«До каких пор мы будем терпеть этого бандита?» Владимир Челомей и его дело

Бесцеремонность, с которой действовал Челомей, диктовалась интересами дела, а вовсе не честолюбием. Уже в июле 1965 года стартовала ракета-носитель «Протон» (УР-500), поразившая всех своими возможностями. Чтобы сделать «Протон» и научить его летать, Челомею потребовалось всего пять лет. Сегодня такие сроки выглядят фантастическими.

Автор: МИХАИЛ ВОЛОДИН, 1K

Когда заходит речь о выдающемся конструкторе ракетно-космической техники В.Н.Челомее, одни отдают должное его достижениям, а другие отмечают потрясающую пронырливость и склонность к интригам. Однако остается открытым вопрос: мог ли он добиться больших достижений, если бы не проявлял хитрость и напористость?

В списке ста великих украинцев, по версии телеканала «Интер», значится имя генерального конструктора Сергея Королева, но нет имени его коллеги и конкурента Владимира Челомея. Может быть, Челомей менее известен, чем Королев? Это действительно так, но, скорее всего, дело тут в другом.

Один из создателей советской системы противоракетной обороны Г. Кисунько вспоминал, как летом 1961 года встретился с Королевым: «Он в лоб поставил мне вопрос:

— Григорий Васильевич, до каких пор мы будем терпеть этого бандита Челомея?

— А что мы можем сделать?

— Давайте напишем вместе письмо в ЦК КПСС.

— Оно все равно попадет к Хрущеву.

Сергей Павлович вел разговор твердо и решительно, и я понял, насколько допекла его проводимая с одобрения Хрущева «всеобщая челомеизация» ракетно-космической отрасли. Ставка делалась на то, чтобы прибрать к рукам Челомея вспаханную и засеянную Королевым и Янгелем ракетно-космическую целину».

Насколько справедливы эти обвинения?

О пользе теории колебаний

Владимир Николаевич Челомей родился 30 июня 1914 года городе Седлеце (ныне Седльце), расположенном неподалеку от Варшавы, в семье учителей. Когда ему исполнилось три месяца, началась Первая мировая война, и его родители сочли за лучшее перебраться в Полтаву, откуда была родом мать Владимира — Евгения Фоминична Клочко.

В 1926 году семья переехала в Киев, где Владимир поступил в автомобильный техникум, а после его окончания на авиационный факультет Киевского политехнического института. Через год факультет был преобразован в Киевский авиационный институт. Сказать, что Владимир с детства мечтал о небе, нельзя — его больше привлекала наука, в первую очередь механика. Особенно юношу заинтересовала теория колебаний.

Летом 1935 года во время практики на Запорожском моторостроительном заводе молодой студент продемонстрировал незаурядные знания и способности. Завод никак не мог ввести в серийное производство поршневой авиационный двигатель «мистраль-мажор», лицензия на выпуск которого была куплена во Франции. Одна из секций коленчатого вала постоянно ломалась. Французские инженеры объясняли поломки низким качеством металла. Попробовали увеличить толщину коленвала, но из этого ничего не вышло. Владимир Челомей, проведя необходимые расчеты, предложил, напротив, уменьшить его толщину, чтобы вывести систему из резонансной зоны. Это решило проблему.

В 1937 году, на год раньше, чем его однокурсники, Владимир Челомей получил диплом инженера и был приглашен на работу в Институт математики АН УССР. Спустя два года он защитил кандидатскую диссертацию на тему: «Динамическая устойчивость элементов авиационных конструкций».

В 1940 году Челомей был включен в число 50 лучших молодых ученых — сталинских стипендиатов и был принят в докторантуру при АН СССР. Весной 1941 года молодой ученый успешно защитил докторскую диссертацию, но война спутала все его планы. Документы, направленные из Киева в высшую аттестационную комиссию, потерялись, а самого Челомея война застала в Москве, откуда он уже не смог вернуться домой. Пришлось искать работу. 1 июля 1941 года Челомей был принят в Центральный институт авиационного моторостроения (ЦИАМ) на должность научного сотрудника.

В книге Л. Владимирова «Советский космический блеф» написано: «За реактивные ускорители Королева был награжден другой человек. Челомей был ведущим конструктором ускорителей, так сказать, на воле, тогда как Королев был конструктором в тюрьме. Нужен был специалист для связи инженеров-узников с внешним миром. По указаниям Королева Челомей ездил на различные предприятия, заказывал те или иные узлы».

