграл и сейчас в изоляторе не могу звонить, попросил, чтобы мы связались. Мой батя только переспросил — скока-скока? Две штуки? Да убейте его, мне *** (все равно)», — вспоминает Александр.

Вымогательства

«В камере всем рулили чеченцы, один из которых был охранником Умара Джабраилова. Как только я зашел, поздоровался, он и еще двое чеченцев отвели меня в купе. Сначала разговор был вполне адекватный, меня спрашивали по делюге — я рассказал все как есть, что был всего лишь посредником. Спустя минут 10 они начали на меня орать, что я барыга и должен заплатить четыре миллиона рублей. Я говорю, вы че, какие четыре миллиона. После этого ловлю подачу, вылетаю уже в камеру и меня начинают *** (бить), минут 15, ногами, руками. Я все время просто повторял — я не барыга, я не барыга. Они отдохнули и снова начали метелить, потом говорят — ща мы тебя опустим на дальняк (заставят коснуться туалета ртом или головой. — „МБХ медиа“). Я вцепился в батарею, защищаться уже не мог, но оторвать от нее меня у них не получилось. В итоге определили меня на койку, говорят — отдыхай тут пока. Завтра решим».

Так Юрий заходил в общую хату на Бутырке. Развести его на деньги им все-таки не удалось, но вы можете представить, сколько людей под таким прессингом все-таки платят деньги?

Такие ситуации, особенно в «черных» изоляторах и колониях, скорее исключение из правил. По понятиям это считается беспределом: конечно, барыги должны платить в общее, но вопрос должен решаться положенцем после обсуждения каждой конкретной ситуации.

«Для меня это вообще новость, особенно то, что кого-то прям в камере *** (бьют). Так не должно быть. Нужно сразу доводить до людей, конечно, этот момент. Беспредельщики всегда были, но это нужно пресекать», — говорит Александр.

Конечно, крупных наркодилеров или серьезных мошенников стараются сажать отдельно, но в «красных» колониях и это не помогает.

«Там активисты могут вымогать деньги с ведома администрации, причем там вообще шиза творится — могут черными понятиями прикрываться, мол, надо в общее уделять, мы тут для вас же стараемся, вопросы с администрацией решаем», — говорит Юрий.

Суммы, которые таким образом перетекают из кармана в карман, оценить, к сожалению, даже приблизительно невозможно, слишком уж непохожи ситуации одна на другую. Да и сами зеки, которые участвуют в вымогательствах или телефонных «разводах», даже в привычной для себя преступной среде не будут о таком рассказывать.

«Это преступление по сути. Надо идиотом быть, по-моему, чтоб развести кого-то и об этом кому-либо рассказывать. Это один *** (черт), что ходить и рассказывать, что я вчера дом ограбил или убил кого и закопал», — говорит Александр.

Что интересно — именно такого «идиота» Александру все-таки довелось встретить.

«В транзитке я встречал такого дебика. Но опять же, врал он или нет, ты никогда не узнаешь. Он рассказывал, что на красной зоне в Красноярске у них активисты по миллиону в месяц могли приносить мусорам — и с але-мале, и просто с того, что доили зеков», — рассказывает Александр.

Примечательно, что даже если в «черной» колонии узнают, что кто-то вымогал деньги, их могут потребовать скинуть в общак. Обратной силы воровские понятия не имеют — как невозможно из опущенных попасть обратно в мужики, так невозможно вернуть деньги или «спросить» за вымогательства постфактум.

Наркотики — «курилка», «медленный»

С одной стороны, исходя из традиционных понятий, любые наркотики в системе не приветствуются. Это считается недостойным, и порядочному «бродяге» должно быть западло иметь дело с наркотиками. А с другой — это большие деньги и значительная часть преступного мира, над которой воровская семья хочет иметь контроль.

Наркотики есть во всех колониях, и в «черных», и в «красных».

Какие наркотики?

Чаще всего курят гашиш («гарик», «камень», «игорь» и тому подобное), поскольку его проще пронести — он компактнее, чем марихуана. На «тяжелые» наркотики почти во всех изоляторах и зонах стоит полноценный запрет — воры запрещают употреблять героин, метадон и другие инъекционные наркотики, чтобы не дискредитировать «черный ход» и минимизировать количество ЧП.

Но есть колонии и СИЗО, где даже несмотря на запрет от воров, заключенные колются, причем масштабы могут показаться фантастическими.

