Что Россия оставила после себя в Херсоне: “Я так и не понял, зачем все это было”.

Херсон – единственный областной центр Украины, попавший под российскую оккупацию. Российская армия вошла в город 3 марта и удерживала власть почти восемь месяцев. С 11 ноября Херсон находится под контролем украинских вооруженных сил (ВСУ). В городе до сих пор не могут возобновить электро- и водоснабжение, а горожане привыкают к жизни под обстрелами армии РФ – страны, которая еще недавно обещала, что пришла сюда навсегда.

Убегая  из Херсона, русские захватчики оставили его жителей в тревоге и неопределенности. Город ослеп и оглох – отходя, российская армия разрушила водопровод, подорвала электрические подстанции и главную телевизионную вышку. На следующий день связаться с херсонцами было практически невозможно. Те из них, кто ловил мобильную связь на крышах многоэтажек, осторожно сообщали: в городе не осталось российских флагов и не видно военных.

Южный полюс Украины

“Когда прибежал сосед и сказал, что мы все пропускаем, мол, по проспекту едут машины ВСУ, я сперва не поверила. Думаю, может провокация какая-то специально”, – вспоминает спустя две недели Анжела Сильващук, председательница объединения жильцов многоэтажки по улице Карбышева в Таврическом микрорайоне города.

Во дворе Сильващук трещит дизельный генератор и пахнет дымом, на маленькой печке-буржуйке жильцы по очереди греют чайники с водой. За ней приходится ходить к скважине через пару кварталов. Электричество частично удалось вернуть 26 ноября, воды в кранах до сих пор нет – насосная и фильтрационная станции остаются заминированными. Мобильная связь прорывается эпизодически, но каждый день операторы подключают все новые базовые станции.

“Мы восемь месяцев ждали освобождения, ждали, что с украинскими властями придет порядок, но в эти первые недели хаоса стало даже больше, – ворчит председательница. – Печку эту каким-то чудом у Красного Креста выбили. За гуманитаркой постоянные очереди, люди даже в обморок падают. А что, если по этой толпе снаряд какой-нибудь прилетит? Чего бы не развозить по дворам?”

В тесной подсобке Сильващук составляет списки получателей гуманитарной помощи – из 213 квартир в ее доме оккупацию пересидели более 150 жильцов, большинство – пенсионеры. Несмотря на ворчание по поводу “хаоса”, председательница не скрывает радости от освобождения города и, как и многие херсонцы, не без гордости рассказывает свою личную историю сопротивления оккупации: как отказывалась пускать в подъезд коммунальщиков с российскими документами, как прогоняла с детской площадки концерт российских военных.

“Мы даже российские продукты старались не покупать. Как-то принесли их колбасу, а ее даже кошка не ест – патриотка”, – смеется рядом ее муж Максим.

К открытию первого украинского сетевого супермаркета с раннего утра собирается очередь – продукты в город не подвозили с конца октября. В небольших лавках на полках стоят остатки крымских консервов, минеральной воды, печенья и сигарет. Кажется, их теперь действительно не покупают, но, скорее, из-за дороговизны.

Караваны с гуманитарной помощью идут в Херсон бесконечным потоком. На трассе, соединяющей город c соседним областным центром – Николаевом – преграда в виде разрушенного моста через оросительный канал. Объезжая его по соседним грунтовым дорогам, в грязи застревает грузовик почтальонов. На помощь ему выдвигается трактор местных крестьян, украшенный украинским флагом – его каким-то чудом местные прятали всю оккупацию.

До войны Херсон был торговым центром юга Украины. Сегодня он выживает за счет гуманитарной помощи. На центральной площади, куда горожане в первые дни после освобождения ходили обниматься с украинскими военными, теперь собираются очереди за мороженой курятиной, подсолнечным маслом, памперсами, зимней одеждой из сэконд-хендов.

