«Нам можно все». Полицейский из РФ рассказывает, как коллеги пытали его током и паяльной лампой

Суд в российском городе Хасавюрт вынес оправдательный приговор сотруднику полиции Имамбегу Тайсонову, которого обвиняли в вымогательстве и превышении должностных полномочий. После освобождения Тайсонов рассказал, как оперативники, среди которых оказался даже его однокурсник по университету МВД, убеждали полицейского дать признательные показания при помощи паяльной лампы и электрического тока.

Публикуем историю рассказанную российским полицейским изданию «Медиазоне» .

***

19 января 2016 в Хасавюрте мне позвонил следователь. Сказал, что нужно к нему зайти поговорить. Я пришел — там омоновцы. Предъявили обвинения, задержали. Никакого адвоката, конечно, со мной не было, но они меня не слушали. С прокуратуры был человек, кричал, начал командовать: «Я тебе сказал — арестуй его, пшел».

Иллюстрация: Анна Морозова / Медиазона

В первую ночь после десяти часов вечера внезапно вывели из камеры и сказали пройти за сотрудником полиции. Я ответил, что меня не могут выводить в ночное время и без адвоката, на что мне ответили: «Нам можно все». Я повторил, что они не имеют права, что я напишу жалобу в прокуратуру, они сказали, что я могу жаловаться куда хочу, и что им ***** [все равно].

Дальше меня провели в кабинет для следственных действий. Там было двое полицейских — один молодой, один в годах мужик, оба в гражданской одежде. Представились сотрудниками ОСБ (отдела собственной безопасности МВД — МЗ). Начали предъявлять сразу: ты — разбойник, шировой наркоман, колешься метадоном. Говорят, показывай, как ты совершал разбой, как ОПГ создал. Я ответил, что ничего не совершал, что я не наркоман, и что я майор полиции, и сажал наркоманов в тюрьму, а он наркоманов не видел. После этого молодой ударил меня несколько раз ногами, будто бешеный. Тот, что старше, ударил в шею. Я им говорю — вы совершаете беспредел, я напишу жалобу, те говорят — нам ***** [все равно], иди жалуйся.

Потом они приказали мне раздеться. Проверяли вены, искали проколы. Говорят, в пах колешься, проверили — ничего не нашли, но все равно говорили, что я наркоман, что им это сказали «большие люди». Я сказал — приведите этих людей сюда, пусть при мне скажут, возьмите у меня кровь, мочу, сделайте анализ, и все выяснится. Молодой опять ударил меня, назвал преступником. Я попытался им объяснить, что работаю начальником отдела по делам несовершеннолетних Хасавюрта, заступаю на дежурство ответственным от руководства, хожу на совещания, что я не знаю ничего ни о каких разбойных нападениях. За это меня еще раз ударили. Всего это продолжалось часа три-четыре, они требовали от меня признательных показаний, я отказывался. Они ушли, сказали, чтобы я подумал, и что они еще придут.

Ночью мне не давали спать — каждые пять минут дежурный смотрел в глазок, лязгал, стучал в дверь, если я не ворочался. Наутро ко мне приехала [адвокат] Аида Касимова, я ей рассказал, что меня били, она пообещала жалобу написать. Вечером меня опять увели в ту же комнату, там сидел уже другой парень — мой бывший однокурсник по университету МВД. Он опять начал то же самое, начал вешать разбой на меня. Рассказал, что его дядя ехал с Кизляра в Хасавюрт продать шкуру скотины, проезжал Бамовскую трассу, у него закончилась солярка в КамАЗе, на него напали и забрали 70 тысяч рублей, и что у него есть его заявление. Я сказал — зарегистрируй преступление, раскрой его, приведи сюда дядю, пусть он посмотрит на меня и опознает, если сможет. Он не стал ничего отвечать и ушел.

Следующей ночью тоже пришли. Я все понял уже, но спросил — че случилось. Мне ничего не ответили, сказали — надень кроссовки, оденься. Я опять пообещал, что буду жаловаться, что меня уже третий день вытаскивают, мне ответили, что «этим людям можно». Привели к дежурке, поставили лицом к стене, надели наручники туго за спиной, чтобы я двигаться не мог. Потом завели в какое-то помещение, посадили на стул, надели мою же шапку на меня до носа. Шапку обмотали скотчем, почти рулон израсходовали, сверху еще приклеили два листа А4.