«Почти во всех хатах на Матроске (в тубонаре и общем корпусах) кто-то да ставился. Даже если они сидят по другим статьям, по 158, например, все равно травятся. Вот сейчас, в колонии, где я нахожусь, только одна десятая, наверное, не колется, все остальные — только в путь», — рассказывает Руслан.

Как попадают?

Один из основных каналов — передачи. По понятиям это не приветствуется, но используется довольно часто.

«У нас и в Бутырке и в лагере стоял запрет на затягивание наркоты в передачах. Это очень серьезно, поскольку ты подставляешь не только тех, кто эту передачу несет (зачастую не зная, что в ней), но и рискуешь всем положением в лагере. Если это вскрывается, это серьезный залет, может отразиться на всех людях», — поясняет Юрий.

Тем не менее, передачи используются довольно часто, просто потому, что наркозависимые готовы идти на риск ради получения запрещенных веществ. Способов затянуть в передаче масса — спрятать в шампунь, в мыло или, как, например, в случае с Александром, в кофе.

«Мне на Бутырке передавали в банке кофе, гарик мелко нарезали и запаивали банку, как на заводе. Если есть собаки, могут быть неприятности, но тут тоже варианты: вакуум, гуталин и в шампунь , — — никакая псина не учует», — рассказывает Александр.

По его словам, 90% тех, кого ловят на передачах, сдают сокамерники или кто-то на свободе.

Более редкий путь — через администрацию, то есть сотрудников ФСИН, или через «хозбанду». Здесь вариантов несколько.

«Это может быть продольный, опер, или просто у кого-то из коз есть ноги, тогда через них. У нас, например был мусор-банщик. Когда он нас в баню водил, мы договаривались там, что и сколько нам нужно. Прямо ему на карту деньги переводили, он сам покупал. А потом уже когда в следующий раз вел в баню, нам отдавали все. Плитка гашиша (100 грамм) у него стоила 50 тысяч. Тогда на воле он ее брал там за 35−40, то есть, условно, тысяч десять он себе в карман клал», — рассказывает Руслан.

Такой деятельностью чаще занимаются рядовые сотрудники, поскольку риск для оперов слишком велик.

«Опера все-таки побольше получают и им не резон возиться с наркотиками, это все-таки серьезная статья. Проще на трубках деньги зарабатывать. А вот продольные, например, они почти все приезжие, денег мало зарабатывают, так что они и рискуют», — говорит Руслан.

В некоторых лагерях торгуют заключенные, пользующиеся покровительством сотрудников колонии, но это исключение из правил, поскольку «порядочные» зеки этим не занимаются.

«Там не занимаются коммерцией, в преступном мире это не приветствуется. Это барыги официальные, они платят в общее. Они не относятся к числу порядочных людей, это шерсть, чесотка», — говорит Евгений.

Распространенный метод в лагерях и раньше в некоторых СИЗО — вбросы. Здесь все происходит по аналогии с телефонами. Человек на свободе и заключенный договариваются о конкретном времени и месте, где будет совершен вброс. Заключенному нужно просто оказаться в нужное время в нужном месте (иногда договорившись с кем-то из администрации, а иногда и нет), а человеку с воли — обладать сильной рукой или подходящим устройством и хорошим глазомером.

«В Воронеже вообще все что хочешь было, там даже ассортимент был, все шло вбросами, килограммы дерьма», — рассказывает Александр, который был «смотрящим» за одним из бараков.

«Была такая постанова в лагере — если вброс долетел, то мусора его не трогают, а если упал на забор или на запретку, то забирают себе. Но ты же понимаешь, сидят вот зеки на кумарах и видят, что застрял в проволоке вброс, это же наркоманы, они и лезут туда. А там же на вышках мусора должны стрелять по идее, а за каждый патрон потом надо отчитываться. Поэтому во многих управах запрет стоит на тяжелые наркотики», — поясняет Александр.

Он отвечал за барак и своими глазами видел точковки по наркотикам — только по этим документам лагерь тратил в месяц два-три миллиона рублей на запрещенные вещества. Если учесть тех, кто затягивал в передачах или самовольно организовывал вбросы, эта сумма легко может удвоиться. В этом лагере (на 1500 человек) наркотики употребляли около 40−50% заключенных, утверждает Александр.

