27 000 резидентов Ежова

23 января 1935 года Николай Ежов направил Сталину памятную записку, в которой представил вождю «ряд своих соображений о недостатках работы ЧК». (Документ впервые опубликован исследователем «Мемориала» Никитой Петровым).

 Предыстория записки такова. После убийства 1 декабря 1934 года руководителя ленинградской парторганизации Сергея Кирова именно Ежову Сталин поручил наблюдать за расследованием этого дела. По сути, назначив своим представителем в НКВД. Именно тогда, по словам наркома внутренних дел Генриха Ягоды, «начинается систематическое и настойчивое вползание в дела НКВД Ежова». «Вмешиваясь во все детали расследования, – писал в своей работе историк Никита Петров, – Ежов придал ему именно то направление, которое хотел Сталин». Ягода, попытавшийся, было, чинить препятствия, нарвался на грозный рык вождя: «Смотрите, морду набьем…»

Стукач третьего разряда

Записка от 23 января 1935 года стала своего рода отчетом Ежова Хозяину по итогам «внедрения» в «Ленинградскую ЧК». Документ интересен прежде всего тем, что изнутри, глазами сталинского эмиссара, позволяет увидеть портрет типового чекиста того времени. Еще из этого письма можно почерпнуть уникальные сведения о том, как в НКВД была поставлена работа с осведомителями.

С них и начнем. По словам Ежова, было три круга агентурных сетей: агентура общего осведомления («осведомители»), агентура специального осведомления («спецосведомители») и «основная агентура» («агенты»). «Сеть осведомителей очень велика, – докладывал Ежов. – Она по каждой области в отдельности насчитывает десятки тысяч человек. Никакого централизованного регулирования размерами осведомительной сети нет».

На тот момент по всей стране НКВД имел 270 777 стукачей «общего осведомления». В это число не входили осведомители «по неорганизованному населению, так называемое дворовое осведомление; затем специальная сеть осведомителей по Армии и транспорту». Поскольку централизованного учета осведомителей этой категории также не велось, оценить их количество оказалось затруднительно.

Примерное количество осведомителей Ежов оценил в 500 тысяч человек – это лишь те, кто работал на подразделения Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД. Но, помимо ГУГБ, своими сетями располагал и ряд иных подразделений НКВД. До их подсчета у Ежова руки не дошли, да и заботило его больше, что «в этом деле господствует самотек»: почему в Саратовском крае 1200 осведомителей, а в Северном крае – 11 942?

Осведомители, как сообщает Ежов, «никакого заработка от Наркомвнудела не имеют, работают бесплатно», и задачи их предельно просты: «осведомление обо всем, что он заметит ненормального». Проще говоря, стучать всегда, везде, на всех и обо всем.

Сотрудники НКВД непосредственно с этими стукачами не работали: «Из числа наиболее активных осведомителей выделяются так называемые резиденты. Резиденту подчиняют в среднем 10 чел. осведомителей. Резиденты тоже работают бесплатно, совмещая работу в ЧК со своей основной работой <…> Всего, по учтенным данным, по Союзу имеется 27 650 чел. резидентов», в число стукачей общего и «дворового» осведомления не входящих.

Следующий агентурный круг заметно качественнее, поскольку «в задачу специального осведомителя входит освещение только специальных вопросов». Одни специализируются на «освещении» изнутри духовенства, другие работают в «среде писателей, художников, инженеров и т.п.». Так что осведомитель должен быть «более квалифицированным человеком, ориентирующимся в специальных вопросах». Эта категория также работает бесплатно, но уже без прокладок в виде «резидентов».

Сколько таких «спецосведомителей», Ежов дознаться не смог, поскольку «в деле установления количества спецосведомителей господствует такой же самотек» и централизованного учета опять же нет. Единственное, что сумел установить Ежов, – стукачей этой категории тоже очень много, в одном лишь Ленинграде их было не менее 2000 человек.