В один из дней на площади я встретил директора Национального антарктического центра Украины Евгения Дикого. “Херсон замерзает – и вроде как и на юге, значит, тоже своего рода Южный полюс”, – смеется полярник, доставивший дизельные генераторы для городских больниц.

“Все чучела на месте”

Видных гостей в Херсоне после деоккупации хватает. Из Киева каждый день приезжают члены правительства, руководители гуманитарных миссий, иностранные послы – все под контролем и в сопровождении военных. В городе продолжаются так называемые “стабилизационные мероприятия”, проще говоря – поиск оставшихся коллаборантов и агентов российской армии.

В первый же день после освобождения в Херсон из Киева приехал Юрий Савчук, директор Национального музея истории Второй мировой войны. В Херсоне он, опережая журналистов и правоохранителей, начал собирать личные истории местных жителей, переживших оккупацию. “Записал уже с полсотни интервью”, – хвастается историк, когда я встречаю его на одном из городских проспектов спустя неделю.

Савчук аккуратно складывает листы агитационного билборда, убеждавшего херсонцев, что “Россия здесь навсегда”. Через неделю выставку подобной пропаганды он откроет в Киеве. Впрочем, новые экспонаты вряд ли способны возместить ущерб, нанесенный оккупантами украинским музейным коллекциям.

По наводке Савчука я отправляюсь в областной краеведческий музей. Из сотрудников здесь только охранник и секретарь Елена Еременко: большая часть работников покинула город с началом оккупации, а директор Татьяна Братченко уехала только в самом конце. Украинские правоохранители подозревают ее в коллаборационизме и поддержке российского вторжения в Украину.

“Я проработала в музее 21 год, а уволилась в мае, – вспоминает Еременко. – В день музейного работника директриса нас собрала, поздравила с праздником и сказала, что теперь мы будем сотрудничать с оккупационными властями. Все начали кричать что-то про победу русских, а я сказала, что с этим не совсем согласна. После этого директриса сказала, что не ожидала от меня такого и что больше музей в моих услугах не нуждается”.

Сотрудники СБУ готовят Братченко новое обвинение – перед тем, как покинуть город, российская администрация вывезла из музея большую часть экспонатов. “Нетронутым остался разве что зал живой природы. Все чучела на месте, – проводит экскурсию по темным коридорам Еременко. – А вот зал древней истории – киммерийцы, скифы, сарматы – отсюда вынесли почти все”.

В тематическом античном зале приходится переступать через битое стекло. “О, моя степная Эллада, ты и ныне антично-ясна”, – плакат со строками украинского поэта Евгения Маланюка, статуя Октавиана Августа и греческая амфора – вот и все, что оставили в нем оккупанты.

“Эти экспонаты ценны тем, что их очень мало”, – Еременко извиняется, что не может оценить потери более профессионально, ведь она – администратор, а не историк. Министр культуры Украины Александр Ткаченко, которого я встречаю на следующий день возле музея, сетует: в музее хранилось одно из лучших в Украине археологических собраний, коллекцию собирали больше века, артефакты доантичного периода практически не имеют аналогов, а коллекция античных монет северного Причерноморья была одной из крупнейших в мире.

Зал Второй мировой войны, о котором накануне вспоминал историк Юрий Савчук, разграблен с особым цинизмом: витрины не просто разбиты, а разломаны, на полу возле расколоченного стенда валяется брошенная стамеска. Из зала вынесли советские и немецкие награды, знамена, генеральский китель, оружие. За едва ли не единственной уцелевшей витриной – бутылка с коктейлем Молотова, символ сопротивления еще нацистской оккупации.

Оценить масштабы разграбленного помогают таблички за разбитыми витринами экспозиций и цветные буклеты: из музея похитили бронзовые топоры, древние кремневые серпы, золотые украшения сарматов, церковную утварь XVIII века, коллекцию монет и наград времен Российской империи. Но больше всего Еременко сокрушается по метровой мраморной скульптуре льва – многолетнем символе Херсонского краеведческого музея. Вместе с правоохранителями она нашла инвентарные книги: только по ним удастся полностью понять, что из коллекций похищено.

