Записки районного опера: наркоманские были. Часть 2

Всполошенные бешенными криками и шумом, из соседних квартир выглядывали любопытствующие лица, где-то по соседству лаяла собака, снизу с лестницы матюкнулись басом и пообещали вызвать милицию… Ад кромешный, одним словом! В принципе, я понимал возмущённость глазеющего на происходящее мирного населения: в светлое время суток двое взмыленных бухариков в обносках цапают за груди очень даже приличного вида интеллигентную девушку, явно пытаясь устроить с нею прямо на лестнице что-то вроде группен-секса. А она, естественно, сопротивляется изо всех сил и зовёт на помощь. Окажись среди соседей кто-либо похрабрее, и выскочи он на помощь «насилуемой» с ломиком наперевес – пришлось бы нам туго. Объяснить быстро, что мы из милиции – вряд ли удастся, никто и слушать не станет: шарахнут ломиком по балде – и готово. Так и будут лежать наши охладевающие тела с крепко стиснутыми в ладонях ксивами.

Но, к счастью, народ у нас безоглядным мужеством не страдает. Никто помогать «насилуемой девушке» на лестничную площадку не выскочил, и реакция глазеющих на наши бесчинства современников не пошла дальше испуганных реплик типа: «Перестаньте, что вы делаете!» и «Я сейчас звоню по 0-2!» Звони-звони, так они и ринутся на каждый звонок приезжать…

Изловчившись, я саданул Клавку локтем в ухо, и она сразу обмякла, ошалело заморгав, а я тем временем быстренько разжал её потную ладошку. Шприц. Пустой… Плохо! Успела, сучяра, слить ш и р к у в ладонь, никакая экспертиза теперь не поможет… Костик ухватил её за локти, а я молниеносно обшарил все кармашки, складки и укромные местечки её куртки, кофты и штанов, не забыв тщательно потискать тугие, налитые жизненными соками сиськи (что угодно могла спрятать в лифчик!) и плотно провести ладонью по трусикам, проверяя, нет ли и там чего-либо интересного. Ничего! Вот это номер… И там осечка, и тут. Скандал!

Тогда я наклонился и, повинуясь какому-то внутреннему голосу, тщательно осмотрел заплёванный пол под Клавкиными ногами. И – о, радость! – под одной из её туфелек я увидел немножко откатившийся ф а н ф ы р (пузырёк) с мутноватой жидкостью. Я ещё и в руки его взять не успел, как опомнившаяся Клавка завопила: «Не моё ш и р е в о!.. Подкинули! Люди, будете свидетелями – это не моё!»

Что кричит – хорошо, верный признак, что в фанфыре именно ш и р л о, без обмана, а вот что соседи её вопли слышат – плохо. Мне ведь потом кого-то из них в понятые брать надо, а у них уже в мозгу отпечаталось: «не моё!» и «подкинули!» Не хватало ещё, чтобы потом на следствии или суде «мои» понятые на меня же и показали бы: «…в нашем присутствии опер такой-то подбросил нарковещества этой славной девушке…» Ещё одна напасть на мою голову!

Врезал ей вполсилы по зубам, чтоб наконец-то заткнулась, и вдвоём с Костей мы затащили её в квартиру. Сожитель всё ещё валялся на полу, а вот Княгини на прежнем месте не видать. Я повёл глазами – и увидел её выходящей из туалета с торжествующей рожей. Всё ясно, воспользовалась моментом и слила ш и р к у в унитаз… Ни-чё, зараза, дождёшься у меня когда-нибудь!

СГОВОР С «КНЯГИНЕЙ»

Для верности я всё-таки ошмонал поверхностно хату и, как и следовало ожидать, не обнаружил ничего криминального. Княгиня молча наблюдала мои манипуляции, тая ухмылочку в глазах, а брошенная на стул Клавка тихонько всхлипывала.

