Концлагерь номер шесть: как и за что пытали заключенных в Копейской колонии

В клетке — потерпевшие, в зале — обвиняемый. Все перевернулось с ног на голову. Потому что потерпевшие — заключенные, обвиняемый — начальник колонии. В ходе процесса путаются адвокаты и прокурор, а судья периодически аккуратно напоминает: подсудимые — не те, что в тюремной робе.

 В городе Копейске Челябинской области начался судебный процесс, который войдет в криминальную историю России. Денис Механов — первый начальник колонии, попавший под следствие после массовой акции протеста заключенных, сообщивших миру о жутких пытках, подпольных каторжных работах и вымогательствах. Судьба всей пенитенциарной системы решается прямо сейчас. Ведь исход этого дела, за которым внимательно следят начальники всех российских колоний (а их 730), может сделать то, чего не сделала вся реформа ФСИН.

Чего так боятся тюремщики? Какие ужасы до сих пор скрывают места не столь отдаленные? Куда тянутся ниточки «копейского дела»? Об этом — расследование спецкора газеті «МК».

В клетке — потерпевшие, в зале — обвиняемый

Пытка «голубой луной»

ИЗ ДОСЬЕ «МК»

Копейская колония №6 «прославилась» на всю страну в конце 2012 года. Заключенные (всего в ИК около 1500 человек) залезли на крыши зданий на территории колонии и вывесили простыни с надписям «Люди, помогите!», «Спасите», «Нас пытают и с нас вымогают $». Надписи были красного цвета, и многие решили, что они сделаны кровью. Арестанты простояли на морозе двое суток, привлекая внимание людей. О бунте стало известно самому президенту. В итоге начальника колонии Дениса Механова сняли с должности, возбудили против него уголовное дело.

Челябинская область. Копейский городской суд. В зале на первом ряду, словно почетный гость, чисто выбритый Механов. Его не взяли под стражу, несмотря на сообщения потерпевших об угрозах.

Заводят заключенных в наручниках. Они и есть потерпевшие. Изначально под обращениями в Генпрокуратуру, СК, администрацию президента подписались почти тысяча человек. Приехавшим после акции протеста в колонию членам президентского Совета по правам человека (СПЧ) о своих мучениях рассказал почти каждый второй арестант. А потом число потерпевших чудным образом стало таять… Многих этапировали от греха подальше — в колонии Башкирии, Красноярского края, Карелии. Но даже те, кто остался в Копейске, уже не хотят свидетельствовать против своего главного мученика. На прошлом судебном заседании, к примеру, многие сослались на плохое самочувствие и еще умоляли оставить их в полицейском ИВС или перевести в следственный изолятор ФСБ на время всего судебного разбирательства. Вместо этого судья ходатайствовал перед начальником ГУФСИН по Челябинской области, чтоб потерпевшим обеспечили защиту тюремщики. Это почти как просить голодную кошку защитить мышку.

Суд начался. Худющий, как смерть, потерпевший Тихонов на вопрос судьи отвечает, что больше защита ему не нужна, а сам держится рукой за голову. «Били, видимо. Сломали мужика», — шепчутся в зале. Но тут Тихонов узнает, что на процессе члены рабочей группы по защите прав заключенных при Госдуме, журналист федерального СМИ (я то есть), и неожиданно смело начинает свое повествование. Прокурор и судья периодически удивленно поднимают брови. Тут и впрямь есть чему поражаться.

Тихонов вместе с десятью другими осужденными неофициально работал в… отделе безопасности колонии. В их обязанности входило — внимание! — заполнять обысковые ведомости, проверять рубежи на подготовку к побегам, писать суточные доклады, готовить квартальные отчеты во ФСИН… По сути заключенные вели всю переписку с руководством главка. Оперативники зоны настолько обленились, что сами не хотели делать практически ничего.

— Я выполнял функции программиста, делал электронный паспорт учреждения и много чего еще, — рассказывает Тихонов. – Имел доступ к документам ДСП (для служебного пользования. — Авт.). За свою работу я ничего не получал. Если нужно было сдавать отчет утром во ФСИН, то работал всю ночь. И я имел «зеленку» на то, чтобы ходить по колонии в любое время.

— Разве вы могли, как осужденный, это делать? – перебивает прокурор.

— Несомненно, не мог. Но дело ведь происходит в России…

А потом в один прекрасный день всех осужденных, делавших за оперов их работу, собрали и объявили: надо 235 тысяч рублей якобы на покупку видеодомофонов (в реальности их нет там до сих пор).

