Битва за Харьков: репортаж из освобожденных от русских захватчиков сел
Вооруженные силы Украины ведут контрнаступление в Харьковской области, освобождают села и сразу же эвакуируют оттуда местных жителей — из-за постоянных обстрелов и многочисленных минирований.
Малую Рогань, Бисквитное и Ольховку освободили еще в конца марта. Но и сюда до сих пор не вернулась привычная жизнь. В посадке под Малой Роганью второй месяц лежат тела российских солдат. На улицах Бисквитного стоит разбитая военная техника, которую постепенно разбирают селяне. А в разрушенную Ольховку мало кто спешит вернуться — жители бежали оттуда под угрозой расстрелов. Как эти села пережили оккупацию — в репортаже «Ґрат».
Село Малая Рогань всего в десяти километрах от юго-восточной окраины Харькова. На въезде в село стоит разбитая военная техника, вокруг разбросаны гильзы и разорвавшиеся боеприпасы. Здесь, в посадке, были позиции российской армии. Она захватила Малую Рогань и ближайшие села уже на второй день полномасштабного вторжения, 25 февраля, и отсюда обстреливала юго-восток Харькова.
Тело российского солдата в посадке под Малой Роганью. Фото: Ганна Соколова, Ґрати
Вдоль посадки, как дорожка, тянется разноцветная ткань. Российские военные украли ее из местной мебельной фабрики, чтобы накрывать свою технику для маскировки. Рядом с порванным формой, сухпайками и медикаментами лежат окровавленные носилки.
В конце марта украинские военные вернули контроль над селами под Харьковом. Но за два месяца из посадки под Малой Роганью россияне так и не забрали тела двух своих солдат. Облепленные мухами, они лежат в кустах среди мусора. Рядом — ключи от дома.
Хозяйство
Жители Малой Рогани постепенно возвращаются домой — уже больше недели здесь не слышно взрывов. Они осматривают свои дома, пострадавшие от обстрелов, и наблюдают за работой коммунальщиков. Во время оккупации здесь не было мобильной связи, света и газа.
В огороде работает Надежда, немолодая женщина. Она не выезжала из села даже во время ожесточенных боев, когда снаряд попал в крышу ее дома. Целыми днями пряталась в подвале.
Жительница Малой Рогани Надежда. Фото: Ганна Соколова, Ґрати
«Об этом лучше не вспоминать, — вздыхает женщина. — Сейчас здесь так красиво, такая погода, что хочется быть на огороде. И военные разрешили — мин нет».
Возле ее дома стоит разбитый танк. На улице среди жилых домов тоже были позиции российской армии. Из люка на крыше танка неожиданно выглядывает мужчина средних лет. Это местный жителей Андрей, который во время оккупации тоже оставался в Малой Рогани. В танк залез, чтобы свинтить гайки — «в хозяйстве пригодятся».
«Сначала страшно, а потом привыкаешь, — вспоминает он, не отрываясь от работы. — Когда все только началось, здесь осталось не больше 70 человек Население Малой Рогани — около 2000 человек. Сейчас уже возвращаются, почти 400».
Андрей говорит, что не боялся российских военных. Он видел, как они приносили сахар для детей, которые вместе с родителями прятались в подвале местной школы.
Разрушенный дом в Малой Рогани. Фото: Ганна Соколова, Ґрати
В той же школе российский военный изнасиловал 31-летнюю женщину, которая ночевала там вместе с матерью и пятилетней дочерью. Об этом она рассказала правозащитникам из международной организации Human Rights Watch. По словам женщины, в случае сопротивления россиянин угрожал убить ее дочь. Он стрелял в потолок, бил женщину по лицу, порезал ей шею, щеку и состриг часть волос. Расследуют ли это заявление, в областной прокуратуре сказать не смогли.
Когда вооруженные российские солдаты зашли во двор к пенсионерке Валентине, она испугалась. Но они только спросили, есть ли у нее вода.
«А что я могла сделать? Они бы стреляли!» — Валентина будто оправдывается за то, что разрешила россиянам набрать воды в ее колодце.
Жительница Малой Рогани Валентина. Фото: Ганна Соколова, Ґрати
Я встречаю женщину возле ее дома с разбитыми окнами. Сгорбившись, она медленно идет к посадке. На спиной несет пилу. Из поваленных деревьев Валентина собирается заготовить дрова — здесь до сих пор готовят еду на костре.
«Было очень страшно — 72 часа не могли из погреба выйти, — взволнованно рассказывает пенсионерка. — В первый день как выстроились — 25 танков! Улицы на них не хватало! А как самолеты летали! Осколки по дому разлетались…».
«А это наши подбили», — успокоившись, женщина с гордостью показывает в сторону поля, где лежат обломки самолета, помеченные буквой «Z».
Подбитый российский самолет в Малой Рогани. Фото: Ганна Соколова, Ґрати
Дисциплина
Меньше всего пострадало село Бисквитное, восточнее Малой Рогани. Хотя и здесь на улицах стоит разбитая военная техника. Местный житель Александр Мамон разговаривает с другом из Харькова, держась за ствол танка, как за перила. Из аккумуляторов, снятых с российской техники, Александр сделал павербанки.
