32 года «Тишины». Старейший надзиратель легендарного СИЗО о времени и о себе

Василий Банин уже 32 года как надзиратель в «Матросской Тишине». Абсолютный рекорд для легендарного изолятора.  Старейший надзиратель легендарного СИЗО — о современных тюремных нравах, Ходорковском, Лебедеве и ворах в законе

 Банин, которому 52 года — самый необычный надзиратель. Говорит вот, что с заключенными ему лучше, чем с вольными. Среди его арестантов такие известные персонажи, как Александр Солоник, Вера Трифонова, Платон Лебедев… Накануне 31 октября — Дня работников СИЗО и тюрем — надзиратель рассказал о своей работе спецкору «МК».

«Вся Москва — одно большое СИЗО»

— Гражданин начальник — так к вам обращаются заключенные?

— Это редко. Обычно по имени-отчеству или просто Палыч. Бывает, просто называют «командир». Мы понимаем друг друга. По молодости, бывало, еще прикрикнешь на них, а сейчас нет.

— Неужто с детства мечтали стать надзирателем?

— Не-е-ет. Как с армии пришел, так в Тимирязевском военкомате и предложили в СИЗО работать. А главное условие было, чтоб никто из родственников в тюрьме не сидел. В то время найти такого сложно было. Ну меня сразу и взяли. Контракт тогда заключался сразу на три года. Я как посмотрел на все, что в СИЗО творится, за голову взялся — думаю, как три года продержаться? Что ж я наделал? Обстановка тягостная. Решетки эти кругом.

— Но сейчас, наверное, у вас решетки уже только теплые чувства вызывают? Может, и дома интерьер «решетчатый»?

— Дома-то нет. А вот на улицу выходишь и видишь, что решеток в Москве больше, чем в изоляторе. Вся Москва — одно большое СИЗО.

— За кем сначала вы надзирали?

— Я первое время с несовершеннолетними общался. У нас был корпус для них в «Матросской Тишине». Помню, очень поразился их манере «прописки». Был такой способ — «звездочет». Друг против друга садятся на пол, берут палку и начинают перетягивать. Третий из куртки трубу делает, к глазам приставляет со словами: «Звезды видишь?». Четвертый тазик с водой держит. Потом один палку отпускает, и тот в тазик летел. Слава богу, сейчас «прописку» отменили.

В то время вообще тяжело было в «Матросской Тишине». Вот сейчас в камере15–17 человек, а тогда в ней было 100. Спали даже не в две, а три-четыре смены.

— Наверное, злющие были заключенные?

— Не сказал бы. Они, наоборот, были спокойнее, чем сейчас. Даже понять не могу. Вроде каждому спальное место теперь предоставляется, возможностей больше — спортзал, библиотека, хочешь еду из ресторана заказывай… А почему-то агрессии больше со стороны отдельных арестантов. Тяжелее всего с теми, кто из ближнего зарубежья. С Кавказа особенно. Мне — нет, но моим коллегам угрожают частенько. Те на них часто рапорта пишут, в карцер отправляют. Наши арестанты попроще. Часто смотришь в глазок — а какой-нибудь сидит возле подоконника и голубей кормит. Они слетаются кучей, толпятся, воркуют.

*

фото: Михаил Ковалев

«Солоник был очень задумчивый»

— Правда, что вы охраняли Солоника?

— Да, тогда 99-й изолятор к нам относился (теперь он отдельный, хоть мы все на одной территории). Солоник в камере один был из соображений безопасности. Вступать с ним в диалог запрещалось, потому я с ним общался только по крайней необходимости — когда пищу приносили, когда к следователю отводить надо. Он молчаливый был очень. Задумчивый. Казалось, что у него в голове ворох мыслей, которые он никак не мог успокоить. Все мерил шагами камеру. Когда Солоника привезли, нам сразу сказали — предельное внимание, это профессиональный убийца и может что угодно вытворить. А система охраны в то время была, я бы сказал, все же слабенькая. Вот почему все это произошло.

— Вы про побег? Он в вашу смену убежал?

