Рассказы не для протокола: как моя милиция меня «бережет»
Эта милицейско-жэковская история сейчас уже закончилась и кажется даже немного комичной. Хотя смех, надо признаться, она вызывает скорее нервный, ведь ее начало и продолжение попортили немало крови автору этих строк. Казалось даже, что счастливого или хотя бы более или менее приличного, конца у нее не будет никогда. Но – к делу. Примерно за полторы недели до Нового Года, в пятницу вечером, я вернулась домой и явственно ощутила запах мокрой бумаги… Как человек опытный, сразу побежала по комнатам проверять трубы отопления и батареи, потом разводку холодной воды. К моему удивлению – ведь подсознательно всегда ожидаешь предательства именно с этой стороны – все работало исправно. Протечки обнаружились там, где им быть как будто бы не положено – вода струилась с потолка по стене спальни вдали от каких-либо труб и сантехники. Подозрение о барабашке было отметено сразу как недостойное материалистически мыслящего человека. И, хотя мои инженерные познания стремятся к нулю, все же здравый смысл подсказал – течет из квартиры этажом выше и наискосок. Очевидно, инженерные познания проектировщиков нашего дома стремились туда же, куда и мои, поэтому планировка квартир была задумана так изощренно.
Делаю естественный в этой ситуации ход – поднимаюсь в означенную квартиру спросить хозяев, а не опрокинули ли они случайно на пол ведро воды. С кем не бывает? Я все еще надеялась, что дело в простой оплошности, а не в конце света, каковым я считаю любую неполадку сантехнических и водопроводных устройств. Дверь мне никто не открывает и даже не подходит к ней. Все это повторяется в субботу. Вызвать аварийку – значит, оставить подъезд в выходные дни без воды, поелику никаких иных средств, кроме перекрытия вентилей, наши службы не знают, да и знать не хотят. Вода, тем временем, течет по стене не так, чтобы сильно, но неприятно и какими-то припадками. Нехорошее подозрение крепнет – это не водопровод, а канализация. Помылся сосед, спустил воду, извините, в унитазе, и дорожки под обоями стали полноводнее. Ушел из дому – ручейки иссякли.
В воскресенье снова поднимаюсь на 4-й этаж. Долго звоню в дверь, поскольку ясно слышу присутствие в квартире кого-то живого – гремит посуда, хлопают тапки. После переговоров с другими соседями и назойливых звонков дверь нехорошей квартиры все же открывается. Выходит сосед. Дальше сцена, которую трудно описать, но легко представить – молодой человек с высочайшей самооценкой и всегда в своем праве отказывается спуститься ко мне, чтобы посмотреть, что, собственно, меня так заводит. «В моей квартире сухо, а остальное меня не волнует», – доброжелательно отвечает молодец и громко закрывает дверь перед моим носом, не забывая держать пальцы веером.
Приходится все же вызвать аварийку, хотя у меня гости, и время планировалось провести за иными развлечениями, нежели общение с сантехниками. Но зря я волновалась. Вызванная что-то около половины второго дня, аварийная служба приехала почти в полночь, когда гости, сытые и довольные, уже разбрелись по домам. Слесаря поднялись наверх, дверь им, естественно, никто не открыл, тогда они сходили в подвал и как бы перекрыли воду. Но так как роль вентилей, давно и многократно сданных в пункты приема металлолома, выполняют деревянные чопы, вода продолжала течь с тем же упорством, что и до визита аварийной службы. Пятна на обоях ширились, количество струй постоянно росло. Мне, правда, посочувствовали и велели обращаться в ЖЭК. После отъезда бригады мне позвонила диспетчер аварийной службы и пообещала утром лично сообщить мастеру о неприятной ситуации. Я чуть не расплакалась от такого милосердия.