Кто именно и куда вывозил экспонаты, секретарь точно не знает, но предполагает, что в Крым. “В августе оттуда начали приезжать музейные сотрудники, директор провела их по всем экспозициям… Когда она уже уехала, по словам охранников, тут командовали две женщины – грузили все в машины с надписями “МЧС России”, – пересказывает Еременко.

Большой грабеж вместо большой реставрации

Видео с синими КАМАЗами министерства по чрезвычайным ситуациям РФ показывает и Алина Доценко, директор областного Художественного музея, расположенного через дорогу от краеведческого. Всю оккупацию на нем провисел баннер с надписью на украинском: “Большая реставрация. Программа президента Украины”. Доценко, вернувшаяся в Херсон вскоре после освобождения города, рассказывает, как под прикрытием реставрации пыталась убедить оккупационную администрацию, что галерею эвакуировали украинские власти.

“Русские военные пришли 1 марта – сперва забрали наши мешки с песком, построили из них что-то вроде блокпоста. Я распустила сотрудников по домам и велела держать язык за зубами”, – вспоминает директриса. Здание охраняли полицейские – чтобы не привлекать внимание, они переоделись в гражданскую одежду. В начале мая оккупационные власти потребовали от Доценко организовать выставку ко Дню Победы, а в ответ на отказ вызвали на допрос в прокуратуру. Тогда Доценко поспешно покинула город, выехав на подконтрольную украинским властям территорию.

Лишь в июле оккупационные власти взломали помещение музея, выгнали оттуда охрану и обнаружили спрятанную коллекцию – всего около 14 тысяч экспонатов. По словам директрисы, информацию выдали сотрудницы музея – заведующая экспозиционным отделом Ирина Кольцова и бывшая заведующая фондами Анна Фурса. Обе они покинули Херсон вместе с российской администрацией.

По темным коридорам музея ходят следователи Службы безопасности Украины, они продолжают допрашивать сотрудников, оставшихся в городе. Директриса ведет нас в хранилище и показывает пустые стеллажи, где хранились картины английского художника XVII века Питера Лели, работы неизвестных авторов из Италии, Франции и Германии, большая коллекция советских художников, которую она собирала с 1970-х годов. Осталось немного: в глубине подвала на одном из стеллажей стоит несколько трехметровых портретов Владимира Ленина.

В конце октября в Херсон из Симферополя приехал директор музея Таврии Андрей Малькин. Под его руководством оккупационная администрация и вывозила музейную коллекцию, утверждает Доценко. В отличие от краеведческого музея, здесь не осталось даже описей. Теперь сотрудники опознают украденные экспонаты в сюжетах крымского телевидения и фотографиях из соцсетей.

Расхитители гробниц

Музейные ценности – не единственное, что забрали с собой оккупационные власти. Украинская администрация, вернувшись в Херсон, недосчитывается автобусов из муниципального автопарка и оборудования в больницах.

Россияне вывезли из города даже памятники имперским полководцам: Александру Суворову, Федору Ушакову и Григорию Потемкину. С объявления независимости Украины в Херсоне не стихали дискуссии об уместности монументов в память о российских колонизаторах. Точку в этой дискуссии поставила сама Россия, отступив из города, который меньше месяца назад официально объявила своей территорией.

От Григория Потемкина, основателя военной крепости, на месте которой строился Херсон, не осталось даже могилы. Фаворит российской императрицы Екатерины II был похоронен здесь в 1793 году, под алтарем Екатерининского собора. Но вечером 25 октября сотрудники оккупационной администрации потребовали от священников выдать им гроб с останками князя. Об этом осторожно, не вдаваясь в подробности и не называя имен, рассказывает отец Илья, показывая пустую усыпальницу. “Настоятель храма, отец Петр, только успел в последний раз отслужить заупокойную панихиду – таким образом, как бы попрощался с князем”, – рассказывает он.