— Да, в мою смену. Но в тот день я дежурил по случайности на другом посту. С Солоником был мой напарник Меньшиков Сергей. Они же вместе, если помните, и ушли… Меньшикова до сих пор не нашли, и я думаю, он был заслан криминалом к нам в СИЗО. Молодой такой парнишка, всего 21 год, сержантом был. Появился в «Матросской Тишине» месяца за 4 до этого случая и через месяц после задержания Солоника.

ДОСЬЕ

Российский киллер № 1 Александр Солоник (известный как Курганский Терминатор, Саша Македонский) сбежал из «Матросской Тишины» 5 июля 1995 года через крышу. Побег помог организовать один из сотрудников изолятора, который принес в камеру 25-метровый альпинистский шнур и оружие. Через два года тело человека, «похожего на Солоника», было найдено в Греции. Многие полагают, что это была инсценировка и сам киллер до сих пор жив.

— Меньшиков вел себя как-то подозрительно?

— Денежки у него всегда хорошие водились. Одевался лучше всех, и вообще. Мы после этого побега целый месяц каждую дырку осматривали. Потом по вокзалам, по рынкам, по всяким адресам искали. Поначалу думали, что, может, он в подвалах где-то укрывается.

— А много в «Матросской Тишине» подвалов, подземных ходов?

— Очень. Я по всем ним, конечно, не ходил. И они ведь частично замурованы.

— Какие самые необычные были побеги?

— Один арестант из числа хозобслуги (осужденный, которого оставили отбывать наказание в СИЗО) вдруг исчез. Он был санитаром. Искали его всем миром, шуму было много. И неожиданно через неделю он появился сам.

— Прямо в СИЗО?

— Да, как ни в чем не бывало. Где он был неделю? Уходил, а потом вернулся? До сих пор загадка для всех. Были слухи, что он по подземельям шлялся и ему кто-то пищу приносил из наших. Но точно никто не знал, информация закрыта. Из-за этого случая начальника изолятора Прокопенко уволили.

Одного беглеца я задержал. Он бывший спецназовец был. Я во время проведения прогулки с заключенными заметил — перебегает по крышам человек, опускает простыни связанные. Я сигнал тревоги подал, побежал за ним. А он спрыгнул. Но простыни короткие, а до земли высоко. Поломался весь, бедолага.

«Ходорковского жалко было»

— Кто был вашим самым известным арестантом?

— О, много очень. Я фамилий особо никогда не запоминал. А потом сколько раз было: читаю в газетах, в книгах о ком-то. Я смотрю на фото — так ведь наш, сидел в камере, что я охранял! Больше всех запомнился участник ГКЧП маршал Язов. Его в 1991 году сюда привезли. Я сразу понял — страна на пороге перемен, раз такие люди у нас в арестантах. Страшно было в 1993-м, когда в «Матросскую Тишину» привозили целые автозаки, забитые защитниками Белого дома.

— Ходорковский был вашим подопечным?

— Не совсем, но я его видел. Помню, в первый день, когда его привезли в СИЗО, он был такой убитый. Как будто в сильном шоке. Жалко его было. А вот напарник… как его…

— Лебедев?

— Да, тот был куда повеселее. И вот он как раз под мой надзор попал.

— Правда, что у них были особые условия содержания — камеры без решеток, с плазменными телевизорами на стенах, с компьютерами?

— Там у них вот что было — душевая, телевизор обычный, холодильник. А решетки и нары — как у всех остальных. Единственное, чем отличались камеры: видеоглазки были — арестанты все время под надзором.

Лебедев постоянно что-то читал, писал. На суд почти каждый день его возили. Он был очень вежливым и спокойным. Вообще на 6-м спецкорпусе, где сидят в основном состоятельные арестанты, там все вежливые.

Лебедеву всегда такие богатые продуктовые передачи шли. Спортом он занимался на прогулке — бегал, отжимался. А когда уезжал, он мне шахматы подарил деревянные. Я в то время в отделе по воспитательной работе был, так что приходилось тесно с ним общаться. Бумаги всякие подписывали, то-се. Но в шахматы я с ним не играл и подарок не взял — нельзя по инструкции. Шахматы остались у заключенных.