Юрий, который находился в «черной» колонии строгого режима в Иваново, говорит, что у них в лагере марихуану курили больше 70% всех заключенных.

«Да что там еще делать-то? Есть курево — вот все и курят. Оценить суммы я, конечно, не могу, но масштабы пугающие поначалу», — рассказывает Юрий.

Карты — «стиры», «библия», «листики» и тому подобное

Карты — это, пожалуй, самая уважаемая и доходная статья теневой экономики мест лишения.

«Я сам играл и могу точно сказать, что игровые зеки — это всегда была элита преступного мира, с этого пополняется общак и пополняется очень хорошо. Играют во все — терс, бура, 21 и даже покер», — говорит Юрий.

«Игра — это святое», — подтверждает Александр. Настолько, что в изоляторах игровых заключенных с большими кошельками могут специально посадить в одну камеру. Польза от такой рокировки всем: арестанты убивают время, общак пополняется, администрация тоже в накладе не остается, получая деньги за покровительство.

Как проходит игра

«Играть могут неделями. Перед началом обговаривают, на какое число играют. За 2−3 дня до даты заканчивают играть и у проигравшего есть время расплатиться», — говорит Владимир.

Руслан рассказывает, что в его колонии играют первые 20 дней месяца, затем у проигравших есть десять дней на то, чтобы выплатить долг.

Играют в катране — специальном месте в хатах, бараках или даже в СУСе (строгие условия содержания, штрафные помещения, в которые переводят наказанных заключенных). В каждом лагере/бараке/изоляторе/корпусе есть смотрящий за игрой. Его нужно курсовать перед началом. Если этого не сделать, то, с одной стороны, можно опасаться наказания, а с другой — нельзя рассчитывать на протекцию при инцидентах, например, если проигравший отказывается отдать долг. Поскольку игровых очень уважают (за деньги, которые они приносят), то порой все происходящее напоминает малобюджетное казино — шныри суетятся вокруг, обслуживая зеков, носят им еду, чай и прочее. В дело постоянно идут наркотики и алкоголь.

«За Ярославль могу сказать, там вообще красота была лет пять назад — зеки в шортах с пивом в стекле в СУСе загорают! Играли там так, что просто терялся счет времени, прерывались только на вечерние проверки», — говорит Евгений.

«Меня как бы предупреждали — на зоне не садись играть ни в коем случае. Но я играл, правда, только в покерные турниры. У нас был по 500 рублей вход, несколько столов, первые три места — призовые. Можно было получить от двух до восьми, иногда десяти тысяч рублей», — вспоминает Юрий.

«Игра — это реально важно. В Воронеже игровым можно было в любое время свободно перемещаться между бараками, локалками, ходить под крышу и куда угодно. Тебе могли мусора предъявить, там, за отсутствие бирки, а то, что ты ужаленный идешь ночью в СУС, это вообще никого не волновало. Иди проигрывай деньги, бог тебе в помощь», — рассказывает Александр.

Сколько денег?

Заключенные проигрывают десятки миллионов рублей, машины, квартиры, доли в бизнесе, да и вообще все, чему можно дать цену. А цена в преступном мире есть буквально у всего, даже у человеческой жизни.

«Карточный долг это очень серьезно, если не отдаешь, то ты, по сути, фуфлыжник, то есть тоже шерсть, и тебе надо ломиться с хаты. Бывает, что люди свою жизнь проигрывают, но это конченные уже. Их еще раньше называли „торпедами“ — по сути они становятся рабами, могут убить кого-то или опустить, делать то, что им скажут», — говорит Юрий.

Впрочем, все не так однозначно и строгость понятий все чаще слабеет. Юрий утверждает, что чуть ли не до 80% тех, кто регулярно играет в карты, так или иначе должны кому-то. И сейчас уже никого не загоняют в фуфлыжники.

«Вообще есть даже постанова: в шерсть не загонять. Сейчас *** (много) кто не возвращает деньги, потом перезанимает постоянно и снова играет. Так что уже, конечно, такого, как долг чести и вся *** (фигня), нет. У нас те, кто проиграл, просто уходили к мусорам и там отсиживались. А потом к ним блатные приходили и чуть ли не упрашивали их вернуться, и так могло происходить не раз. А некоторые могут в изоляторе по полгода сидеть, чтобы не платить», — рассказывает Юрий.