— Начальник отдела безопасности Щеголь сказал, что это личное требование Механова, — продолжает осужденный Тихонов. — Мы спросили: как и где взять деньги? Нам объяснили, что можно продавать другим заключенным рабочие места, свидания, поощрения… Я сразу отказался. Сказал, что не буду собирать деньги, поскольку это не входит в мои обязанности и претит мне. Вскоре нас всех созвали для отчета. Тех, кто принес деньги, — в одну сторону, тех, кто не справился, — в другую (таких было четверо вместе со мной).

Не выполнивших приказ ждало суровое наказание. Били. Много и сильно (у Тихонова до сих пор одно ухо плохо слышит). Затем отправили в ШИЗО. В карцере установили динамик, из которого круглые сутки лилась одна и та же песня — «Голубая луна». После нескольких дней такого музыкального сопровождения люди фактически сходили с ума. О подобных пытках, помнится, я слышала от советского разведчика, но он им подвергался в 50-е годы в Африке. А это ведь Россия, наши дни…

После ШИЗО Тихонова и других строптивых перевели в СУС (отряд со строгими условиями), где над арестантами продолжали измываться. К примеру, перед тем как вывести на прогулку, заставляли снимать штаны. Заключенные были лишены свиданий с близкими. Но самое обидное даже не это.

— Я уже полтора года должен был быть дома, с семьей, с детьми, — говорит Тихонов. — Я бы вышел по УДО, потому что у меня было 9 поощрений. А после этой истории колония дала на меня в суд характеристику, что я злостный нарушитель, имею множество взысканий и не рекомендуюсь к условно-досрочному освобождению.

В Копейске жизнь — копейка

…Судья объявил перерыв. Самое время поговорить с одним из главных врагов Механова Даниилом Абакумовым. 30-летний парень — бывший заключенный Копейской пыточной колонии. Этот парень прожил в аду 2 года. Били его почти ежедневно, а он не сдавался, писал и писал жалобы. Хотя понимал, что толку от них нет, — все его «писульки» (как называли их тюремщики) стен учреждения не покидали.

Когда убили одного заключенного, Даниил сообщил об этом в Следственный комитет Челябинской области. Умудрился передать обращение через уральских правозащитников.

— Погибшего звали Николай Коровкин, — рассказывает Даниил. — Он говорил мне, что с него вымогают 100 тысяч рублей, что он уже до этого платил, а сейчас денег нет. В тот день его и меня вызвали в кабинет начальника отдела безопасности Щеголя. Это регулярно делали, чтобы там избивать заключенных для «профилактики». Заводили сразу по нескольку человек, чтобы время не терять. Конвейер. Пока Щеголь избивал Николая резиновой палкой, я ждал своей очереди. И видел, как он попал Коровкину по голове. Николай упал без сознания. Меня после этого бить не стали, отпустили. Николая положили на одеяло и унесли в тюремную больницу. Там он умер.

Комментарии руководителя Уральской правозащитной группы Николая Щура:

— Когда мы пришли с проверкой и попросили показать тело и медицинские документы, знаете, что нам сказали? «Это только с согласия осужденного. А он вам его уже никогда не даст». Это же издевательство… Потом написали, что Коровкин умер от пневмонии.

— Начальник колонии Механов «просил» отказаться от показаний, — продолжает Даниил. — Говорил, что меня убрать, то есть убить, сложности никакой не составит. А потом он и Щеголь обвинили меня в клевете. Против меня возбудили уголовное дело по 306-й статье УК (заведомо ложный донос). Оно, кстати, до сих пор не закрыто.

То, что с ним сделали в колонии… Об этом, наверное, нельзя писать. Вот представьте себе самое страшное. Представили? Так вот, в реальности было еще страшнее. Думаю, вы догадались. Он выкарабкался и не сломался. С помощью правозащитников подал заявление в СК, к нему в колонию прислали медэкспертов. Так вот в итоге составили акт — якобы Даниил от экспертизы… отказался. Без комментариев, как говорится.

Заключенных в Копейске вообще насиловали часто, снимали все это на камеру. Потом таких во время проверок прятали в складах, под матрасами. Если о приезде прокуроров было известно заранее, то накануне осужденных били по почкам и печени в боксерских перчатках, чтоб синяков на теле не оставалось. Излюбленная пытка — раздевали догола, на голову надевали ведро, внутри которого были приварены динамики, подсоединенные к усилителю. Врубали музыку (звук как у автомобильной сигнализации) и били палками по ведру. Одновременно оттягивали резинку и «стреляли» по паху.