Причин, заставивших россиян вывезти останки основателя Херсона, священник до конца не понимает: “Вероятно, они опасались за их сохранность. Но эти опасения беспочвенны, ведь именно при независимой Украине к историческому прошлому был почет и уважение”.

“Если не кричишь – будут избивать”

У украинских правоохранителей до расхитителей могилы князя Потемкина руки, кажется, пока не дошли. В первые недели все ищут в городе совсем другие могилы. Но отступая из Херсона, российские власти, кажется, не оставили после себя массовых захоронений военнослужащих и гражданских – подобных тем, что ранее были обнаружены в Киевской и Харьковской областях. У херсонцев для этого есть свое жуткое объяснение: тела погибших солдат и казненных арестантов просто сжигали – в мобильных крематориях, печах силикатного завода и просто на городской свалке.

“После каждого боя там трубы дымились, и запах был такой, горелых костей – его ни с чем не перепутаешь. Я до этого только раз такой запах запомнила – когда бульон на плите забыла выключить и все сгорело”, – вспоминает Алена, жительница одного из частных домов на берегу реки Кошевой, вызвавшаяся проводить меня к заводу.

Слухи о массовых сжиганиях тел правоохранители пока не комментируют, предположительные крематории проверяют эксперты-криминалисты. Следователи же пока работают с живыми – узниками оккупационной администрации, пережившими недели заточений и пыток.

Полицейские обнаружили в Херсоне четыре места, где оккупационные власти держали политических заключенных, рассказывает спикер местного управления полиции Андрей Кованный. В один из дней он обещает показать изолятор, расположенный в здании советского вытрезвителя. Но приходится ждать несколько часов – в здании его коллеги-следователи без перерыва допрашивают бывших заключенных.

“По утрам оттуда раздавался гимн России – заключенных заставляли петь. А по вечерам – такие крики, что страшно и думать, что там творилось”, – вспоминает работница магазина по соседству с изолятором.

“ЗСУ Слава Украіне”, – написал кто-то на серых дверях уже после освобождения.

В итоге тюрьму показывает Виталий, 65-летний пенсионер, явившийся на допрос вместе с женой. В конце весны Виталий зашел проверить дом своего сына, украинского военнослужащего, там его и задержали российские силовики.

В камере на втором этаже, на стене рядом с посланиями и рисунками арестантов разных лет, кто-то тщательно вывел карандашом герб России и слова государственного гимна. Виталий подтверждает: гимн надо было знать наизусть и петь по утрам. “Не выучишь – будут избивать. Когда надзиратель входит – все по струнке и кричать должны: слава России, слава Путину, слава Шойгу. Если не кричишь – будут избивать”.

В изоляторе он провел четыре дня – по местным меркам, это немного. “Но вернулся весь синий, от груди и до колен, мы его полтора месяца лечили”, – рассказывает его супруга.

Сам пенсионер подробности заключения вспоминает неохотно. Полтора часа его жестко допрашивали, в основном – о сыне: в каком подразделении служит, на каком участке фронта воюет. “Я им сказал: не знаю, он о таком не рассказывает, – говорит бывший заключенный. – А они бить начали, ток подключали. Потом вдруг взяли и отпустили. Я так и не понял, зачем все это было”.

Во время нашего разговора над головой то и дело гремят взрывы – изолятор находится недалеко от Днепра, с левого берега реки российская артиллерия теперь ежедневно обстреливает город, который после “референдума” официально объявила своим. Херсонцы все еще привыкают к новой реальности – жизни не просто в прифронтовом городе, а непосредственно на линии фронта. Украинское правительство настойчиво предлагает им эвакуироваться. Но проведя здесь неделю, я чаще всего слышал бесхитростный контраргумент, брошенный в конце разговора председательницей домового совета Анжелой Сильващук: “Страшно было при орках. Глупо уезжать из города, когда его освободили наши военные. Теперь он снова наш”.