Это называется «дать шанс». Сейчас это довольно частая практика, при этом шанс могут дать не только фуфлыжнику, но и тому, кто оступился или даже попал к обиженным. Заключенный не может перестать состоять в низшей касте, но ему могут дать шанс на более-менее сносную жизнь. Это делается либо за деньги, либо если у обиженного есть некие связи или полномочия, которые полезны блатным. В целом же «дать шанс» — это в 99% случаев про тех, кто проигрался в карты.

Конечно, система устанавливает некоторые ограничения. Формальный лимит на проигрыш обычно колеблется от 5 до 20 тысяч рублей. Это для тех, у кого нет хорошего игрового «послужного списка». Для этой категории лимитов вообще может не быть.

Куда идут деньги?

Около 20% с каждого выигрыша идет в общак. Еще 20% идет на «черное» — то есть непосредственно вору, который отвечает за колонию или СИЗО.

«С игры в основном на воров уходят деньги, а также на решение проблем с администрацией. Всегда нужны деньги, чтобы человека заинтересовать, что-то в хату затянуть и тому подобное», — говорит Александр.

Правда, на «черное» деньги с игр идут не всегда. Есть случаи, когда воры брезгуют забирать себе эти средства.

«Красные же тоже могут играть. Даже если порядочный зек собирает катран, но среди игроков есть красные, то весь катран считается красным. С этого деньги на черное не идут, только на общее», — объясняет Руслан.

Общак

Если на воле для сбора и распределения денег граждан существует бюджет, на зоне для этих целей есть общак. Общак — одно из наиболее очевидных и ярких явлений, унаследованных от советской преступной системы. Общак бывает двух видов — на «общее» и на «черное».

«Общее — это решение вопросов с администрацией, помощь тем, кто сидит под крышей, тем, кто едет на этап, и тем, кто оказался в тяжелой жизненной ситуации, старикам, например или тем, у кого нет родных или друзей», — объясняет Юрий.

В общак идут деньги и предметы отовсюду — передачи, любой запрет, еда, сигареты и так далее.

На «черное» — это деньги, предназначенные ворам. Суммы напрямую идут вору, который отвечает за конкретный лагерь или изолятор. По сути, деньги могут попасть в «черное» только двумя путями — прямым пожертвованием или с игры.

«Ну, обычно на черное вносят идейные или те, кто хотят поддержать как-то вообще всю систему», — говорит Александр.

По понятиям, общак — дело добровольное.

«Раньше во многих лагерях вообще ничего личного не было — передачи делили на всех, сейчас никто не принуждает. Но все, конечно, уделяют, потому что ты сам можешь оказаться в такой ситуации, например, в изоляторе, когда тебе из этого общака помогут затянуть покурить или еду», — говорит Александр.

«Общее» и «черное» пополняют и заключенные, и люди с воли — воры передают в колонии целые фуры продуктов и сигарет. Правда, происходит это нерегулярно и не везде.

«Нам в лагерь раз в три-четыре месяца могут фуру загнать от воров. У них есть свои коммерсы, которые, хочешь не хочешь, но отдают сигареты, продукты ворам, а те уже сюда загоняют», — говорит Александр.

Общак — самое важное в этой системе, это универсальное явление, объединяющее заключенных, которое резко противопоставляет их государству в общем и «мусорам» в частности. «Общее» — это свято для порядочного заключенного, поэтому если кто-то покушается на него, то для него дорога одна — в «шерсть». Также братва не может допустить, чтобы «общее» забрали сотрудники колонии.

«В соседней двойке (ИК-2 Воронежская область) мусора забрали общее. Это вообще недопустимо, нужно вскрываться, убиваться, но не отдавать общее. Но там блатные отдали. На этой колонии воры крест поставили, она как бы сама по себе теперь», — поясняет Руслан.

Несмотря на нотки романтизма, с которыми Руслан рассказывает про «общее», он признает, что сейчас этим словом часто прикрывается ушлые зеки для манипулирования «мужиками».

«У нас были случаи когда просто приходили блатные и, например, из 20 телефонов в бараке людском забирали 15. То есть на 100 человек пять телефонов оставалось. Мол, нам так много не нужно, а им для общего. По факту просто загоняли тем же барыгам техи и потом торчали на эти бабки», — рассказывает Руслан.

Примерно об этом же говорит и Юрий.