Даниил водил в санчасть тех, кто не мог передвигаться сам после таких пыток. После этого его самого вызывали в оперчасть и били, били… Он знал, что это будет повторяться, но все равно ходил. Каждый раз.

— Побои не давали зафиксировать, — говорит Даниил. — Обращаешься в санчасть, врач тут же отзванивается в оперотдел. Тебя вызывают туда и снова избивают. Круговая порука. Когда одному заключенному отбили гениталии, я его повел в санчасть, а оттуда нас обоих сразу на «профилактическую беседу» к оперативникам. Так его еще после этого, еле живого, в ШИЗО. И он там до сих пор находится, насколько мне известно.

Из доклада Совета при президенте по правам человека об итогах расследования акции протеста в Копейске:

«Распространенной практикой «воспитания» строптивых осужденных было привязывание их скотчем к решеткам в подвешенном положении и оставление их в таком виде на сутки и более. Так, опрошенный осужденный Л. пояснил: 28 апреля 2012 года его привязали скотчем за руки и ноги к решетке, надели на голову ведро и травили перцовым баллончиком около 16 часов, до вечера следующего дня, мотивируя это тем, что он пишет много жалоб на условия содержания.

В результате руки Л. опухли и затекли, отек не сходил несколько месяцев. Данные телесные повреждения 11 мая с помощью фотоаппарата зафиксировали члены ОНК. Осужденный Т. сообщил, что 12 июля 2012 года его вывели из камеры в медицинский кабинет. Там присутствовали сотрудники администрации Щ., А., А. и осужденный К. Все вышеуказанные сотрудники начали привязывать Т. за руки, за ноги и за голову спиной к решетке скотчем.

Под скотч засунули палки, чтобы они вызывали боль. После этого сотрудник администрации А. начал наносить Т. удары ногой в паховую область. От побоев Т. потерял сознание, очнулся он лишь тогда, когда его отвязывали. Впоследствии паховая область у Т. сильно почернела. Другие осужденные слышали его крики, однако сотрудники администрации, для того чтобы заглушить их, включили громкую музыку. Готовы дать показания о том, что к ним применялся данный вид пыток, 32 осужденных (пофамильный список).

— Я пришел сегодня сюда, потому что мне приятно видеть Механова в качестве подсудимого, — говорит Даниил. И я его понимаю.

Челябинская каторга

Денис Механов за все время суда не проронил ни звука. За него «бились» три адвоката. В какой-то момент юристы, забрасывая вопросами заключенных, будто бы забыли, что они потерпевшие, а не обвиняемые. Но были и ситуации, когда казалось — адвокаты растерялись, потому что парировать рассказам арестантов просто нечем. А тем временем дошло до подпольных производств. Я слушала и диву давалась — да это ж настоящие каторжные работы! Разве такое вообще возможно в XXI веке? Но тут же вспомнила слова Тихонова: «Но дело ведь происходит в России». Точно, в России…

Итак, заключенные срезали медь со снарядов, поставляемых с полигонов, перерабатывали в ручную б/у материалы, которые поступали из больниц области.

— Мы отказывались голыми руками перерабатывать шприцы с кровью, капельницы, использованные окровавленные вату и бинты, потому что боялись заразиться чем-нибудь, — дает показания следующий потерпевший, Гордеев. — Но перчаток нам не дали. А после моей жалобы меня избивали 5 часов вшестером. Они не любили, когда мы цитировали Уголовно-исполнительный кодекс, очень злились… Со снарядами работать тоже непросто было. Они по 50–80 кг, а надо изловчиться, чтобы отбить у них внизу медные кольца. Дополнительно давали срезать медь с кабелей. При этом у нас не было времени даже сходить в туалет.

Гордеев попал на «вредное производство» (так в колонии это называли сами арестанты) в наказание за то, что не принес денег. Он вместе с Тихоновым до этого работал в отделе по безопасности, делал макеты колонии и готовил документы. И, так же как Тихонов, отказался участвовать в вымогательствах. Или деньги, или шприцы-снаряды…

Не меньше арестанты боялись работать на циркулярной пиле. Один только факт, зарегистрированный СПЧ, — у 15 осужденных колонии ампутированы конечности. Сами они говорят, что не соблюдалась техника безопасности. До сих пор ни один из лишившихся пальцев не признан травмированным на производстве. Уголовные дела по факту не заведены.