Возможно, так оно и было. Во всяком случае, это объясняет, почему Челомей не уехал в Куйбышев вместе с другими сотрудниками ЦИАМ и занялся реактивными двигателями. Однако с Королевым Челомей познакомился лишь после войны. «Мы познакомились в Германии в 1945 году, — вспоминал Челомей. — Я занимался «Фау-1», а он «Фау-2». Королев произвел на меня чрезвычайно приятное впечатление. Это был мягкий, спокойный и очень толковый человек. Королев обладал относительно скромными знаниями и технической эрудицией, но был человеком необыкновенно увлеченным, целиком отдававшим себя делу».

В ожидании ареста

Насколько известно, в знаменитой «Туполевской шараге», которая размещалась в московской спецтюрьме ЦКБ-29, над созданием пульсирующего воздушно-реактивного ускорителя для самолетов работал известный ученый-ракетостроитель Борис Стечкин. В 1943 году он был освобожден из заключения и забросил эту тему, а Челомею, как видно, пришлось ее завершать. В 1947 году на воздушном параде в Тушино над зрителями пронеслась девятка истребителей Ла-11 с невообразимо шумными ускорителями.

Но орденом Ленина Челомей, насколько можно судить, был награжден вовсе не за ускорители. В июне 1944 года стало известно об использовании вермахтом реактивных самолетов-снарядов «Фау-1» против Англии. Вскоре Черчилль прислал образец «Фау-1» Сталину для ознакомления.

Тот принял решение наладить в СССР производство этих самолетов-снарядов. Так как на «Фау-1» использовался пульсирующий воздушно-реактивный двигатель, задача была поручена Челомею. Владимир Николевич стал директором и главным конструктором авиационного завода №51, сохранив за собой должность начальника отдела реактивных двигателей ЦИАМ. Уже через месяц была подготовлена вся конструкторская документация и ракета «Фау-1» была запущена в производство.

Но конструкция ракеты была крайне ненадежной — у немцев около двух тысяч «Фау-1» разрушились на старте и в полете. К тому же отклонение ракеты от цели достигало 10 — 15 км. Поэтому Челомей приступил к разработке более совершенных конструкций — ракеты воздушного базирования 16Х и ракеты наземного базирования 10Х.

Однако здесь его подстерегала неудача. На испытаниях, во время которых ракеты регулярно отклонялись от курса, он ругался: «Идиотизм ситуации в том, что я не могу приказать смежникам работать иначе, ведь они принадлежат другим ведомствам! Вариантов решения два: или на время разработки нашего снаряда подчинить их мне в оперативном отношении, или же передать нашему заводу цеха, в которых эти дуболомы лепят свое барахло! А так что же получается: они гробят мои разработки, а меня за их головотяпство добивает мое любимое министерское начальство!»

В феврале 1953 года вышло постановление Совета министров, которое прекратило все работы по созданию крылатых неуправляемых ракет с пульсирующими воздушно-реактивными двигателями, признав их бесперспективными. Этому предшествовало какое-то письмо в ЦК, обвинявшее Челомея в том, что он транжирил народные деньги. Вскоре ОКБ завода №51 было расформировано, а само предприятие передано в ведение другого главного конструктора — А. Микояна. В результате Челомей и его сотрудники оказались у разбитого корыта. Более того, конструктор ежеминутно ожидал, что его арестуют, так как в памяти были живы воспоминания о знаменитом «авиационном деле».

Лишь в июне 1954 года вышел приказ Минавиапрома о создании специальной конструкторской группы под руководством Челомея. Но это уже был другой человек. Главное правило, которое интеллигентнейший Владимир Николаевич вывел из происшедшего, звучало довольно грубо, зато понятно: «Не сожрешь ты, сожрут тебя».

Во второй половине 1954 года его группа приступила к проектированию ракеты с раскрывающимся крылом под индексом П-5. Первый этап летных испытаний ракеты прошел в Балаклаве. Вскоре она была принята на вооружение. В 1956 году Челомей начал разработку первой телеуправляемой противокорабельной крылатой ракеты П-6, которая летала на высоте около 100 м над водой, что делало ее невидимой для радиолокаторов. В 1959 году челомеевское ОКБ-52 (впоследствии НПО «Машиностроение») приступило к созданию ракеты «Аметист», которая стала первой в мире ракетой с подводным стартом. За ней последовали и другие разработки Челомея — «Малахит», «Базальт», «Гранит», «Яхонт», которые и поныне стоят на вооружении.