И наконец, высший уровень стукачества – «сеть основной агентуры ЧК»: «Это так называемые агенты. Эта сеть агентуры оплачивается. Помимо оплаты за работу они получают и специальные суммы, необходимые по ходу разработок (организация пьянки и т.п.). Сеть этой активной агентуры, работающей по определенным заданиям, значительно меньшая, однако и она по отдельным областям насчитывает иногда сотни людей».

Помимо отсутствия «учета и контроля», сталинского ревизора возмутил еще и порядок вербовки: в общей сети сотрудники НКВД свою агентуру вообще не знают, а как через «резидентов» давать стукачам «повседневное направление»?

В кругу третьем, самом элитном, тоже «сплошной самотек», вербовка «передоверена второстепенным людям», да еще и липы полно. Порой, например, устанавливают контрольные цифры вербовки, спуская план по вербовке каждому работнику. В одном отделе начальник обязал своих подчиненных вербовать ежедневно не менее 10 агентов. И ничего, справлялись, а иные умудрялись и перевыполнять, «давая в день по 15 и 20 агентов»!

«Нам позарез нужны Спиридовичи!»

Не в восторге оказался Ежов и от следствия: «…много «дутых» дел

< … > Таких «дутых» дел в чекистской практике очень много». В оценке профессиональных качеств чекистских кадров сталинский ревизор категоричен: следствие вести не умеют в принципе, «крайне низкая квалификация и общая грамотность чекистов», «кадры чекистских следователей совершенно не знают законов», все допросы сделаны под копирку, «друг у друга списывают вопросы и часто требуют аналогичных ответов от допрашиваемого».

Да и вообще, «что собой представляет < … > состав чекистов? В большинстве случаев это мало культурные люди». И первое, «что бросается в глаза среди чекистов, – негодует Ежов, – это пренебрежительное отношение к чтению, к культуре, к знаниям». «Словом, – сокрушается он, – у нас нет своих спиридовичей, которые нам позарез нужны». (Ежов имеет в виду А.И. Спиридовича, видного деятеля политического сыска Российской империи. – В.В.)

После чего плавно переходит к главному: угадывая желание Хозяина, намекает, что желательно хорошенько почистить чекистский аппарат по всей стране. Репетицию такой чистки он уже провел в Ленинграде: по данным Н. Петрова, Ежов проверил там 2747 сотрудников НКВД, после чего 298 чекистов были сняты с работы, а 21 из них попал в заключение. Попутно Ежов проверил и 3050 сотрудников милиции – 590 уволили, а семерых посадили.

«Лично я думаю, – самокритично замечал эмиссар Сталина, – что я вычистил мало < … > Можно будет через некоторое время продолжить чистку и остального состава чекистов». И завершает: «В подавляющем своем большинстве чекисты – это замкнутая среда, и в быту их имеются массовые случаи «буржуазности». Достаточно сказать, что жены чекистов стали буквально нарицательным именем».

Свою роль в дальнейшей карьере Ежова эти «тезисы об НКВД» сыграли. Но явно не решающую: Сталин не нуждался ни в чьих советах по реорганизации карательного аппарата. Да и карьерный путь Ежова на ближайшую перспективу наверняка был вождем уже выверен. Тем не менее Хозяину важно было получить сигнал-подтверждение: он не ошибся в выборе кадра на вырост, и, главное, тот хорошо умеет понимать невысказанное вслух.

Зримым подтверждением последнего и стала случившаяся вскоре череда карьерных скачков Ежова. 1 февраля 1935 года его делают секретарем ЦК,

6 февраля – членом ЦИК СССР. А главный в том году «приз» Ежов получил

28 февраля: его назначили председателем Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б), бывшей одним из самых острых карательных инструментов вождя, предназначенным, по сути, исключительно для чистки партии.

10 марта 1935 года Ежова назначили заведующим Отделом руководящих партийных органов ЦК ВКП(б), в ведении которого были подбор и расстановка всех номенклатурных кадров. Так он стал еще и главным (после Сталина, разумеется) кадровиком партии. Отныне в его руках были сосредоточены полномочия поистине колоссальные, но до настоящего апогея карьеры Николаю Ежову оставалось еще чуть больше года.

Автор: Владимир Воронов, Совершенно секретно