Еще до визита в ЖЭК (между тем, наступил уже понедельник, т.е. рабочий день, когда надо было бы не по ЖЭКам ходить, а работу работать) провела небольшой опрос соседей и выяснила, что мой обидчик работает в милиции. Новость, не скрою, порадовала. Все же не бомж, не безработный, уж на своих-то сотрудников милиция управу найдет. Вызовет моего соседа начальник и грозно так сдвинет брови – ты почто, мол, женщину обижаешь? Немедленно почини свою сантехнику и за испорченные обои заплати!
Но для начала сходила в аварийную службу, где утром должен был появиться мастер. Прождала 40 минут. Пошла поискать Ольгу Васильевну в мастерскую. Там мне сказали – а она в аварийке. Да нет ее там! – уже с отчаянием отвечаю. – Тогда идите в ЖЭК рядом с аварийкой. У нее там кабинет. Ольги Васильевны не оказалось и там. В общем, оставив без всякой надежды свой номер телефона диспетчеру аварийной, побрела домой, дабы все же собраться на работу. А тут и Ольга Васильевна со слесарем подоспела! Посмотрела на мою стену, позвонила в квартиру к соседу, который ей, естественно, не открыл, и велела выслеживать его на лестнице, дабы сообщить ЖЭКу, когда молодой человек возникнет дома. Никакого акта Ольга Васильевна и не думала составлять, а просто с обычным для мастеров ЖЭКов брезгливо-недовольным выражением лица удалилась.
Оставалось одно – разыскать милиционера на работе и попросить помощи у его начальства. Не буду утомлять читателя рассказом о том, как мне удалось узнать имя и фамилию соседа, поселившегося в нашем доме недавно и ни с кем не здоровающегося по каким-то принципиальным соображениям. Но – нашла.
И тут уж история приобретает и вовсе фантасмагорический характер. Вечером вторника в моей квартире побывало аж 5 правоохранителей. Первым явился начальник всех участковых города товарищ Патрикеев. Когда-то, еще будучи тележурналистом, я снимала означенного руководителя с его рассказом о нелегкой, но героической доле участковых милиционеров, по-отцовски опекающих жителей улиц и кварталов Луганска. Передачу такую сделала трогательную, аж у самой слеза наворачивалась. Но товарищ Патрикеев этого, видимо, не помнит, а напоминать я не стала – какое все это имеет отношение к описываемой ситуации? В общем, начальник всех участковых порадовал меня тем, что мой сосед работает-таки в милиции и, возможно, даже участковым, поэтому особых трудностей не предвидится.
И тут Патрикеев сел писать протокол, чем немало меня озадачил. Я ведь не хотела найти и наказать преступника, а только просила, чтобы начальник повлиял на своего подчиненного, пальчиком ему погрозил да и направил на путь истинный. Но – милиции виднее. Написание протокола продолжалось около часа. Текст был мною прочитан и подписан без дополнений и исправлений (это потребовало отдельного мужества). Патрикеев отбыл и обещал найти, во что бы ни стало, своего подчиненного и дать делу ход. Взял мой номер мобильного и попросил разрешения завтра же позвонить и отчитаться о результатах. Для порядка он также позвонил-постучал в квартиру соседу, а потом оставил ему записку, нацарапанную на клочке бумаги без печатей и штампов – мол, немедленно явись в такой-то кабинет.
Само по себе обещание «найти своего подчиненного», если учесть, что речь идет не о свободном художнике, творящем в самых неожиданных местах, где застигло его вдохновение, а о милиционере, подчиняющемся строгой дисциплине и уставу, меня несказанно потрясло. Но рассуждать было некогда, тем более что примерно через 2 минуты после отбытия Патрикеева в квартиру позвонили. На пороге стояло… 4 человека.