«Сейчас вот эта формулировка „надо для общего“, она часто используется, чтобы „мужиков“ развести на что-то, заставить их что-то сделать. То есть не напрямую, а вот как бы прикрываясь благими намерениями. Если они знают, что у тебя поддержка с воли есть, могут прямо напрямую попросить в общее скинуть несколько тысяч, а если откажешься, на тебя так косо посмотрят и скажут что-то из серии — ну обратись к нам, посмотри. Типа они очень заботятся о „мужиках“, но по факту тебя просто имеют», — рассказывает Юрий.

Понятно, что в рамках этого текста (и даже, пожалуй, книги) невозможно детально описать все нюансы экономических отношений в российских тюрьмах. Ситуации могут отличаться даже в соседних лагерях, за которые отвечает один и тот же вор. Положения и «постановы» формируются в зависимости от десятков переменных, исторических традиций и просто случайностей. Поэтому даже приведенные здесь денежные оценки — лишь верхушка айсберга. В реальности для одного «черного» лагеря счет может идти на десятки миллионов рублей, а в масштабах страны — на миллиарды.

Есть мнение, что если в российских зонах официально разрешить телефоны, улучшить условия содержания (по аналогии со скандинавскими странами), дать больше свобод и сместить акцент с «режима» на «социальное перевоспитание», теневая экономика погибнет. Но преступный мир существует не только и не столько внутри зон. Даже кардинальная смена ситуации внутри тюрем не способна изменить «входящий поток» зеков. Вот что сказал один из собеседников «МБХ медиа», идейный преступник, когда услышал, что, возможно, в будущем зеки будут сидеть в хороших условиях, как Брейвик в Норвегии: «Ну тогда все ломанутся в зону, епты, если тут так по кайфу сидеться будет. Лучше я здесь отсижусь по-тихой, чем у себя в Рязани буду за гроши магазины бомбить».

---

Словарь

Активист — Заключенный в «красных» колониях, занимающий официальную должность и зачастую неформально работающий на администрацию, выполняя «грязные» поручения. Он избивает, оказывает моральное давление, доносит на других заключенных.

Барыга — Осужденный по наркотическим статьям (именно за продажу наркотиков), сутенер, тот, кто занимается реализацией запрещенных товаров в местах лишения. Относится к так называемой «непорядочной массе».

*** (шлюха) — Заключенный, совершавший подлые поступки, идущие вразрез с воровской и криминальной идеологией, и разжалованный за это в одну из низших каст. Относится к так называемой «непорядочной массе».

Братва (бродяги, стремящиеся, блатные) — Каста заключенных, которые избрали для себя преступный образ жизни, чтут и несут в массу воровские понятия и традиции. В будущем теоретически могут претендовать на статус вора в законе.

БСовец — Бывший сотрудник. Так называют заключенных, которые служили в армии, работали в МВД, СК, прокуратуре или любом другом силовом органе, также охранники. Обычно отбывает наказание в специальных колониях для бывших сотрудников.

Вор в законе — Человек, занимающий наивысшее положение в преступной среде. Он живет строго по понятиям, его решения не оспариваются и не подотчетны никому. Идеолог преступного сообщества.

Всучить — Сдать кого-либо, донести о поступках заключенного сотрудникам ФСИН или полиции.

Выломить — Заставить заключенного просить администрацию о переводе в другую камеру/барак.

Делюга — Уголовное дело, конкретные обстоятельства уголовного дела.

Дороги — Средства доставки посылок и сообщений между камерами в СИЗО. Чаще всего это идущие через окна веревки, соединяющие камеры между собой. Иногда используется канализация и другие способы.

Законтаченный  — Заключенный, который вошел в контакт с представителем низшей касты заключенных, докурил его сигарету, поел из одной посуды, поздоровался за руку или воспользовался его средствами личной гигиены.

Запрет — Любые запрещенные законами или правилами ФСИН предметы, продукты или вещества. Также указ вора или ответственного за колонию или СИЗО заключенного, запрещающий какие-либо практики в местах лишения свободы.

Катран — Место для игры в азартные игры, в основном карты. Обычно катран есть в каждом бараке.

Красный (козел, коза)  — Каста, которая состоит из заключенных, хотя бы раз занимавших должность в местах лишения свободы или работавших на администрацию. Относится к так называемой «непорядочной массе».

