ВЛАДИМИР КИСЕЛЬ: «Я НИЧЕМ ПРОТИВОЗАКОННЫМ НЕ ЗАНИМАЮСЬ И ЗАНИМАТЬСЯ НЕ БУДУ! И НЕ ХОЧУ!»

О причастности Владимира Киселя к убийству Георгия Гонгадзе говорят и пишут, начиная с 2000 года. Тем не менее, сам Владимир Карпович не находится ни под следствием, ни в розыске, ни в бегах. Живет в Киеве, ни от кого не скрываясь. Хотя его жизнь сложно назвать спокойной: взрыв автомобиля, убийства знакомых. «УК» удалось встретиться с Владимиром Киселем и побеседовать с ним. О многом. Но вряд ли читателю стоит рассчитывать на излишнюю откровенность этого человека. Он привык хорошо думать и не говорить лишнего. Благодаря этому и дожил, в отличие от большинства своих коллег по эпохе, в добром здравии до 58 лет.— Сейчас в СМИ вновь появились так называемые «письма Гончарова», в которых он утверждает, что к убийству Георгия Гонгдазе имели отношение «члены группировки Киселя». Как вы оцениваете эту информацию, и есть ли у вас «группировка»?

— Честно говоря, Гончарова я никогда не знал. Я с ним не только никогда не встречался, но вообще понятия не имел, кто это такой. Когда-то меня допрашивали в прокуратуре, и я попросил: «Дайте мне его фотографию, что бы я хоть посмотрел, кто это такой». Я даже не знаю, кто это. Не говоря уже о каких-то связях. То, что я с ним не встречался – это сто процентов. Я думаю, что кому-то выгодно муссировать опять эти слухи, поливать грязью. И не только меня, но и других людей.

— Вы имеете в виду Волкова?

— Да. Потому что всем известно, что Волкова я знаю очень давно, что мы выросли вместе. Может быть, для того, чтобы облить его грязью, решили для начала вспомнить меня. Эти слухи то затихают, то опять возобновляются. Видимо, сейчас настал момент, когда кому-то опять выгодно распускать эти слухи. Ищут какие-то непонятные связи для того, чтобы очернить людей. Прежде всего, хотят очернить Волкова. Может, у него какие-то враги, еще что-то. Хотят побольше на него вылить грязи.

— Михаил Корниенко в свое время заявил, что в Киеве на учете УБОП осталось две ОПГ – «Прыща» и «Киселя». Как вы к этому относитесь?

— Что я могу сказать? Я ничем противозаконным не занимаюсь, не буду заниматься и не хочу этим заниматься. И я хотел бы, чтобы правоохранительные органы меня наконец-то вычеркнули из этих своих списков. И забыли про меня вообще. Я хочу, чтобы про меня забыли и оставили в стороне. Еще раз повторяю, что я ничем противозаконным не занимаюсь и заниматься не бу-ду! И не хочу!

— А занимались?

— И не занимался!

— И судимостей и проблем с правоохранительными органами у вас нет?

— Нет! Если бы, допустим, что то было, наверное уже были бы возбуждены какие-то уголовные дела? Но против меня ни разу не было возбуждено никаких уголовных дел. Ничего не было. Но кому-то это нужно и опять нагнетается обстановка, опять поднимаются эти вопросы. Я считаю, что это все кому-то очень нужно.

— Кому именно? Можно по-конкретней?

— Ну, я не знаю по-конкретней. Если б я знал, я б ему задал вопрос, для чего это нужно и почему постоянно всплывает моя фамилия? Если б я знал, кому это нужно, я бы уже сам пришел к нему и спросил бы, для чего это нужно. Я думаю, что люди преследуют какие-то свои цели, свои интересы. Поэтому так и получается.

— А чем вы занимаетесь сегодня?

— Я президент ассоциации греко-римской борьбы Украины. Это вся моя основная работа. Когда я пришел в ассоциацию, команда была очень далеко. Занимали 10-15 места. В этом году у нас команда заняла на первенстве Мира второе место. А на Европе стала чемпионом Европы. Вот кубки, вот наши награды. Сейчас мы готовимся выступить на Олимпиаде. Даст Бог, выступим хорошо.

— А предпринимательской деятельностью вы не занимаетесь?

— Нет.

— В прессе периодически появляется информация о вашем сыне, в частности о том, что он наркоман. Так ли это?

— Он не наркоман, он мастер спорта по борьбе. Когда я увидел, что написали о том, что он употребляет наркотики… это вообще. Знал бы я, кто это написал, я подал бы в суд на него. Мой сын не то что наркотики не принимает, он спиртного не употребляет и не курит. Как может наркоман не курить и не пить? Ну как? Я таких наркоманов не встречал. Эти слухи тоже кому-то выгодны. Кому-то что-то в голову приходит, раз и давайте напишем. Если б у нас было так заведено, что написал, подали на него в суд, он ответил за то, что он написал. И все. Уже следующий не писал бы. А так, у нас каждый пишет, что хочет. Люди, которые его и меня знают – смеются! Ну как это так, если он даже не курит. Тоже нагнетается это все искусственно.

