Медики на войне: четыре монолога тех, кто прошел войну, во время пандемии
В связи с пандемией, к работе медиков приковано всеобщее внимание. Жители Британии по всей стране одновременно аплодируют своим врачам, которые спасают жизни, итальянцы рисуют в их честь муралы, а руководители многих государств сравнивают борьбу с коронавирусом с ведением войны.
Работа в сверхсложных условиях, необходимость выбирать, чью жизнь спасать в первую очередь – в таких реалиях работают сегодня медики во многих странах. Однако, если весь врачебный мир столкнулся с такими обстоятельствами только сейчас, то медики в зонах военных конфликтов вынуждены работать так всегда. Радио Донбасс.Реалии расспросило сотрудников скорых, работающих на линии соприкосновения, и военных врачей о годах работы на войне.
Татьяна Катренко, старший фельдшер Станично-луганской подстанции скорой помощи:
– В 2014 году мы работали в ужасных условиях: больница была разбита, не было ни света, ни отопления. Окна мы затянули пленкой, в одной из комнат поставили буржуйку, топили ее, чтобы не замерзнуть. Еду готовили на костре, который разводили во дворе. Кипятили чай, варили в котелке кулеш. Дрова тоже сами заготавливали, мужчины наши таскали. Так мы провели зиму 2014-2015-го. Больница тогда не работала, но пациенты сами могли прийти к нам при крайней необходимости, в темное время оказывали помощь при свечах.
Страшнее всего было выезжать на вызовы ночью. Светил большой прожектор, который сторона противника всегда направляла в нашу сторону, когда выезжала карета скорой, чтобы отследить направление движения. Никогда не знали, чем закончится такая поездка. Дело в том, что рядом проходит дорога на Новую Кондрашовку, и мы очень близко находимся от линии соприкосновения, наверное, и километра нету.
Но и днем было небезопасно. В ноябре 2014 года одна из наших бригад везла раненного мирного жителя в Луганск, и на въезде в город попала под обстрел. Врач был ранен, его тоже оставили в Луганске лечиться.
Я и сама попадала под огонь на работе. Мы оказывали помощь раненной женщине – у нее рука была практически оторвана. И в этот момент опять возобновился обстрел, над головой свистели мины. Но нам все же удалось госпитализировать пострадавшую. Помню, был случай, когда работали все бригады нашей подстанции – обстреляли магазин, и там было до пяти раненных.
Гражданских в больницы неподконтрольного Луганска мы возили вплоть до декабря 2014 года. Потом начали госпитализировать в Беловодск. Сейчас в Станице снова работает больница. При необходимости возим пациентов в Лисичанск, Рубежное. Выезжать на вызовы стало намного спокойнее. Бывают случаи обострения на фронте, но это не сравниться с первыми годами войны.
В связи с эпидемией коронавируса работы нам пока не прибавилось. Количество вызовов не изменилось, с подозрением на COVID-19 к нам пока тоже никто не обращался. Мы получили все необходимое и инструкции из центра, как работать в таких условиях. Сейчас все кареты скорой помощи у нас оснащены средствами индивидуальной защиты – комбинезонами, масками и очками, бахилами, шапочками. Но мы еще не выезжали на подозрительные случаи. Один раз наша бригада работала в полной экипировке на Станично-Луганском КПВВ. Пункт пропуска уже закрыли, но там оставалось еще около 20 человек. И прежде, чем впустить их на подконтрольную территорию, мы проверяли наличие повышенной температуры. Но, к счастью, никого не госпитализировали. Единственное, чего опасаемся, это дефицита средств индивидуальной защиты, если вдруг будет скачок заболеваемости.
Олег Почепецкий, главный врач станции скорой помощи Донецка:
– Остатки Донецкой скорой сейчас работают на контролируемой Украиной территории – это Марьинский и Новоселковский районы.
Еще в 14-м был трагический случай – в октябре 2014-го наша бригада повезла раненного в нейрохирургическое отделение донецкой больницы Калинина (тогда проезд еще был открыт) с тяжелым ранением, с черепно-мозговой травмой. На въезде в город их обстреляли. Погиб весь экипаж: молодая женщина-фельдшер, водитель и пациент. Мы так и не узнали, провокация это была или преднамеренный обстрел.
Попадали под обстрел и наши здания – в Марьинке выбило стекла, а в Красногоровке прилетело в наш пункт базирования, совсем рядом мины ложились. Сама больница, на территории которой находилась наша подстанция, тоже пострадала, были прямые попадания.
За 6 лет, страшно сказать, но мы уже привыкли работать в таких условиях. Уже просто не обращаешь внимания на стрельбу. И жители привыкли, и мы привыкли. И сейчас уже ориентируешься по ситуации. А в 14-м этого не было, тогда, если летало, то летало везде. И просто не знаешь, куда бежать.
Мы заезжаем на территорию, куда даже военные бояться попадать. Доезжаем до границы безопасной зоны, а дальше уже смотрим по обстоятельствам, если тихо, если ничего не летает, просим больных выйти на эту границу, если они не могут выйти, то тогда уже каким-то образом сами пробираемся.
Наши населенные пункты: Красногоровка, Марьинка, Новомихайловка, Степное, частично заняты военными. Рядом с военными, буквально в 100 метрах от блок-поста, буквально соседняя хата, живут обычные гражданские люди. Там в любой момент могут начаться обстрелы, боевые действия. Буквально несколько дней назад в Марьинке, на одной из улиц, которая находится близко к зоне боевых действий, женщина вышла на порог своего дома. И тут прилет: осколочное ранение. Мы выехали, забрали женщину.
