«Зона»: как 10-летняя девочка стала «врагом народа» из-за своей национальности

«Зона»: как 10-летняя девочка стала «врагом народа» из-за своей национальности

75 лет назад, в ночь на 18 мая 1944 года, по приказу Сталина началась депортация крымских татар из Крыма. Зейнеп Османова, которой тогда было 10 лет, рассказала изданию  Coda, как ребенком попала на уральский лесоповал и почему на возвращение в Крым у ее семьи ушло полвека.

— Какой была ваша жизнь до депортации?

— Мы жили в деревне Кутлак в Судакском районе. Отец работал председателем колхоза и председателем местного отделения партии. У нас был большой двухэтажный дом, бараны, виноградные сады. Когда в 1941 году началась война, папа ушел на войну, а мы остались — бабушка, мама и трое нас, детей. Все на войну ушли — и молодые ребята, и мужики. Папа мой, мамины два брата. Одни старики остались и женщины с детьми. Когда немцы взяли Крым, они нас мучили, потому что отец был коммунистом. Много раз приходили, обыски делали. Когда уже снова русские взяли Крым, мы с бабушкой на несколько дней ездили в Дачное, к ее братьям. А когда вернулись в Кутлак, через день как началось: машины, кругом грузовых машин полно.

11 мая 1944 года, после освобождения Крыма от нацистских войск, Сталин подписал постановление № ГОКО-5859 о выселении всех крымских татар с территории Крыма. В ночь на 18 мая 1944 года в дома крымских татар вломились бойцы войск НКВД.

— Что вы помните про депортацию?

— Вечером заходила папина сестра. «Эти, — говорит, — машины не просто так приехали».

Эти машины не просто так приехали

Мы только пришли домой, мама меня помыла, уложила спать. Ночью, под утро постучали в дверь. Мама боится открыть, они начали дверь ломать. Говорят: «Берите одежду, вас вывозят с Крыма». Пятнадцать минут дали! За пятнадцать минут чего возьмешь? Ничего! Бабушка взяла свою гольмек (длинную погребальную рубашку — прим. Coda), которую у нас на смерть надевают. Мама только самое ценное успела схватить — немного золотых украшений. Она их потом по чуть-чуть продавала, и мы на эти деньги два-три года выживали. Где-то, наверное, часов в пять утра нас вывели из дома, привели на площадку, где собирали всех татар, посадили в эти грузовики и повезли в Феодосию, на вокзал. И с машины нас прямо в поезда кидали — как мешки. Мы плакали. Они нам закрыли все двери, все окна закрыли. Мы начали кричать. Но кричи, не кричи…

По официальным данным, за три дня были депортированы 183 155 человек. В товарных вагонах их вывезли в Узбекистан, Казахстан и на Урал. В дороге погибли около 8000 крымских татар, в основном — дети и старики. 

Окна и двери вагонов открыли, когда составы выехали из Крыма

— Сколько вы так ехали?

— Нас долго везли — наверное, неделю. Когда уже с Крыма выехали, открыли окна, двери. В конце мая нас привезли на Урал. На поезде до Соликамска — тогда это была Молотовская область, сейчас Пермская, потом на пароходе в Красновишерск. А там распределяли по поселкам. Мы попали в Вайский лесхоз. Там мама пошла в лес работать, мы с бабушкой — на подсобное хозяйство: капусту, морковку, картошку выращивали. С десяти лет я работала.

— Вам объясняли, почему вас выселили из Крыма?

— Сказали, что за предательство, как будто мы немцам помогали. Какая там помощь? Один раз мы, маленькие девочки, за дровами пошли, три подружки нас было. И мы пошли сучья собирать, чтобы разжигать печки. И видим — один мужик стоит. Мы говорим ему: «А что вы здесь делаете?» Он увидел нас и убежал. Партизан был. Мы все трое друг на друга посмотрели, быстро дрова забрали и тоже убежали. А многие наши девчата, которые постарше были, лет по 18-20, они как по дрова пойдут, так партизанам кушать таскали. Они знали, куда приходить, и еду им носили. Вот как было. А еще говорили: мы немцам помогали. Наоборот, партизанам помогали, да. Так и жили. Все видела.

— Как вас встретили на Урале?

— Когда нас на Урал привезли, местным сказали: это такие страшные людоеды. Мы приехали — нигде никого не видать. А потом через несколько дней девчонки вышли на улицу, и мы начали с ними играть в мячики. Потом они сами нам говорили, что их пугали, что мы предатели, за то и вывезли нас, что людей убивали. На самом деле, нам очень помогли местные люди. Потому что эти местные были такие же, как и мы, — они были раскулаченными и ссыльными. Они это все перенесли, и нам сильно помогли. Трудности были в Вае, но голодом никто не умер. Все жили средне. С этого поселка через три года перевели нас в другой поселок, и в 15 лет я пошла работать в лес.