Зашли еще люди, вывели меня и посадили в машину — по-моему, это была «Волга». Ехали мы минут 15-20, это время меня били по голове, вдавливали дуло пистолета в лоб и обещали застрелить при попытке к бегству или утопить на ГЭС, если не сознаюсь. Потом мы приехали — как мне кажется, это было то же самое здание ИВС, поднялись на второй этаж. Завели в кабинет, там, судя по голосам, уже сидели два-три человека. Усадили на стул, потребовали, чтобы подписал бумаги, где во всем признаюсь — или «ты у нас визжать будешь». Говорю — визжать буду, разговора нет, но на себя ничего не возьму, что не делал.

Мне накинули на шею петлю, начали душить. Затем зажгли паяльную лампу, начали прижигать руки, затылок, лицо. Не до ожогов, а на расстоянии прогревали, но все равно скотч на голове хрустел и плавился. Это продолжалось примерно час, я попросил — воды, воды. Долго не давали, потом принесли, а она по вкусу какая-то странная. После нее начала сильно болеть голова, страх какой-то пошел, стал себя плохо чувствовать. Они потом еще приносили, говорили — пей воду, ты же хотел, а то больше не дадим.

Я начал упираться уже, говорю сожгите хоть руки, хоть что, не буду на себя брать. Они начали греть наручники, от них потом ожоги остались. Потом голос один, из тех, кто раньше приходил, говорит, что я тут хоть умру, но они от меня получат показания. Я сказал, что они мясники тупые, меня повалили на пол, замотали на пальцах провода и начали бить током — не телефоном (вероятно, речь о полевом телефоне, который часто используется для пыток током — МЗ), а чем-то серьезнее. Я начал орать, взлетал прямо, они голову закрыли подушкой, чтобы не слышать мои крики, а сами о чем-то смеялись между собой. У меня кроссовки стерлись, подошва стерлась из-за того, что я на месте пробуксовывал ногами.

Потом я стал уже тяжело дышать, мне говорят — ты чего, пидорас, притворяешься, у тебя же здоровье есть. Говорили про биллинг [мобильного телефона], спрашивали, где я был в такой-то день. Когда я вспоминал, они злились, орали, что у меня на все есть ответы, и продолжали ток пускать. А у меня уже сердце так билось, я сознание чуть не терял — все это уже несколько часов продолжалось. Потом я отключился на некоторое время.

Когда очнулся, слышал, как трое ушли. Меня протащили по полу, один спросил — встать можешь? Я не мог. Он надел мне кроссовок на ногу, посадил на стул, мы стали разговаривать. Я спросил — неужели им кто-то деньги дал, чтобы они со мной так поступили, неужели у меня такая должность, что я кому-то мешаю? Спросил, зачем мне лицо замотали, один ответил — мы тебя не боимся, у нас приказ начальника в масках работать. Предупредили, что если буду жаловаться — убьют, что каждый день будут вытаскивать с ИВС и будут бить, говорили, что убьют всю семью, подкинут наркотики, боеприпасы в дом и в машину, что они никого не боятся, что у них везде свои люди.

Потом уже бить не стали, посадили в машину и отвезли назад в ИВС. Я попытался рассказать [сотрудникам изолятора], что со мной было, на что они ответили, что им ***** [все равно]. Я дополз до камеры, часа через два мне стало хуже, меня рвало. Я достучался до продольного, попросил скорую. Тот позвонил дежурному, ему ответили, что не положено. Потом мне в кормушку положили таблетку красную нурофена, кормушку оставили открытой, чтобы воздух шел. Я потом спать еще не мог долго, дергался во сне, будто от ударов электричеством.

Через день или два меня отвезли назад в Хасавюрт в СИЗО, там меня не хотели принимать из-за того, что у меня рука онемела из-за тока. Врач и начальник оперчасти спрашивали еще — что вы с ним сделали, он отсюда нормальный уезжал. Потом бывший однокурсник ко мне приходил уже в изоляторе в Хасавюрте, божился, клялся, что он меня не бил, и никому бы не дал это сделать, но я знаю, что он врет, и он там точно при делах.

Месяцев через семь после задержания следователь пришел и предложил заплатить миллион рублей, чтобы выйти. Говорит — прокурор сказал возбуждать еще [статьи] — часть 2 статьи 222 УК (незаконный оборот оружия группой лиц) и 161 УК (грабеж). Или платишь деньги, признаешь, что есть, и через неделю выходишь за отсиженным. Я отказался, да и не было денег таких.

Я не знаю, зачем они беспределили. Может быть, реально думали, что я к какой-то ОПГ причастен. В полиции же бывают фантазеры — раскрыть не могут, что-то придумывают. Сейчас после оправдания суд оставил право на реабилитацию. Восстанавливаться служить не пойду, не нужна грязь эта — пойду на пенсию.

Автор: Максим Литаврин, Махачкала; МЕДИАЗОНА