«А что происходит?» – начал капризничать приподнявшийся было с пола сожитель, но Костик двинул его туфлей в копец (бить мужиков ему убеждения не запрещали), и доходяга улетел за шифонер. Закончив халтурную имитацию обыска, я задумался. Продавец отпадает, компры никакой, остаётся только покупатель… Дожать Клавку можно аж бегом – но это только при наличии понятых, которые потом не подведут, и на суде не кинут мне подлянку. Соседи в понятые не годятся (по причинам, о которых я говорил выше). И кто же у нас остаётся? Правильно, остаётся Княгиня, а вместе с нею – и её задрипанный сожитель. Их – двое, и нам двое понятых надобны… Полный комплект!

«Всё, Княгиня, кранты тебе! С головой у нас материала, чтоб навесить на тебя и твоего хмыря содержание наркопритона. При твоей биографии – меньше пяти лет суд тебе никак не даст.» – начал я многозначительно. Она мигом перестала ухмыляться – засоображала, нет ли у меня какой-то зацепки против неё для подобных заявлений. И, придя к совершенно правильному выводу, что никакой промашки она не допустила, и зацепок против себя не дала, нагло осклабилась: «На пушку берёте, начальник? Не понимаю, о чём базар. Что происходит, собственно говоря? Я услышала к шум за дверью и открыла, тут врываетесь вы, потом тащите эту совершенно незнакомую мне кобылу. У вас к ней какие-то предъявы? Допустим. Но я-то тут при чём?»

Складно излагала, в логике ей не откажешь. Наркоманы в массе своей – твари изворотливые, так и норовят словами запутать. Я подошёл к Княгине поближе, ласково усмехнулся: «При чём тут ты, спрашиваешь? Сейчас тебе доходчиво объясню.» – и пребольно ткнул её пальцем в глаз.

«А-а-а-а-а!.. Что вы делаете?!» – завизжала дама, отшатнувшись от меня как можно дальше. Стоявший у стены Костик чуть приметно поморщился. Ничего, пусть учится… Иначе так соплей на всю жизнь и останется! Каждая наркоманская тварь должна раз и навсегда твёрдо усвоить: оперу – не хамить, с опером – только вежливо и культурно. Я не говорю – лизать мне задницу и восторгаться: «Как вкусно!», однако и – сто раз подумай, прежде чем сказать мне хоть одно кривое слово. Запомни на всю оставшуюся жизнь: хоть и жидковаты кулачки у гражданина старшего лейтенанта, но бьёт ими он больно!

После этого маленького инцидента с точки зрения не разбирающегося в нашей специфике стороннего наблюдателя начались сплошные чудеса в решете. Только что мы с Княгиней цапались и разевали варежки друг на дружку, потом – отошли в сторонку, оживлённо зашушукавшись… И вот уж под конец на глазах удивлённого таким оборотом событий Костика и тем более совсем не ждавшей подобного Клавки Княгиня вдруг согласилась на пару со своим сожителем стать понятыми и засвидетельствовать следующее. Только что на её глазах мы вынули ф а н ф ы р и к с напоминающим ш и р л о веществом (позднее наши эксперты точно установят, наркота ли это) из кармана гражданки Фирсовой К.Н. Сама же Княгиня, выходит, оказывалась не при делах: обыкновенная гражданочка, случайно оказавшаяся свидетелем проводимой угрозыском операции. И проявившая содействие органам в качестве понятой при изъятии…

Клавка аж обомлела от подобной наглости. «Ты ж сама только что продала мне ш и р е в о!» – завизжала она с утроенной силой, и попыталась наброситься на Княгиню с кулаками. Но мы с Костиком быстренько образумили её парой тумаков, а затем ещё и наручники на неё надели, для верности. Никогда до этого не ощущавшая на себе металла оков, Клавка сразу же сникла, испуганно захныкала.

