Обзор кремлевской дезинформации: дезинформация как диалог
Published
Общение не бывает односторонним. Даже самому закостенелому рупору пропаганды приходится приспосабливаться, подстраиваться и адаптироваться к аудитории.
Как понятие «суверенизма» путешествует во времени и пространстве
Прокремлевские пропагандистские СМИ очень внимательно прислушиваются к аудитории, анализируя свои результаты, влияние и достижения. Можно даже сказать, что ложь требует от источника информации больше, чем неотступная правда. Факты остаются фактами, нравятся они нам или нет. А ложь должна быть приятной, привлекательной, манящей.
Процесс дезинформации – это диалог, в котором лжец тщательно подстраивается под ценности аудитории, подбирая понятия, идеи, множа сообщения и одевая откровенную ложь в маскирующие одежды полуправды и вырванных из контекста фактов.
Примером такого диалога является понятие «суверенизма», недавно появившееся в европейской политической терминологии. Скорее всего, термин появился в английском языке в контексте движения за независимость канадской провинции Квебек «Mouvement souverainiste du Québec» в 1960-х годах.
В терминологию ЕС термин вошел в начале 2000-х годов. В этом контексте он стал частью постоянных дискуссий между «федералистами» и «юнионистами». Понятие «суверенизма» тесно связано с именем Анри Гино, советника бывшего президента Франции Николя Саркози, который высказывался за укрепление национальных интересов Франции и против усиления интеграции ЕС.
Слово «суверенизм/суверенист» появляется в русском языке примерно тогда же. Российский философ-националист Александр Дугин употребил его в 2005 году в комментарии к Французскому референдуму по Конституции Европейского Союза. Дугин употребляет термин для описания оппозиции евро-атлантическому процессу под эгидой Вашингтона. Оппозиция Франции и Германии против военных действий США в Ираке, по мнению Дугина, продемонстрировала коллапс евро-атлантического прогресса и дала России шанс улучшить геополитическую позицию.
Термин в России сросся с идеей постановки «суверенных» интересов России на первый план, пренебрегая международным сотрудничеством, интеграцией в систему коллективной безопасности Европы и так далее.
Владислав Сурков использовал понятие суверенности в качестве основополагающего элемента описания российской национальной идеи. Со временем появилось понятие «суверенной демократии» – демократии, определяющейся не традиционными демократическими ценностями, а традициями российской национальной суверенности. Сурков вернул идею политической системы, превосходящей понятие европейской демократии, в которой подчеркивалась неотъемлемая способность Правителя понимать нужды народа и откликаться на них.
Болгарский политолог Иван Крастев использовал термин «суверенист» в описании кремлевской идеологии, показывая ее связь с такими европейскими политическими мыслителями как Франсуа Гизо (1787 – 1874) и Карл Шмитт (1888 – 1985). По мнению Крастева, Сурков, вслед за Гизо, определяет «суверенность» как «консенсус ответственных национальных элит».
Перепрыгивая с континента на континент, понятие «суверенист» приобрело новые значения со времен появления в Канаде. Изначально оно воплощало идею национальной независимости, в данном случае, Квебека. В Европе оно теперь связано с идеей оппозиции «глобализму», «Новому мировому порядку», «глубинному государству» и так далее.
Это слово, ранее достаточно редкое в европейском политическом дискурсе, стало теперь повседневным, используемым в теледебатах и политической рекламе.
Эта идея присутствует и в опубликованном ранее в этом году материале Владимира Суркова, в которой он описывает уникальную способность Президента России понимать, слышать и откликаться на нужды народа. Его покровитель недавно лично высказал свое понимание демократии. Путин противопоставляет либеральной демократии идею традиционных ценностей, присущих суверенности: «…сама эта идея [либерализма] себя изжила, и она вступила в противоречие с интересами подавляющего большинства населения». Путин далее добавил: «…традиционные ценности стабильнее, важнее для миллионов людей, чем эта либеральная идея, которая, на мой взгляд, прекращает свое существование, действительно».
Высказывание Путина об изжившей себя либеральной демократии – отголосок высказываний Суркова, который описывал превосходство политической системы Путина:
Умение [Путина] слышать и понимать народ, видеть его насквозь, на всю глубину и действовать сообразно – уникальное и главное достоинство государства Путина. Оно адекватно народу, попутно ему, а значит, не подвержено разрушительным перегрузкам от встречных течений истории. Следовательно, оно эффективно и долговечно.
Идея суверенизма в интерпретации Владислава Суркова наполнена неверием в плюрализм и всеобщее право голоса. Правители должны править, подданные должны подчиняться своему государю. Очевидно, что прокремлевские СМИ систематически используют эту идею. Недавно президент России Владимир Путин высказал недоверие к движению юной шведки Греты Тунберг:
Когда детей и подростков кто-то использует в своих интересах, это достойно только осуждения.
Итак, понятие «суверенизм» можно использовать как сосуд для дезинформации. От любых трудностей, будь то экологические проблемы, права человека или иные аспекты всеобщих прав в интерпретации «Устава ООН», можно отмахнуться, назвав их заговорами с вмешательством во «внутренние дела».
Эволюция термина «суверенизм» показывает, как Кремль принимает участие в общеевропейском диалоге, определяет политические векторы, влияет на процессы принятия решений, – и все это принимая европейские идеи. Карл Шмитт был юристом-теоретиком нацистской Германии, Гизо – французским монархистом, пытавшимся реставрировать монархию после Великой французской революции и правления Наполеона. Кремль участвует, питает и питается вековым дезинформационным диалогом, направленным на нанесение вреда демократии.
С 2017 года количество стран, использующих организованные кампании по манипулированию в социальных сетях, увеличилось на 150%, с 28 до 70.
Согласно анализу Проекта по исследованию алгоритмов пропаганды Оксфордского университета во всех этих 70 странах хотя бы одна политическая партия или орган власти использует социальные сети для формирования общественного мнения в масштабах страны. Но что отличает новичков от опытных в этом государств, так это умение организовывать операции по линии разложенческой работы за границей. Такими навыками владеют Китай, Индия, Иран, Пакистан, Россия, Саудовская Аравия и Венесуэла.
Что же касается персонала для этих операций, то в исследовании утверждается, что органы власти России нанимают студентов и молодежные группы для создания алгоритмизованной пропаганды, но была отмечена также активность частных подрядчиков и гражданских организаций.
Чтобы распространить свою точку зрения эти прокремлевские субъекты используют сообщения, которые либо поддерживают, либо угнетают, либо отвлекают аудиторию, сеют разногласия или просто нападают на оппозицию. Они используют богатый набор инструментов, включающий распространение дезинформации в СМИ, массовое оповещение о контенте и аккаунтах в социальных сетях, троллинг, распространение контента и использование данных для углубления понимания целевой аудитории.
По заключениям исследования Россия находится среди 12 стран, у которых самые широкие возможности ведения операций в цифровом поле, большой постоянный штат и бюджет, выделенные на исследование и разработки, психологические операции и информационную войну. Все эти средства используются авторитарными режимами по всему миру, чтобы подавлять права человека, дискредитировать политических противников и опровергать мнение других.