— Умершая в СИЗО предпринимательница Вера Трифонова под вашей опекой была?

— Да, но она же не в СИЗО умерла, а в больнице, на воле. Я как старший инспектор отдела режима в больничном корпусе общался с ней. Она не выглядела тяжело больной, умирающей. Хорошая женщина, не скандальная, спокойная.

— Если вам верить, все заключенные спокойные и тут не СИЗО, а детский сад прямо.

— Вот вам крест (крестится). Бывают исключения, но я подход нахожу и решаю все вопросы. Трифонова находилась в камере на трех человек. Там душ, телевизор, холодильник. Я для женщин отдельно 5 камер создал в этом корпусе. С женщинами-арестантками вообще общаться повеселее. Они обычно: «Василий Павлович пришел. Как от вас пахнет приятно». (Смеется.)

— Из последних ярких известных персонажей кто запомнился?

— Людмила Качалова со своей шевелюрой (президент ассоциации женщин-предпринимателей, подозревается в заказном убийстве своей компаньонки.— Прим. авт.). Смешно как получилось. Она же состояла в попечительском совете ФСИН, и я ее знал еще до ареста. А тут как-то открываю камеру утром на проверку, смотрю и не пойму? Она улыбается: «Да-да, это я». Она такая юморная. Неволю нормально переживала. Всегда чисто одета, с накладной косой. Вот даже в камере для красоты ее прикалывала.

— А какие порядки сохранились?

— Раньше жестче было. Знаете, как убирались? Все забирались на кровати, а один по команде (ну это уже низшая иерархия) все убирал, полы промывал. Потом все слезали. Сейчас в некоторых камерах вообще не моют полы.

— И все-таки хоть что-то страшное расскажете? Например, как насилуют арестованных по «сексуальным» статьям…

— Теоретически могут «опустить» педофила. Но мы стараемся сортировать этих «пассажиров». А друг на друга такие нападают, только если с головой что случится. Кстати, часто за решеткой с ума сходят. Кто-то понарошку.

Есть тут у нас один — у него уши все в дырах. Для красоты якобы сделал. Сейчас мы его лечим — зашиваем уже в течение месяца. На волю он теперь выйдет с нормальными ушами. Он как на общую камеру попал — естественно, к нему отношение соответствующее. Арестанты стали интересоваться: кем ты на воле был? Может, гомосексуалист? Потом разобрались — вроде нормальный.

— Но пытались надругаться?

— Да, но мы успели его защитить. Если не успеть, тогда они утром сами выходят из камеры с вещами. Это порядок такой. В этой камере опущенный с другими не может находиться. Оно это было и раньше, оно и будет.

— Смотрящие за камерами есть?

— Разве что негласные. Они порядок поддерживают. Назначают их между собой.

— А воры в законе?

— Мы их сейчас размещаем в отдельном корпусе. И сажаем их в маломестные камеры, рассчитанные на 4 человека. То есть там один вор, а три обычных. Ну все его слушают, конечно, — кто ж против пойдет? Вот сейчас сидят у нас два таких товарища, грузины. Но я не знаю — раньше действительно были, а сейчас покупать звания стали. Мы их между собой называем «апельсины». Но, должен сказать, некоторые — грамотные, начитанные, с ними даже приятно общаться.

— «Воровские звезды» у всех?

— Да. На коленках и под ключицей наколоты. Некоторые сами говорят: да, я вор в законе. Но они нормальные, с ними нетрудно.

— Самоубийств много ведь сейчас?

— Бывают. Помню, на рубахе один повесился. Я увидел ночью во время обхода в глазок. Он один в камере был. Хотя могу сказать: если заключенный задумал умереть, то он сделает это, даже если в камере 10 человек.

Был случай один забавный. Надзиратель в карцере службу нес. И с собой на дежурство брал веревку, клал в карман бушлата. А потом говорил, что изъял у заключенного. Ему премию — молодец, заметил, предотвратил самоубийство. И так три раза подряд. А потом просекли и уволили.

фото: Ева Меркачева

Автор: Ева Меркачева, «Московский комсомолец» № 26081