Есть участки заминированные, куда страшно заезжать, потому, что не знаешь, что туда прилетело, что там лежит, в этой траве, в кустах. Могут быть и растяжки. Тяжелых больных мы сейчас переправляем в разные клиники области – в Мариуполь, Бахмут, Краматорск, Славянск.
В связи с коронавирусом, работы у нас, как ни странно… стало меньше. Люди боятся, что мы им привезем вирус, и наоборот, стали меньше вызывать.
Галина Гучева, заведующая Старобельской подстанцией скорой помощи:
– В 2014 году я работала врачом выездной бригады скорой помощи в Луганске, на тот момент уже в течение 20 лет. Жила я тогда далеко от работы, в 25 километрах, дорога в город была опасной, маршрутки часто попадали под обстрел. Наша подстанция тем летом постоянно попадала под обстрел. Телефонной связи не было, общались по рации.
Когда выезжали на вызов, нам сообщали, какой дорогой лучше ехать, чтобы не стать мишенями. Но так случилось, что во время работы я не пострадала. Беда случилась дома. Наш поселок Хрящеватое обстреляли, и меня ранило. Я получила ожоги 40 % тела, практически была оторвана стопа.
Из-за боев я шесть часов оставалась без медицинской помощи. Лишь потом меня нашли и отвезли в Харьков. Процесс восстановления занял целый год, я получила инвалидность. Но после выписки захотела вернуться на работу. Нашу подстанцию перебазировали в Старобельск, и я сюда переехала. Сейчас тут спокойно, боев нет. Я на вызовы уже не выезжаю, работаю с фельдшерами на месте. За почти шесть лет уже привыкла.
Александр Данилюк, хирург медицинской роты 128 бригады в 2014-2015 годах:
– В условиях боев за Дебальцево нашим медикам пришлось буквально оперировать в окопах. Ресурсы заканчивались, не было возможности проводить операции под наркозом. С использованием местной анестезии проводились операции на печени, желудке и даже ампутации. Представьте, что тогда чувствовал больной. Но у нас не было выбора, нужно было бороться за каждую жизнь. А тем, кого невозможно было спасти, обеспечить достойную смерть, насколько это было возможно во время февральских морозов 2015 года.
За 9 дней командир нашей медроты зафиксировал 95 раненных, это пациенты, чьи данные мы знали. Думаю, наберется еще с десяток пострадавших, которых по тем или иным причинам мы не зафиксировали. Большинство раненных выжили. Но не всем удалось вырваться из окружения. Точку базирования нашей медроты постоянно обстреливали. Мы находились на открытой территории, за городом. Когда мы грузили раненных из блиндажа в машины, чтобы вывезти, оккупанты часто открывали огонь. И тогда наши раненные становились тяжело раненными, кто-то погибал.
Попадали на наш «стол» и мирные жители, поскольку тогда мы были единственным пунктом, где могли оказать хирургическую помощь. Однажды мы спасли девочку лет 15-16. Гражданских находили в то время военные и привозили к нам. Они все выжили и вырвались из окружения.
Что говорит международное гуманитарное право?
ВОЮЮЩИЕ СТОРОНЫ ДОЛЖНЫ УВАЖАТЬ И ЗАЩИЩАТЬ МЕДИЦИНСКИЙ ПЕРСОНАЛ
Уважать долг медицинских работников оказывать помощь, основываясь только на медицинских показаниях пациентов, а не по каким бы то ни было иным соображениям.
Не вмешиваться в работу медицинского персонала и не принуждать к совершению действий, противоречащих нормам медицинской этики.
ВОЮЮЩИЕ СТОРОНЫ ДОЛЖНЫ УВАЖАТЬ И ЗАЩИЩАТЬ МЕДИЦИНСКИЕ УЧРЕЖДЕНИЯ И ТРАНСПОРТ
Медицинские учреждения и транспорт должны использоваться только в медицинских целях. Нельзя располагать военные объекты и вооружение внутри или в опасной близости к медучреждениям и транспорту, чтобы не превратить их в легитимную цель.
Обеспечивать беспрепятственный и быстрый проезд транспортных средств медицинского назначения.
Медицинские учреждения и транспорт могут утратить свою защиту, если они используются в военных целях, но только пока они используется в этих целях.
ВОЮЮЩИЕ СТОРОНЫ ДОЛЖНЫ ГАРАНТИРОВАТЬ ОКАЗАНИЕ И ДОСТУП К МЕДИЦИНСКОЙ ПОМОЩИ
Доступ к медицинской гуманитарной помощи не должен быть запрещен без достаточных на то оснований. Воюющие стороны могут контролировать содержимое и доставку медицинской гуманитарной помощи, но они не должны намеренно препятствовать её поставке.
ВОЮЮЩИЕ СТОРОНЫ ДОЛЖНЫ УВАЖАТЬ, ЗАЩИЩАТЬ И ЭВАКУИРОВАТЬ РАНЕНЫХ И БОЛЬНЫХ
Это касается как гражданских, так и военных, как своих, так и противника.
На раненых и больных нельзя нападать, причинять им вред или убивать.
Автор: Анастасія Пугач; Радио Свобода
«Copyright © 2018 RFE/RL, Inc. Передруковується з дозволу Радіо Вільна Європа / Радіо Свобода»