Зато Княгиня заметно воспряла и чувствовала себя явно на коне. Ей был полный резон предать Умную и откупиться от грубого опера своей подписью под протоколом об изъятии. Да, компры против неё наскрести я не сумел, не привлечь мне нынче наркоторговку к уголовной ответственности. Но что мне мешает свезти её сейчас в райотдел и продержать трое суток в «обезьяннике» – без жратвы, без ш и р л а, то и дело дёргая на допрос, прессуя морально, рукоприкладствуя? Ничто мне не мешает организовать трое суток ада для отказавшей мне в любезности наркушницы так легко и так быстро! И это только кажется, что три дня перетерпеть можно. Это только тем кажется, кто в «обезьяннике» 72 часа никогда не парился! Оно конечно, потом отпускать Княгиню всё равно придётся. Но стоит ли для Княгини судьба какой-то там прибацанной Клавки измордованного за трое суток здоровья и растоптанной психики? И это уж не говоря о главном: всё это время – не шкваркаться! Господи, да тут родную дочь сдашь с потрохами злейшим врагам, что ж о совершенно посторонней девахе говорить?

Тут, правда, чуть не поломал нам всю игру уже забытый всеми сожитель.

«Я – в понятые?! Да я скорее сдохну, чем ментам помогу!» – поднявшись вторично с пола и услыхав, о чём базар, благородно возмутился он. (Сильно подозреваю, что имел он на Клавку сексуальные виды, и хотел заручиться её благосклонностью на будущее, а для этого – как настоящий мужчина, не спешил отречься от неё в трудную минуту!) Я не стал спорить с исколотым защитником дамского пола. А просто схватил его за шкирку, затащил на кухню и, закрывшись там, побил руками и отвинченной от кухонной табуретки ножкой так больно, как, наверно, никогда в жизни его ещё не бивали. С кухни он вернулся совсем в другом настроении: жалкий, раздавленный, весь в слезах и кровавых соплях. Не глядя на застывшую в сторонке Клавку, быстренько расписался в протоколе о том, что он аж четырьмя глазами в упор видел, как граждане менты изымали у этой самой гражданочки Фирсовой напоминающее ш и р л о вещество.

«Надолго не прощаюсь, мы ещё увидимся…» – многозначительно кинул я Княгине. Пусть помнит: вздумай она отречься от своей подписи понятого – и я в любой момент могу вернуться, наделав ей потом столько гадостей, что судьба сожженной на костре Жанны д,Арк покажется ей радостной песней в сравнении с собственной долей…

После этого мы с Костей ухватили Клаву под локти и поволокли в РОВД, где быстренько оформили все нужные бумаги. После чего она оказалась в «обезьяннике», а следователь райотдела Портная Таисия Владиславовна получила от нас весомые основания для возбуждения против Фирсовой К.Н. уголовного дела. Есть искомое изъятие! С этой радостной мыслью мы с напарником и заканчивали свой рабочий день…

В КОНТРАХ С ПОРТНОЙ

Самое интересное началось через два дня. Старший лейтенант Портная попросила меня зайти к ней в кабинет, и когда мы уединились – вовсе не отдалась мне со страстными стонами (хоть такой симпатичненькой лично я бы не отказал). А напротив – повела разговор вполне официальный, можно даже сказать – для меня в чём-то оскорбительный. Оказывается, в деле с изъятием наркотиков у Фирсовой я допустил чуть ли не миллиард грубейших нарушений процессуальных норм!

«Вы не имели права проводить обыск в присутствии понятых, если хотя бы один из них – противоположного с обыскиваемым пола!» – наставительно сообщила молоденькая следачка, произнося эти нелепые слова сладостно аппетитными губками. Но что она говорит-то? Что несёт?!

«М-м-м… Простите, товарищ старший лейтенант, я не совсем понял… Вы хотите сказать, что я должен был оставить гражданку задержанную на попечение товарища, а сам – отправиться по этажам в поисках ещё одной женщины, которая согласилась бы стать понятой? А сама задержанная в этот момент, надо полагать, спокойно сидела бы и ждала, пока я вернусь и начну извлекать у неё из карманов запрещённые к хранению предметы?»

Таисия Владиславовна кисло поморщилась, уловив в моём голосе иронию. Не раз себе внушал: меньше ёрничания в беседах с коллегами, – людской тупости этим всё равно не прошибёшь. А вот недругов нажить можно аж бегом. Так какого лешего в собственный вред стараться? Тем более опасно юморить в разговорах с женщинами – они изначально убеждены, что все мужики считают баб круглыми идиотками, втайне мучаются от комплекса неполноценности. А как услышат в мужских словах в свой адрес хоть намёк на скрытую насмешку – так словно с цепи срываются в стремлении поскорее заткнуть говорящему рот!