«Первые русские были зашуганные — в основном срочники, молодые парни, — бодро рассказывает мужчина. — Вторые — уже понаглее, начали нас грабить — носки, трусы, телевизоры. Они же и девчонку изнасиловали в Малой Рогани, в школе, где люди прятались. Третьи — вообще отморозки. Они стреляли над головами, когда мы выходили по хлеб и воду. Но они недолго тут пробыли — наши их выбили».
Житель Бисквитного Александр Мамон и его друг из Харькова. Фото: Ганна Соколова, Ґрати
В первые дни вторжения село осталось без света и мобильной связи. Александр отправил мать и сестру в Европу, а сам остался — «собак и курочек не брошу», объясняет он. В подвале своего дома обустроил убежище и позвал туда оставшихся односельчан — до войны в Бисквитном жило не больше ста человек.
«В первый день, как только русские заехали, мы сделали буржуйку. Трубу вывели прямо из погреба. У нас там было 35 человек — со всего села. Женщины и дети ночевали внизу. Мужчины — вверху, в доме».
В итоге за время боевых действий осколками ранило только одну пожилую женщину. Сколько человек пострадали в соседних селах, неизвестно — «такого учета не велось», ответил глава громады Александр Шмыголь.
«Здесь была дисциплина, — в свою очередь говорит житель Бисквитного Александр. — Видим русских — в погреб».
Житель Бисквитного Александр Мамон. Фото: Ганна Соколова, Ґрати
Сельчане старались не провоцировать военных, но не все.
«Есть у нас тут двое — Димка и Пашка, оба сейчас воюют. Они взяли бутылку водки и пошли к россиянам. Просить, чтоб уезжали отсюда. Но те стали на них орать, угрожать. И Пашка сказал: «Ничего, уроды, я сейчас позвоню, и вы тут долго не простоите». Так россияне на следующий день пришли к нему домой и побили. Потом Пашка свалил».
Об оккупации Александр вспоминает как о приключении. В его доме посыпались окна, на стенах появились трещины. Но он не расстраивается и уже запланировал ремонт. Ждет, когда в продаже появятся дефицитные стройматериалы.
«Большой травмы я не получил», — пожимает плечами мужчина и радуется, что его соседи возвращаются в уцелевшие дома.
Собаки
Мало кто возвращается в Ольховку — село в семи километрах на север от Бисквитного. До войны здесь жило около 8000 человек. Теперь многие их дома разрушены. По улице Украинской, где не уцелел ни один дом, бродит одинокий петух. Он громко кукарекает и машет крыльями.
Петух на разрушенной улице в Ольховке. Фото: Ганна Соколова, Ґрати
Российские военные располагались в местной школе, от которой тоже остались одни руины. Россияне снесли в спортзал награбленные кастрюли, сковородки и миксеры. Они лежат там до сих пор, присыпанные осколками и штукатуркой.
На дороге возле школы замечаю машину, в которую садятся двое мужчин. Они выехали еще в начале оккупации, а сейчас вернулись за вещами.
«Что тут делать? Ничего не осталось», — грустно отвечает один из них и заводит машину.
На соседней улице, такой же пустой, встречаю еще одного мужчину. Местный житель Юрий Терещенко приехал сюда, чтобы покормить оставленных собак. Привез им хлеб и сало.
Утром 24 февраля он проснулся от взрывов, в этот же день российская армия вошла в село. Вместе с семьей и соседями Юрий прятался в подвале общежития возле сельсовета.
«Пока еще работали камеры видеонаблюдения, мы смотрели, как идут колонны танков. Туда-сюда ходили. Потом они зашли в школу, начали ставить блокпосты на улицах. Требовали, чтоб мы носили белые повязки», — возмущается Юрий.
Житель Ольховки Юрий Терещенко. Фото: Ганна Соколова, Ґрати
В начале марта он отправил жену и двоих детей в Европу. Позже и сам попытался выехать, вместе с друзьями.
«На выезде было ограждение и надпись: «Мины. Объезд через Сороковку». Мы начали разворачиваться, и россияне открыли по нам огонь. Ранили моего друга — прострелили ногу, пуля прошла насквозь, — рассказывает мужчина. — Слава Богу, наши военные, которые раньше прятались в нашем подвале, оставили там медикаменты. Рану обработали, и сейчас все в порядке».
Выехать из Ольховки Юрию удалось уже после освобождения села. Сейчас, приехав сюда впервые, он не знает, сможет ли жить здесь с семьей. В крышу трехэтажного дома, где у них была квартира, попал снаряд, стены треснули.
«Пережили тут такое, что не дай Бог, — вздыхает Юрий. — Ну хоть в последнее время не стреляют — я потому и приехал».
Расстрелянный автомобиль на выезде из Ольховки. Фото: Ганна Соколова, Ґрати
Мужчина отправляется на соседнюю улицу — покормить собак своих родственников. А через полчаса в лес неподалеку прилетает снаряд. Над деревьями поднимается дым.
Я возвращаюсь в Харьков той же дорогой, что и люди, бежавшие из оккупированной Ольховки. Посреди трассы все еще стоит один из расстрелянных автомобилей. Сколько людей пострадали во время оккупации сел — неизвестно. Прокуроры работали в Ольховке и соседних селах, но о результатах не сообщают.
Автор: Ганна Соколова; Ґрати
Tweet