По мере того как ОКБ-52 разрабатывало новые крылатые ракеты, Челомей наращивал производственные мощности. При этом он преследовал две цели. Во-первых, стремился к тому, чтобы не зависеть от смежников. Во-вторых, опасался, что заказ на противокорабельные крылатые ракеты у него могут отнять, а потому планировал освоить производство межконтинентальных баллистических ракет (МБР).

«Это расчету не поддается»

В том, что Челомей решил потеснить Королева и Янгеля, не было ничего предосудительного. В конце концов, заказ на крылатые ракеты для подлодок он увел из-под носа известного авиаконструктора Бериева, возглавлявшего ОКБ-49. Бериев даже жаловался в ЦК, но ничего не помогло, так как было очевидно, что Челомей победил его в честной борьбе. А вот наступление Челомея на позиции Королева и Янгеля было не вполне честным.

Понятно, что разработка и производство МБР с чистого листа заняла бы несколько лет. Челомею позарез требовались специалисты и базовая ракета, на основе которой он мог бы создавать новые модификации. Специалистов он заполучил, проглотив ОКБ-23, которое возглавлял Мясищев. Что касается ракеты, то Янгеля обязали передать Челомею всю конструкторскую документацию на новую ракету, которая впоследствии получила индекс УР-100. Михаил Кузьмич попытался отвертеться, заявив, что по режимным соображением не вправе выносить с предприятия документы особой важности, но Хрущев его резко оборвал: «Товарищ Янгель, это секреты советского государства, а не вашей частной лавочки. Немедленно вышлите их товарищу Челомею».

То, что Хрущев был весьма расположен к Челомею, обычно объясняют тем, что в ОКБ-52 работал его сын Сергей, но он с тем же успехом мог работать где угодно. Нет, глава правительства выделял Челомея вовсе не поэтому. Вот что писал о Челомее Сергей Хрущев: «В этом человеке смешалось многое: хорошее и плохое, высокое и низкое. Если Королева хочется назвать интегратором идей: он их собирал, взращивал, пробивал им путь в жизнь, с отеческим вниманием следил за их взрослением, то Челомей — генератор идей. Он их извлекал из себя, как фокусник платки из бездонной шляпы». Видимо, этим Челомей и подкупил Хрущева-старшего, который и сам страсть как любил пофантазировать.

Похоже, Челомей, живописуя перед Хрущевым будущие успехи и достижения, хитрил. Академик Федосов вспоминал: «В авиационной промышленности Челомей был известен как лидер, предлагающий экстравагантные, сногсшибательные проекты, которые по тем временам казались совершенно фантастическими. Но как профессор МВТУ это был классический профессор: очень требовательный, строгий, не допускающий никаких вольностей. В нем странным образом уживались, казалось бы, совершенно исключающие друг друга качества: с одной стороны — авантюризм в технике, с другой — абсолютная честность и строгость в подходах ко всему, что касалось науки».

Авантюризм Челомея был напускной, на потребу вождей. На самом деле он, будучи серьезным ученым, просчитывал каждую мелочь. Один из его сотрудников вспоминал: «На испытаниях опытного образца крылатой ракеты случилось ЧП. Шеф бушевал. Потом слегка остыл и спросил: «Почему нет расчета?» Я глупо-нахально ответил: «Это расчету не поддается». Челомей без раздумий, запинок, помарок написал на доске алгоритм расчета так подробно, что оставалось только подставить цифры и аккуратно подсчитать. Мне хотелось провалиться сквозь землю».

Надо признать, что бесцеремонность, с которой действовал Челомей, диктовалась интересами дела, а вовсе не честолюбием. Уже в июле 1965 года стартовала ракета-носитель «Протон» (УР-500), поразившая всех своими возможностями. Чтобы сделать «Протон» и научить его летать, Челомею потребовалось всего пять лет. Сегодня такие сроки выглядят фантастическими.

Многое из того, что планировал Челомей, ему сделать не удалось по причине того, что в 70-х годах все его инициативы блокировал Д. Устинов. В ту пору, как сказал член челомеевской группы космонавтов Валерий Романов, «Владимир Николаевич в полной мере почувствовал, какой иногда беззащитной может быть мощная конструкторская мысль перед прихотью престарелого члена политбюро, перед надменностью маршала, перед завистью побратима».

Однако на поклон Челомей не пошел. Напротив, на общих собраниях АН СССР его часто можно было видеть сидящим рядом с опальным академиком А. Сахаровым и живо обсуждающим проблемы разоружения.

Умер Владимир Николаевич от сердечного приступа в больнице, куда попал с переломом ноги. Утром 8 декабря 1984 года он позвонил жене и сказал: «Я такое придумал! Я такое придумал!..» Это были последние слова великого конструктора.