Если верить заключенным, в колонии вообще не было фактически ни одного легального производства, но работали по 12–16 часов в сутки. Особенно много арестантов было занято на изготовлении холодного оружия — коллекционные ножи, клинки, кинжалы. Делали еще разную «сувенирку» — резные шкатулки, картины и пр. Где все это сейчас? Наверняка красуется в домах высокопоставленных чиновников.

— А с наших детей еще и вымогали деньги за то, что они там работают, — обступают меня после окончания заседания со всех сторон родители. — Сколько мы платили! Сколько всего покупали для колонии! Но бог бы с этим, только бы они детей наших не били. А они не просто били, измывались. И теперь еще против наших детей завели уголовное дело, что они бунт устроили.

Это кажется абсурдным, но так и есть. Заключенные, которые провели акцию протеста, чтобы рассказать о зверствах, теперь под следствием.

— Наш сын Терехин в самом бунте даже не участвовал — был в это время в ШИЗО, — рассказывают его родители. — А его признали организатором. И мы уже 1,5 года не знаем точно, где он. Не можем ни посылку передать, ни навестить. Слухи о нем плохие доходят, что ему какую-то операцию делают. Вроде как он проглотил ножницы в знак протеста. Следователь СК, ведущий дело, не пускает к нашим детям адвокатов и правозащитников. Угрожает им.

— И наш Локтионов тоже в ШИЗО был, но и его в зачинщики записали, — плачут другие. — Всего больше 10 человек проходят по уголовному делу в организации бунта. Получается, что наши дети не потерпевшие от вымогательств и пыток, а обвиняемые?

Приехавший со мной из Москвы правозащитник Михаил Сенкевич, который в составе президентского совета был в ИК после акции протеста, дает грустный расклад. Тюремщикам очень надо дело по бунту довести до конца и сурово наказать как можно больше заключенных. Иначе примеру Копейска последуют другие колонии. А кому надо, чтобы заключенные такие акции протеста устраивали, о которых президенту лично докладывают? А поводов, увы, хоть отбавляй.

Подпольные производства с рабским трудом есть во многих колониях, собранные арестантами деньги идут не только руководству учреждения, но и выше, по цепочке. Насколько далеко она тянется? Об этом даже шепотом говорить боятся. К тому же если родственники перестанут стройматериалы покупать и прочую благотворительную помощь оказывать, колонии от ветхости развалятся к чертовой матери. Вот в Копейской ИК-6 заключенные сами на охрану себя же денег дали: за их счет забор вокруг поставили. Даже представить боюсь, что будет, если организаторов акции протеста накажут, а Механов и его подчиненные (по ним тоже заведены дела) отделаются легким испугом.

— По данным ВЦИОМ, более 52% россиян узнали о пыточной колонии в Копейске, — говорит Владимир Осечкин, создатель соцсети Gulagu.net, руководитель рабочей группы по защите прав граждан в местах принудительного содержания при Государственной думе РФ. — Впервые за всю историю отечественной пенитенциарной системы после такого ЧП были возбуждены уголовные дела и в отношении заключенных, и в отношении начальника колонии.

Именно поэтому исход этих двух дел имеет колоссальное значение для реформы всей ФСИН. Мы располагаем данными о том, что подавляющее большинство начальников колоний следят за этим процессом и ждут окончательного вердикта. Если суд амнистирует Механова или даст ему условный срок, для всех «хозяев» (так называют начальников зон. — Авт.) это будет сигнал — можно продолжать в том же духе.

Но если Механов сам попадет на нары, для многих сотрудников ФСИН это станет эдаким холодным душем. Он раз и навсегда их отрезвит и внушит, что бить и пытать людей нельзя, что заключенных приговаривают к лишению свободы, а не к страданиям и унижениям, изнасилованиям и рабскому труду в подпольных цехах коррупционеров.

Комментарий руководителя общественной организации «Защита прав осужденных» Игоря ГОЛЕНДУХИНА:

— Мы намерены добиваться ужесточения наказания для Механова и предъявления ему новых обвинений. И настаиваем, чтобы его уже сейчас поместили в СИЗО, а не под домашний арест. Кроме того, несколько адвокатов согласились бесплатно защищать права и тех заключенных Копейской ИК, что сейчас в ранге потерпевших.

А мы написали открытое письмо президенту. Раз уж он узнал в свое время о протесте в Копейске, пусть знает, что происходит сейчас. Будем ждать ответа. Замолчать копейский ужас уже не удастся.

Автор: Ева Меркачева, «Московский комсомолец»