С 15 лет я пошла работать в лес

А снег — метра полтора, до двух метров снег падал там. Я туда провалюсь — меня вытаскивали. Деревья валили, а мы сучья обрубали. Река у нас была широкая, приток Камы. Весной по реке этот лес мы сплавляли в Красновишерск — там бумажный комбинат был. Помню, когда я работала в лесу, в 1953 году, приходит мастер, говорит нам: «Сталин умер». Я засмеялась. А сосед русский спрашивает: «Что смеешься?» Я говорю: «Он же нас из Крыма выгнал». Поэтому смеялись. Ой, не дай бог, увидели бы, тогда… Знаешь, как строго было? Но все равно это молодость была. С лесу придем — в клуб пойдем, танцуем, пляшем. Баянист дядя Андрей начнет играть, а мы все — и русские, и немки, и татарочки — как начнем танцевать. Веселые такие были! Там я и с мужем и познакомилась. Он лес возил, я на обрубке работала, жили мы на одной улице, через дом, а познакомились в клубе. Поженились в 1955-м, и до 1960 года я родила троих сыновей.

Зейнеп с мужем

— Что изменилось после смерти Сталина?

— Мы же все в комендатуру ходили отмечаться. Когда Сталин умер, эту повинность сняли. С лесоповала меня перевели в хлебопекарню, два года там работала. А через три года разрешили ехать куда хочешь — только кроме Крыма. И люди стали уезжать — в Среднюю Азию, Казахстан, Киргизию. Мы в 1960 году поехали в Киргизию, уже там у нас родилась дочка.

С 1944 года крымские татары имели статус спецпереселенцев: они были обязаны регистрироваться в комендатурах. С 1947 года самовольное покидание поселения приравнивалось к побегу с места ссылки и наказывалось двадцатью годами каторги. Режим спецпоселения стал смягчаться в 1954 году и был снят в 1956-м.

— Как вам жилось в Киргизии?

— Пока приехали, пока дом построили, я хозяйством занималась, дочку родила. А в 1963 году устроилась в медсанчасть. Как пришла в одно детское отделение, так и ушла оттуда на пенсию в 1988-м. Хороший у нас там коллектив был. Муж мой работал бурильщиком. Детей вырастили, выучили. Старший сын пошел механиком, средний — инженером-электриком, меньший сын, сноха и дочка — на завод. В Киргизии мы хорошо жили.

Зейнеп на этой фотографии слева. Киргизия, 1975

— Про Крым вспоминали? Хотели вернуться?

— Я про Крым еще на Урале — лет, наверное, двадцать мне было — песню склала. Мы в клуб приходили, и эту песню пели. Про то, как я на Урале в лесу работала, вся молодость там осталась. Какие деревья огромные были — еле-еле их распиливали. Люди плакали, родину вспоминали. Все время Крым вспоминали! Все время. Оставили такой дом двухэтажный, столько баранов, корову, хозяйство большое. Какие виноградные сады были! Все оставили. А когда Горбачев пришел, он разрешил крымским татарам возвращаться в Крым, и все поехали.

28 ноября 1989 года Верховный Совет СССР принял Постановление № 845-1 о политической реабилитации крымских татар, праве на возвращение в «места исторического проживания» и восстановлении Крымской АССР в составе Украинской ССР.

— Когда вы впервые после депортации приехали в Крым?

— Сын старший приехал зимой, а я весной 1993 года. Мы с сестренкой пришли к нашему старому дому в Кутлаке (в 1945 году Кутлак был переименован в село Веселое — прим. Coda), там жили старик со старухой. Они нас хорошо встретили. Этот старик рассказывал: «Пришел в магазин, возле сидит мужик, а уже поздно. Я спрашиваю: чего сидишь? Он говорит: приехал сюда, на свою родину, в свою деревню, но никуда не пускают, вот и сижу». Он его забрал к себе, этот дед, который в нашем доме жил, сказал: «Живи сколько хочешь. Куда хочешь, сходи, посмотри». «Он, — говорит, — жил у меня неделю, потом уехал, а через некоторое время приходит почтальон: вам посылка. Получил — а там! Я таких гранатов в жизни не видел! Этот мужик мне послал». А потом старик умер, дом купили какие-то другие люди. Когда мы пришли, женщина нас даже во двор не пустила. Сестренка моя говорит: «Ты в моем доме живешь, а меня не хочешь даже во двор пустить?!» — «Пошли вы отсюда, откуда понаехали!» Вот так она нас и выгнала. Мне предлагали здесь участок взять, а я отказалась: «Я свой дом вижу, родительский дом двухэтажный стоит, я это не смогу перенести».

Зейнеп в своем виноградном саду, наши дни

Так мы в Лесном и остановились. Нам дали два участка — два сына дома построили. Потом этот участок дали нам с мужем, дети построили нам дом. Денег от продажи дома в Киргизии не хватало, и я в 60 лет бегала на пляж продавать выпечку: ночью пекла, днем бегала. Так и построили эти дома. Хозяйство у нас хорошее было, две коровы, пока муж не заболел. В 1999 году он умер. А я так и живу — рядом с моими детьми, внуками, снохами. Все они у меня хорошие, работящие. Я довольная мама. Так и живу уже 85 лет.

Автор:  ОКСАНА БАУЛИНА; .CODA

ФОТО И ИЛЛЮСТРАЦИИ:

You may also like...