Красная колония — Место лишения свободы, где заключенные живут по режиму, установленному администрацией. В таких колониях нет каст (точнее, есть только состоящие на должностях и сотрудничающие с администрацией заключенные и все остальные), не собираются деньги, еда и предметы для общих нужд заключенных, а жизнью руководят приближенные к сотрудникам ФСИН зэки.

Кумара — Синдром отмены наркотиков, абстиненция с физическими и психологическим страданиями.

Купе — Пространство в камере, занавешенный покрывалом проход между двумя двухэтажными нарами.

Курок — Тайник в камере или бараке.

Курсануть — Ввести кого-либо в курс дела, сообщить некую информацию.

Крыша — Строгие условия содержания, штрафной изолятор, единое помещение камерного типа (ЕПКТ), барак усиленного режима, карцер. Туда помещают заключенных, которые нарушают условия содержания.

Ломиться — Просить сотрудников ФСИН перевести себя в другую камеру (почти всегда в более низкую касту).Людской ход (черный ход, воровской ход): ситуация, при которой за жизнь в изоляторе или колонии отвечает назначенный ворами заключенный. Зэки живут по воровским понятиям, собираются деньги, еда и предметы для общих нужд заключенных.

Малявы — Сообщения заключенных друг другу, которые передаются.

Мужики — Самая многочисленная каста заключенных в «черных» колониях. В широком смысле — все заключенные, которые не занимают должности и являются так называемыми «порядочными» (то есть в большей или меньшей степени поддерживают воровские понятия и традиции).

Обиженный (опущенный, петух) — Представитель низшей касты заключенных; открытый гомосексуал, осужденный по статьям о действиях сексуального характера или любой зек, который входил в любой физический контакт с представителями этих групп.

Общак — Деньги, продукты, сигареты, вещи, наркотики, общие в камере, изоляторе или колонии. Взносы в общак добровольны.

Положенец — Заключенный, который отвечает перед ворами за ситуацию в колонии или изоляторе. Теневой руководитель места лишения свободы.

Постанова — Договоренности между администрацией и авторитетными заключенными о правилах поведения в лагере или изоляторе.

Пресс-хата — Камера (чаще в СИЗО), где осужденные оказывают физическое и моральное давление на заключенных, чтобы получить материальную выгоду, принудить к даче показаний или «сломать».

Продольный — Инспектор ФСИН, тюремный надзиратель. Обычно так говорят об инспекторе, который охраняет коридоры с камерами.

Прописка — Ритуал «приема» заключенного в колонию или в камеру в СИЗО. Сейчас не используется.

Разморозить (СИЗО или колонию) — Провести мероприятия для того, чтобы «красная» колония стала «черной» (например, заключенные начинают массово отказываться выходить на работу или вскрывают вены, чтобы спровоцировать администрацию на переговоры с ответственными заключенными или вором в законе).

Семья — Неформальное объединение зеков по интересам.

Смотрящий — Заключенный, отвечающий за ситуацию в камере или бараке, также — заключенные, которые следят за карточными играми и общаком.

Точковка — Запись движения предметов, денег и сообщений между заключенными. Бухгалтерская книга.

Ужаленный — Уколовшийся.

Фуфлыжник — Заключенный, который не смог вовремя расплатиться по карточному долгу.

Хата — Камера в СИЗО или в штрафном изоляторе.

Черная колония — Место лишения свободы, где управление (в различных пределах) с ведома администрации находится в руках определенной группы заключенных, занимающей высокое положение в криминальной иерархии.

Шерсть (чесотка) — Общее определение всех заключенных, которые по понятиям не являются порядочными зеками: красные, БСовцы, фуфлыжники, барыги, обиженные, шныри, *** (шлюхи) и гады.

Шмон — Обыск.

Шнырь — Заключенный, который оказывает услуги другим заключенным, стирает, готовит, убирает, а порой даже делает массаж или стрижет ногти. В тюрьме действует правило «любой труд должен вознаграждаться», поэтому даже шныри получают за свою работу некие блага: еду, сигареты или покровительство. Относится к так называемой «непорядочной массе».

Этап — Перевозка заключенных из СИЗО к месту отбывания наказания, из места отбывания наказания на лечение, на суд, на экспертизу.

---

Автор проекта: Иван Жадаев
Соавтор: Виктория Ли
Иллюстратор: Анна-Полина Ильина

Источник: «МБХ медиа»

Tweet