Как освобождают заложников захваченных боевиками на Донбассе

 

Шпиономания. Пророссийские боевики задержали в Краматорске троих мужчин. Их подозревают в шпионаже 
Фото: AP

По иронии судьбы, именно с крымскими самообороновцами Лефтер встретился в Славянске. Сепаратисты, захватившие журналиста, обвинили его в причастности к «Правому сектору» и евромайдану. Спасать своего сотрудника фонду пришлось самостоятельно. 

Открытый диалог

Сергей Лефтер провёл в плену 17 дней. После освобождения он написал у себя в фейсбуке: «Находясь в информационном вакууме, который есть в подвале, возникало много мыслей о том, что тебя не ищут, о тебе забыли. Но когда на десятый день заключения приходит человек и говорит, что знает, кто я, и что меня ищут, это пробирает и прибавляет сил». 

— Когда Сергея схватили, мы попытались получить хоть какую-то помощь от правоохранительных органов Украины. Но безуспешно, — рассказывает Людмила Козловская, президент «Открытого диалога». 

Она говорит быстро, и в её речи иногда проскальзывают то польские, то украинские слова. 

— Судьба активистов — в основном забота таких же активистов. Поэтому через местных общественников мы сами искали зацепки, чтобы выйти на нужных людей и освободить заложника.

С этого и началась переговорная миссия польского фонда. Людмила избегает подробностей — это может навредить тем, кто ещё в плену. Говорит, когда всё закончится, можно будет писать книгу о тактике освобождения гражданских. 

— Обычно переговоры длятся 2–3 недели. Их ведут психологи. И понять, по какому принципу отпускают людей, невозможно. Потому что сами группировки — это странный симбиоз бандитизма и идеологии. Но наша принципиальная позиция — мы не даём деньги.

Вместе с польским фондом освобождением заложников занимается «Евромайдан SOS». Александра Матвейчук — координатор этой общественной инициативы.

— Нам удалось освободить несколько человек. И очевидно, что нет никакой системы, единого алгоритма ведения переговоров, а значит, и гарантий успеха. Хуже всего тем, кого заподозрили в связях с «Правым сектором», евромайданом или партией «Свобода». Если под пытками человек признаётся, это провоцирует ещё более жестокое обращение. И мы мало что можем сделать. На пятом этаже Донецкой облгосадминистрации пытают людей, а на седьмом — 
регистрируют журналистов. Это трудно представить, но так и есть.

Мы находимся в офисе «Евромайдана SOS». Александра сидит передо мной, сложив на столе ладони лодочкой. Рядом телефон, который постоянно мигает, сообщая об очередном звонке или СМС. 

Места, где удерживают пленных, известны: административные здания Донецка, Горловки, Славянска, Краматорска, Луганска. Всего в заложниках, по оценкам волонтёров, находится около 200 человек. Точной цифры назвать не может никто. 

Вернуться домой. Наблюдатель миссии ОБСЕ Аксель Шнайдер (четвёртый слева), освобождённый 3 мая из плена в Славянске

— О ком-то к нам поступает информация, но далеко не обо всех случаях. Есть несколько категорий гражданских лиц, исчезающих чаще всего, — рассказывает Матвейчук.

Накануне президентских выборов, например, была волна похищений членов избиркомов. Цель — сорвать выборы в Донецкой и Луганской областях. В группе риска предприниматели, особенно если они замечены в нелояльности к сепаратистам. За их освобождение могут требовать выкуп. Но чаще всего задерживают активистов, журналистов, представителей оппозиционных партий и людей, заподозренных в проукраинских взглядах. 

— Знаете, как выкрали одного человека в Славянске? Он успел только сказать российскому журналисту: «Подождите, Донбасс — это Украина», как через пять минут его забрали. Заложник находится в плену уже больше месяца.

О похищениях «Евромайдан SOS» и «Открытый диалог» узнают через собственные мобильные группы на востоке. Данные получают и через подписчиков «Евромайдана SOS» в сети. Но больше всего информации поступает от региональных общественных организаций — «Донецк SOS», «Восток SOS», Единый информационный центр Донбасса, Донецкая правозащитная платформа «Инфоцентр Донбасс». 

— Помогают ли правоохранительные органы или руководство АТО? 

— Мы были бы рады, если бы этим занимались специалисты. Но военным гражданские неинтересны. А милиция на местах не просто саботирует работу — часто она на стороне военизированных группировок. 