Лидер прибывшей группы отрекомендовался заместителем начальника ГОМа Тимуром Александровичем (в волнении не запомнила фамилию). С ним был также участковый, дама-следователь и еще один очень серьезного вида мужчина, не расслышала кто. Первым делом мне было заявлено о настоятельной необходимости… немедленно написать протокол и заявление. Мои слова о том, что 2 минуты назад подробный протокол был написан, были отметены как несущественный «белый шум» и, несмотря на то, что я уже довольно сильно нервничала, протокол все же стали писать вновь. Те же вопросы – гражданка ли я Украины, в каком году родилась, как давно живу в этом доме и прочие, видимо, сильно помогающие делу сведения. Теперь написание протокола заняло примерно часа полтора, а следователь заявила, что она не может осматривать потеки грязной воды на обоях без соседей-свидетелей. Было около 11 часов вечера. Представить, что я пойду будить бабушек или молодых мам, чтобы они стали понятыми при описании моих стен, я не смогла. Тогда следователь все же совершила это важное оперативное действие без соседей.
Мои вопросы – а нельзя ли просто настоятельно попросить подчиненного работника милиции вести себя прилично с соседями и устранить водопроводные неисправности в своей квартире – вызвали странную реакцию милицейского начальства. Оказывается, никто из них не знал, кем конкретно работает мой сосед – он был то участковым, то оперативником, и работает ли он вообще – по одной версии, в управлении лежит рапорт о его увольнении, по другой – он просто в отпуске. Ощущение какого-то нарастающего маразма усиливалось…
У меня снова вежливо попросили номер мобильного и разрешения сообщить о проделанной работе. Все дала. Уходя, милиционеры велели следить за квартирой, и как только сосед появится, звонить им. Странно, что не пообещали тут же перекрыть дороги, вокзалы и аэропорт. Почему-то не оставили оружие, прибор ночного видения и наручники, дабы я могла выслеживать соседа и в ночное время, а выследив, собственноручно повязать и доставить в кутузку. В перспективе можно также поручать потерпевшему самостоятельно проводить досудебное и судебное следствие, будучи одновременно прокурором, адвокатом и судьей. А потом в своей квартире и камеру оборудовать… Впрочем, писавший протокол участковый радостно заявил – не бойтесь, мол, женщина (а ведь я назвала имя, отчество и фамилию), если надо, и в Новый Год на лестнице засаду устроим! Веселый такой, ему бы в цирке работать, а он мучается с протоколами…
На том все и закончилось. Напомню, полторы недели по стене спальни текла ка-на-ли-за-ционная вода. Из милиции мне так никто ни разу и не позвонил. Мой собственный звонок был встречен недоуменным вопросом Тимура Александровича: «Елена Борисовна, а дома ли ваш сосед? Почему вы не звоните нам, когда он дома? Ваше дело в работе». Занавес.
В общем, соседа выследила я сама, простояв довольно много времени поздно вечером и рано утром у глазка собственной входной двери. Упросила-умолила его сходить со мной в ЖЭК и починить канализационные трубы. Ни о каком возмещении ущерба я и не заикаюсь – и так пришлось пережить довольно много унизительных минут объяснений и заискиваний перед молодым человеком. Прямо объявляющим, где именно он видел своих начальников и всю систему, и соседей, и трубы, и вызовы в высокие кабинеты, написанные на клочках бумаги без штампов и печатей…
В ЖЭКе мы увидели картину, наполнившую умилением мое сердце – все слесаря громко забивали «козла» и на вопрос – не могут ли они устранить сегодня аварию, с гневом ответили: «Женщина, кто вам будет 30-го декабря ремонты делать?! Вы хоть думаете своей головой?!» Немного подумав своей головой, сочла за лучшее удалиться и увести за собой соседа, уже как будто смягчившегося и обещавшего после Нового Года все же сделать ремонт. Он его сделал. Теперь я должна продезинфицировать стены и переклеить обои.
Напоследок мой риторический вопрос налогоплательщика к милиционерам – все это и есть работа правоохранительных органов, за которую им, бедным, так мало платят? Если даже в такой, на чей-то посторонний взгляд, несущественной, с точки зрения охраны правопорядка, ситуации все началось и закончилась написанием протоколов, а человек со своей проблемой как был, так и остался за скобками, то как можно надеяться на помощь милиции в более серьезных делах?
Елена Соколова, КИД
Tweet