Во взгляде Таисии Владиславовны читалось её отношение к мужскому кобелиному племени вообще: так и выцарапала бы всем гляделки! И за свои личные обиды, и за обиды всего так называемого «слабого пола» на протяжении последних тысячелетий. Но со всеми она управиться не могла – не те возможности, кишка тонка, маловато звёзд на погонах… А вот мне, скромному райоперу-«территориалу», испортить настроение – это да, тут её маленькой власти хватало. И Портная холодновато сощурилась, давая понять, что никаким бурным сексом в наших отношениях пока что и не попахивает, наоборот – отчётливо надвигается большая подлянка мне с её стороны.

«Кстати, насчёт «извлечения из карманов»… Так кто, собственно говоря, проводил обыск у гражданки Фирсовой?» – скрипуче поинтересовалась она. Нехороший вопрос. С душком. Нас на адресе у Княгини вроде бы не толпа народа паслась; нетрудно и самой догадаться, кто конкретно шмон делал.

«Я обыскивал. Вдвоём с лейтенантом Тимохиным…» – помедлив, ответил я. Прекрасно понимал, чем она меня может подколоть, но никак не мог поверить, что опустится и до такого. Опустилась…

«А известно ли вам, товарищ старший лейтенант, что проводить личный досмотр, согласно процессуальным нормам, может только лицо, одинакового пола с обыскиваемым?» – морозила глазами Таисия-змеюка. Стервоза, это ж форменное издевательство над коллегой, сотрудником одного с тобою РОВД!

Судорожно сглотнув предательски заполнившую рот слюну и победив страстное желание харкнуть в её бесстыжие гляделки, я смиренно ответствовал: «Разумеется, мне известно об этом… Но, как вы сами прекрасно знаете, товарищ старший лейтенант, в уголовном розыске женщины – не работают. И, следовательно, на оперативно-розыскные мероприятия вместе с нами – не ходят. Обстановка же порою требует провести обыск немедленно, безотлагательно, не медля ни секунды.»

Таисия Владиславовна удивлённо вскинула брови: «Я не поняла… Это вы что – объясняете мне, на каком основании считаете допустимым лично для себя грубо нарушать существующие законы и инструкции? По принципу: если – нельзя, но – надо, то тогда – можно, да? Ну, знаете!» – и она зябко повела опогоненными плечами, давая понять, что со мною всё ясно. И сейчас меня выведут из её кабинета под конвоем, и тотчас отправят прямиком на каторгу…

«А как вы в данном случае поступили бы на моём месте?» – не выдержал я. Зря сболтнул, без смысла и пользы. Ясно же – понимания от неё не дождёшься, только ещё больше обозлишь. Наилучшая тактика в подобных ситуациях – помалкивать в тряпочку. А если промолчать не удаётся – кайся, признавай грехи, валяйся на коленях – женщины снисходительны только к унижающимся мужикам.

«Я, задержав подозреваемую, вывела бы её из подъезда на улицу, нашла бы поблизости сотрудника милиции – женщину, и попросила бы её провести личный досмотр. В присутствии двух понятых женского пола, разумеется!» – наставительно и заученно, словно подсматривая в учебник, просветила меня Таисия Владиславовна. Ох, кретинка! Небось, ни одного личного досмотра в своей жизни не проводила, и просто не представляет, что это такое, а туда же – меня, на этом не одну собаку живьём сожравшего, учить вздумала!

Оно конечно, по нашим инструкциям именно так и следует шмонать подозреваемых. И если делать шмоны один-два раза в год, то такое теоретически – возможно. Но когда обыскиваешь наркоманов обоих полов по сто раз в день, да ещё и без всякой уверенности в том, найдёшь ли при них компру, то – перспектива часами мотаться по улицам родного микрорайона то с одной задержанной, то с другой, и всё – в поисках правомочной обыскивать её бабы–ментовки? Ну полный же бред!