Обменный фонд. Правозащитник Константин Реуцкий утверждает, что в Луганске сепаратисты держат в плену до полусотни человек

Даже с киевской милицией у активистов сотрудничество не складывается. Чтобы зарегистрировать заявление об исчезновении в Донецке фотографа из Киева 22-летней Миланы Омельчук, волонтёрам пришлось долго и безрезультатно обивать пороги чиновничьих кабинетов. В плену девушка провела две недели, даже не подозревая, что идут переговоры о её освобождении.

Волонтёры знают, что только в Горловке и Славянске «народные ополченцы» удерживают около 80 человек. «Открытый диалог» и «Евромайдан SOS» в основном работают именно в Донецкой области. Как утверждает Людмила Козловская, Луганск — это отдельная история. 

Луганские хроники

Небольшой офис в центре Киева напоминает улей. 10-метровая комната заполнена людьми. Каким-то чудом в ней уместилось человек десять. Кому не хватило места за двумя столами, примостились на полу под стенками. У всех на коленях ноутбуки. 

— Не пугайтесь, что нас так много, — блондинка, открывшая мне дверь, заводит в комнату. — Нас приютила дружественная организация. 

«Нас» — это волонтёрскую группу «Восток SOS», которая помогает жителям Луганской области выехать из региона, найти жильё, собирает деньги для военных и пострадавших. А ещё участвует в переговорах по освобождению пленных. 

Здесь же на полу сидит Анна Мокроусова. С распущенными волосами, шарфом на плечах, бусами и в длинной юбке она напоминает девушку-хиппи. Анна — гражданский активист. Первый раз я увидела её фамилию в новости о заложниках луганских сепаратистов. Месяц назад она и её коллега Алексей Бида сутки провели в плену. Анне повезло: её не пытали, просто запугивали, приставляли пистолет к виску. На следующий день после освобождения она покинула город вместе с дочерью и ещё одним местным правозащитником — Константином Реуцким. Сам он тогда чудом избежал плена. 

— 4 мая готовился штурм областного военкомата, где находились бойцы Нацгвардии. Алексей сразу пошёл в самую гущу штурмовиков. Бида участвовал в проукраинских акциях, а внешность у него запоминающаяся. Его узнали на пятом шагу. Аня шла за ним, — рассказывает Константин Реуцкий.

В это время он с товарищем замешкался у машины. Анна успела позвонить и сообщить о задержании. 

Торг неуместен. Президент «Открытого диалога» Людмила Козловская говорит, что фонд не платит террористам за освобождение заложников — это принципиально

— Тогда я не попал в здание СБУ. Хотя раньше мне пришлось там побывать. Нас якобы захватили, хотя мы и сами искали встречи с командиром. Пытались наладить диалог. Нас почти не допрашивали. Всё свелось к политической дискуссии. Но это было в 20-х числах апреля. Тогда сепаратистов ещё что-то сдерживало. 

Переговоры по освобождению Анны Мокроусовой и Алексея Биды вели сами активисты. Отец Мокроусовой — известный местный промышленник. 

— Возможно, это сыграло какую-то роль в том, что их отпустили, — рассуждает Реуцкий. 

Он часто отвлекается на звонки и трёт глаза. Волонтёры «Восток SOS» сейчас работают по 20 часов в сутки. По словам Реуцкого, в Луганске постоянно находится от 30 до 50 пленных. Одних отпускают, других задерживают. Чаще всего людей увозят в здание СБУ, но есть заложники и в Главном управлении внутренних дел. Там, похоже, находятся наиболее ценные для сепаратистов люди — милиционеры, чиновники, сотрудники СБУ. Их держат для обмена на боевиков, оказавшихся в руках украинских военных. 

Группы риска.Координатор «Евромайдана SOS» Александра Матвейчук рассказывает, что хуже всего приходится пленникам, которых заподозрили в связях с «Правым сектором», евромайданом или партией «Свобода»

В Луганске в заложники можно попасть не только за проукраинскую позицию, общественную деятельность или журналистскую работу, но даже за нарушение комендантского часа, установленного «народными ополченцами». В здании СБУ содержат и своих, например, за воровство. 

— На разных этажах здания СБУ находятся, по сути, разные группировки. Они отличаются друг от друга и идеологией, и способами борьбы. Поэтому каждый этаж — почти самостоятельный организм со своими заложниками. Группировки плохо координируют деятельность между собой. Прессе рассказывают, что всем руководит Валерий Болотов, но не все командиры признают его авторитет. В таких условиях непросто выходить на ключевые фигуры, влияющие на освобождение задержанных, — рассказывает Константин Реуцкий. 