— Периодически появляются слухи о том, что вы и ваш сын периодически скрываетесь, прячетесь то ли от милиции, то ли от врагов. Правда ли это?

— Я ни от кого не прячусь. Я каждый день вот здесь, на работе. Пожалуйста, кто хочет, может меня всегда найти. Я живу дома и ни от кого не скрываюсь, хожу на работу. Если нужно прокуратуре меня вызвать – вызвали. Я спокойно пришел, дал показания и все нормально. Я открыт для всех. Наоборот, я хочу, чтобы в этом вопросе с Гонгадзе и Гончаровым наконец была ясность. Я сам заинтересован в том, чтобы все это прояснилось. Чтобы меня в это дело никак не впутывали.

— Вас допрашивали по делу Гонгадзе?

— Да, меня допрашивали уже в этом году. Спрашивали: знаешь того, знаешь этого? Такие, очень общие вопросы. О Гонгадзе до этих всех событий я даже не слышал. Я не знал, что есть такой журналист, честно говоря. Почему меня сюда приплели, вообще не понятно. В прокуратуре спрашивали, знаю ли я Гончарова, Нестерова? Я говорю, что не знаю. Это ведь легко проверить. Почему правоохранительные органы не могут проверить, был ли в моем круге общения тот же Гончаров? Это же легко проверить, общался я с ним или нет. И сразу отпадет много вопросов. Если я с ним не общался, значит, я с ним не знаком. Это же не то, что допустим, человек приехал из другого города, и я с ним где-то втихомолочку в лесу встретился, и мы разошлись? Ведь если я с ним встречался, это должен был кто-то видеть, кто-то слышать. Это же легко проверить. Я ни с кем из них не встречался, никогда не разговаривал. Не знаю даже, кто это такие.

— У вас есть своя версия смерти Гонгадзе?

— Какая у меня может быть версия, если я с ним не был знаком? Если б я с ним общался, я бы знал какие-то нюансы, с кем он встречается, с кем враждует.

— А почерк убийц никого не напоминает?

— Я знаю? Кто может это сделать? Даже не могу сказать. Если бы он был моим близким человеком, я бы знал, что у него там враги где-то. А так… что я могу сказать? Какое я имею право сказать, что тот или другой мог это сделать?

— Прошлогодняя история со взрывом вашего джипа, в ней что-то уже прояснилось?

— Ну, так, чтобы сказать стопроцентно – я даже не знаю. Я, честно говоря, даже и не думал, что у меня есть такие враги, которые могут это сделать. Я ездил везде в открытую, со всеми общался. Насколько я знаю, я никому ничего такого плохого не делал. Понимаете? Это прежде всего для меня самого было неожиданным. Что кто-то покушается на мою жизнь.

— Это все-таки было покушение, а не неосторожное обращение со взрывчаткой?

— Возможно, и не покушение. Охранник, вернее водитель, любил ездить рыбу ловить, глушить рыбу. Это одна из версий, неосторожное обращение. Я думаю, что правда все-таки скоро выяснится. Мы приложим максимум усилий для того, что бы разобраться в этом деле.

— Вы как-то усилили меры безопасности после этого?

— Нет, езжу спокойно, как и раньше. Какие меры тут предпримешь? Если захотят убить, то ничего не спасет.

— Какими у вас были отношения с покойным Валерием Прыщиком? Многие считают, что его смерть была выгодна вам.

— Честно говоря, отношения с Прыщиком были нормальные. Хотя по этому поводу тоже нагнетаются какие-то слухи. Мы и виделись очень редко. Я его последний раз видел еще до его «посадки». После того как он вышел, я его уже не видел. Отношений никаких у нас не было. Это тоже искусственно нагнетаются слухи о том, что мы с ним враждовали. Но у нас ничего общего не было, дороги наши нигде не пересекались, делить было нечего. Отношения какие? Здоров, привет, как дела? Но кому-то выгодно сейчас создавать версии о моей причастности к его гибели.

— А кому могла быть выгодна его смерть?

— Я думаю, что она могла быть выгодна кому-то из его окружения. Но я не вникал в эти вопросы. Если бы он был близким для меня человеком — это одно. А если я встречал его где-то раз в полгода, случайно – то это совсем другое. Поэтому вникать, что там у него было — я не вникал.

— Вы пересекались по спортивной деятельности с Борисом Савлоховым?

— Да, он возглавлял ассоциацию вольной борьбы. Отношения были нормальными, я его знал как спортсмена. Не было никаких между нами недомолвок или раздоров, никогда мы не ругались.

— А что говорят о причинах его смерти?

— Разное говорят, непонятно что говорят. Одни говорят, что не может быть, чтобы он от сердца умер, он был здоровым. Я из прессы знаю, что он якобы обращался в санчасть, что у него было больное сердце. Может быть, кто-то не хотел его досрочного освобождения. Может быть, на него повлияло само заключение, переживания, смерть брата. Это ведь все психически давит. Один выдерживает, другой не выдерживает. Может быть, это все повлияло и сказалось на сердце. Сердце ведь не может быть постоянно на пределе. А отношения у нас были нормальные, и делить нам было нечего.

Часть 2

Станислав Речинский, «УК»