Я насмешливо поморщился, давая понять собеседнице, что считаю её дебилкой. Чудесным образом сумевшей сменить койку в лечебнице для умственно-отсталых на должность следователя в милицейском райотделе. Но, судя по выражению её кукольно-красивого личика, она с такой оценкой в её адрес была не солидарна, что удивляло: ну прозрачная же насквозь ситуация!

«Извините, у меня к вам личный вопрос… Считайте, что я спрашиваю не по долгу службы, а из простого любопытства.» – промолвила Таисия Владиславовна ничуть не менее официальным тоном. Я покорно опустил глазки, давая понять, что не утаю правду, даже если она заинтересуется, не нахожусь ли я в гомосексуальной связи с прокурором нашего района (мысленно – постоянно!). – «Вы что, когда женщин обыскиваете – вы им даже и в трусики заглядываете?!»

Ого! Такого детального интереса к приёмам оперской деятельности я не ждал, и поди угадай правильный ответ… Трусы! Да какой же это обыск, скажите на милость, если и в трусы не заглянуть внимательнейшим образом?! Они ж для любой не слишком брезгливой дамы – лучше всякого кармана, и запихать туда можно намного больше, чем в любой карман или даже сумочку. Обычно туда и заталкивают всё, что вмещается по габаритам – наркотики, деньги, золотые украшения, оружие. «Калашников» в трусах не поместится, конечно, а вот ножик с выкидным лезвием или пистолетик типа «браунинг» – запросто. Поэтому при обыске что мужчин, что женщин по трусам ладонью я плотно шарю обязательно. При малейшем подозрении – сую ладонь прямиком в трусы и тщательно лапаю гениталии, проверяя, нет ли около них чего-либо, подлежащего изъятию. Некоторые мадамы ухитрялись и во влагалище засовывать ф а н ф ы р и с «дурью»: пока извлечёшь – пальцы провоняются (простите за подробности)… Да-да, именно такова изнанка повседневной оперской работы! А вы думали: бандитов ловить – это как в кино, красиво и эффектно? Ну-ну…

Но как объяснишь это Таисии Владиславовне, понятия не имеющей, что женский половой орган можно использовать как чемодан для переноса вещей?

Но говорить этого Таисии Владиславовне не стал – незачем давать лишние против меня козыри. Вместо этого – ответил неискренно: «Нет, в такие интимные места при досмотре мы не заглядываем. Действуем строго по инструкции – ищем женщину-милиционера, а уж как она осматривает – мне неведомо.»

Портная пожевала губками, что означало: так я тебе и поверила! Пошуршав бумажками на столе, равнодушно проинформировала: «Вынуждена попросить ваше непосредственное руководство провести служебное расследование по проверке фактов получения улик и доказательств по данному уголовному делу с грубейшими нарушениями Уголовно-процессуального Кодекса. То есть налицо – злостная фальсификация материалов уголовного дела и злоупотребление служебным положением. Вы свободны. Пока – свободны!..» – и она мстительно усмехнулась, явно предвкушая в скором времени увидеть меня в кандалах и под арестом в затеянном ею вонючем деле о «менте-фальсификаторе».

Девочка, да кто ж тебе позволит с лучшими кадрами районной уголовки расправляться?! То есть допустим – и позволили бы. Не сынок я и даже не племяш своим начальникам, чтобы они из-за меня в бой в собственной подчиненной-идеалисткой пускались. Но кто ж тогда пойдёт работать на моё место, если увидят, что место это – паршивое, никаких плюсов при огромном количестве минусов? А предшественника (меня, то есть!) выгнали с позором за то самое, что делают абсолютно все, чего не делать просто физически невозможно, иначе ни хрена по работе не сделаешь. Такова жизнь, таковы объективные условия… А читать морали мы и сами можем, чай – не церковно-приходскую школу заканчивали, все звонкие словечки заучили наизусть. Но кроме слов – есть ещё и ДЕЛО! Ты понимаешь меня, глупая девчонка?!