— Есть ли какая-то схема ведения переговоров?

— Каждый случай особенный. Когда удаётся выйти на кого-то из лидеров, мы начинаем убеждать его, что произошла ошибка, что задержанный человек не тот, кем его хотят представить, а потому нет смысла удерживать его в плену. Один командир отдаёт приказ отпустить человека, другие ему не подчиняются. Такие качели могут длиться долго. И хуже всего то, что сепаратисты сами не всегда до конца понимают свои цели. 

Поскольку центров принятия решений у сепаратистов может быть несколько, активисты ведут переговоры по одному человеку одновременно с несколькими лидерами. Так больше шансов на успех. К переговорам об освобождении подключаются родственники, местные предприниматели, имеющие влияние на сепаратистов, и даже их сторонники. 

— Мы поддерживали контакты с Александром Гизаем, погибшим во время обстрела Луганской ОГА. Это уважаемый в городе человек, общественник. В начале нулевых мы с ним сотрудничали. Его организация, как и мы, занималась бездомными. Он поддерживал сепаратистов. И тем не менее помогал нам вытаскивать заложников. 

С руководством АТО сотрудничество пока не сложилось. 

— Мы работаем в основном с журналистами и активистами, которые руководству АТО неинтересны. Они ведут переговоры по своим заложникам. 

Молчать или кричать

Яков Кедми, бывший глава израильской спецслужбы «Натив», говорит, что тактика переговоров зависит от многих факторов. С «идейными» и «безыдейными» захватчиками вести переговоры нужно по-разному. Имеет значение даже то, брали ли террористы людей в плен раньше, спланированный это захват или случайный. «Но главное, чем меньше захватчики знают о заложнике, тем легче вести переговоры», — убеждён Кедми.

— Огласка — это действительно опасно? — спрашиваю у Константина Реуцкого. 

— По моему опыту, огласка чаще всего помогает. С пленными, освобождением которых никто не занимается, обращаются хуже. Люди, о которых громко кричали, были освобождены. Если сепаратистов с разных сторон начинают просить о смягчении участи пленного, это повышает шансы выйти на свободу. 

Есть и исключения. Луганский актёр Кирилл Головченко находится в Луганском здании СБУ с 24 апреля. Его взяли в плен во время митинга, обвинили в участии в «Правом секторе» и заставили в этом сознаться. 

— Хотя он не имеет никакого отношения ни к «Правому сектору», ни к любым другим националистическим организациям. Он просто актёр. Его даже активистом назвать нельзя. Для обмена он не представляет ценности. В начале мая нам удалось выяснить, что он находится на четвёртом этаже здания СБУ в плену одной из группировок, но с тех пор о нём ничего не известно.

По словам Реуцкого, судьба узников четвёртого этажа вызывает больше всего опасений. Именно здесь находился Темур Юлдашев — один из лидеров Луганской самообороны, возглавивший спецбатальон милиции и открыто выступавший против сепаратизма. По пути в учебный центр МВД в городе Счастье он попал в засаду. С 28 апреля находился в Луганском СБУ. 

— Юлдашев был показательным заложником. Думаю, даже сепаратисты испытывают к нему уважение. С ним обращались неплохо. Позволяли пользоваться не только телефоном, но и мобильным интернетом. Переговоры о его освобождении велись на разных уровнях, и нами в том числе. На свободе он оказался только через полтора месяца. 

Как говорит Реуцкий, часто людей не отпускают лишь потому, что так называемые «следователи» ещё не наигрались. 

— По большому счёту, это сборище садистов. Они из любого человека готовы лепить предателя, диверсанта. Сепаратисты заставляют невиновных людей признаваться, чтобы оправдаться перед собой и сторонниками. 

В последнее время луганские активисты заметили новую тенденцию. Есть информация о заложниках в Антраците, были задержаны люди в Северодонецке и Стаханове, причём достоверных сведений о том, что их привезли в Луганск, нет. 

— Похоже, появляются подпольные тюрьмы и в других районных центрах. Или координация между группировками становится всё хуже, или в Луганске уже нет возможности содержать всех. 

Но то, что для сепаратистов не проблема брать новых заложников, — факт. И чем ближе АТО, тем хуже ситуация для пленных.

Автор: Елена Струк, Фокус