Так думал я, но делиться мыслями с Таисией Владиславовной не стал, ну её… Хоть и дурёха, но – не безвредная. Чем учить такую правде-матке – лучше о своих шкурных интересах побеспокоиться.

И вот ещё о чём думал я, покидая её негостеприимный кабинетик: не стану отдаваться Таисии Владиславовне, даже если она меня об этом и попросит! Злая она… ехидная… критиканствующая. А мужики любят совсем других – добрых, ласковых, всепрощающих.

АТАКА ОТБИТА…

Где-то недели две потом меня ещё дёргали, склоняя по данному вопросу. И я, и мой напарник в своих объяснительных утверждали, что обыскивать гражданочку Фирсову никак не могли, «есть же запрещающее подобное инструкция!». Это она сама себя при нас добровольно обыскала, и все находящиеся при ней нарковещества безропотно отдала. Что же касается «неправильного» пола одного из понятых, то – да, была недоработка, не сразу распознали в полумраке на адресе, что это неопрятное, заросшее волосами чмо – мужского пола. А когда разглядели – поздно уж было, обыск приближался к концу…

Следователь Портная попыталась подколоть насчёт места обыска: мол, не на лестнице мы обыскивали задержанную, как утверждалось в протоколе, а в квартире гражданки Князьевой. Что рождает подозрение – уж не с несанкционированным ли обыском перед этим мы на эту квартиру вломились? На это мы с напарником старательно возражали, что шмон был на лестнице – и точка, пока не докажут обратное. Хотя не совсем понятно, зачем нашему РОВД доказывать подобное в отношении своих старательно исполняющих служебный долг сотрудников?

Клавка Фирсова играла со следачкой в одну дуду: да, обыскивали… да, и на квартиру вломились… даже и били нас – больно! Но решающей оказалась позиция Княгини и её сожителя. Главным образом – Княгини, как ведущей в этой паре. Вначале она вела параллельные игры, по принципу: «И вашим, и нашим»: то поддакивая нашей с Костиком версии, то поддерживая лживые домыслы «Выдры» и следачки, что-то вдруг «припоминая» и «уточняя» ранее сказанное. Потом – вновь поддакивала операм, но при этом хитро подмигивала внимающей ей следачке, типа: вы же понимаете, что я вру под их давлением, и иначе вести себя не могу… Колебания её объяснялись просто: она не знала, чья сторона возьмёт верх, и боялась прогадать. Разумеется, доставить крупные неприятности оперу-гаду Княгине было – что мотоцикл в лоторею выиграть. Ну а вдруг я выйду всё-таки сухим из воды?! Я ж её тогда, милую, живой в асфальт закатаю…

Нет, риск угодить под оперской пресс был слишком велик, и в итоге Княгиня (не без моего нажима) таки укрепилась на позиции: «Как опера говорят – так и было!», и своего сожителя на этом рубеже зафиксировала… А поскольку иных свидетелей произошедшего не нашлось (все соседи Княгини дружно заявили, что в тот день ничего не видели и не слышали, – никто не захотел встревать в чужие разборки!), то дело это само собою и заглохло.

Всё это время, пока Таисия Владиславовна судорожно пыталась подставить мне ножку, и начальник угрозыска, и начальник РОВД усиленно изображали полнейшую объективность, ни во что не вмешиваясь, и позволяя нам со следачкой грызть друг дружку. Победить в этой схватке должен был не то – сильнейший, а – изворотливейший, более цепкий, жизнестойкий, приноровившийся к реалиям… Таковым оказался именно я!

На исходе второй недели старший лейтенант Портная со вздохом вынуждена была признать, что моя версия событий – правдоподобна, и доказательств иных версий ей найти не удалось. Лично мне это радостное известие она сообщать не стала, не пожелав доставить «самцу-сволочюге» лишнее удовольствие, но её нажим на меня с какого-то момента резко ослаб и усох… Кстати, плотно занимаясь мною и моей «виной» перед правосудием, с самой наркоманкой Фирсовой следачка разбиралась абы как. Весьма заметно было со стороны, что относилась Таисия Владиславовна к Клавке не как к конченной твари-наркоманке, давно заслужившей тюряги, а как к несчастной жертве мужского произвола. Практически – невинной девушке, оклевётанной, преданной всеми, и нуждающейся вовсе не в долгих годах изоляции от общества, а в совете и помощи мудрых людей. К числу которых товарищ Портная себя, несомненно, и причисляла… И когда после положенных по закону трёх суток в райотделовском «обезьяннике» Фирсову не «закрыли» в СИЗО, как я обоснованно ожидал, а отпустили под «подписку о невыезде», то я понял, что дело спускают «на тормозах». И самое большее, что «Выдре» грозит – это условный приговор.

…В принципе ничего персонально против Клавки я не имел. Обычная девка, каким-то из своих хахалей посаженная на иглу; такое могло произойти с каждой. Просто органически не перевариваю я ВСЕХ наркоманов, а так – ничего личного. Поняв, что «зона» Клаве не светит (пока что), начал обхаживать её, намекая, что в данном случае если и удастся ей соскочить со статьи, то лишь благодаря моему особому расположению к ней. Делалось это не с целью выжать из Клавки мзду за якобы оказанную ей услугу. И не для того, чтобы обеспечить себе на будущее удобные позиции для вербовки Фирсовой в осведомители. И даже не с тем, чтобы как-то уболтать «Выдру» на пару сеансов увлекательного порно. А – из чистого рефлекса, вырабатывающегося с годами у каждого нормального опера: любую из возникающих ситуаций пытаться обернуть себе на пользу, обратив минусы в плюсы, сегодняшние поражения в завтрашние победы. Но Фирсова на мои намёки никак не реагировала, смутно подозревая, что дурю я её без зазрения совести. Но не решаясь сообщить о своих подозрениях вслух.

Состоявшийся через два месяца суд определил ей, как ранее не судимой, совершившей уголовно наказуемое деяние впервые и находящейся до суда не в заключении, а под «подпиской о невыезде» (сигнал судьям о том, что такая-то оказывала активное содействие следствию), всего лишь год – условно.

…Где-то через полгода повстречал её на улице – куда-то торопилась, оживлённая такая! Увидев меня – дёрнулась, изменилась в лице и попыталась незаметно скрыться в людской толчее. Я как раз спешил по делам, но не погнушался потратить на неё пять минут своего драгоценного времени: догнал, затащил в угол между домами, подальше от людских глаз, и быстренько обшарил её фигурку профессионально цепкой ладошкой. Так и есть, в кармане штанишек намацал шприц, вытащил его – пустой, а в самом кармане – мокро… Увидела меня и, поняв, что не уйти от опера по-доброму, слила ш и р л о себе в карман! Так-так… Стало быть, не сделала милка никаких должных выводов из проявленного к ней правосудием гуманизма, продолжает ш и р я т ь с я, ведёт антиобщественный образ жизни. Губит наркотой своё здоровье, приближаясь к смерти. А ведь кабы не «добренькая» старший лейтенант Портная – сидела б сейчас спокойненько за решёткой, и уж конечно – не кололась бы. А после выхода на свободу, отвыкнув от «дури», глядишь – и уж не вернулась бы к пагубной привычке. Вот оно, наглядное доказательство того факта, что добро должно быть с головой, а также и с крепкими оперскими кулаками. Иначе любой якобы добрый поступок в итоге приводит лишь к дальнейшему росту в мире зла.

Был вариант: отволочь Клавку в райотдел, провести с нею долгую профилактическую беседу, возможно даже – навесить на неё делюгу… Но как вспомнил про Таисию Владиславовну, как подумал, что она сразу же начнёт выяснять, при каких обстоятельствах я нашёл в кармане Фирсовой шприц (кто обыскивал?.. кем были понятыми при обыске?.. кстати, и были ли они вообще?), я решил на этот раз – не связываться. Оглядевшись кругом и убедившись, что никто нас не видит, от души пару раз вмазал Клавке кулаком в живот – так, что она аж с ойканьем согнулась и грохнулась в кучу мусора – и пошёл дальше. Не оглядываясь…