Как в 1941 году выполнялся приказ Сталина “Сжигать дотла” и почему Красная армия сжигала советские села?

Министр культуры России Владимир Мединский объявил, что нашел в архивах прежде засекреченные документы 1942 года, подтверждающие, что история о подвиге 28 панфиловцев – правда, а не художественный вымысел журналиста Кривицкого. Это заявление вызывает сомнения у историков, считающих, что с наукой оно имеет мало общего, а убедительных документов Мединский не предоставил.

Зато в советских архивах хранятся другие документы того периода, когда немецкие войска подошли к Москве отмечает издание Радио Свобода. Они рассказывают о том, как 77 лет назад, в ноябре-декабре 1941 года, панфиловцы выполняли безжалостные приказы Сталина. Например, такой рапорт:

Военный комиссар Панфиловской дивизии Погорелов отчитывается, что “при помощи зажигательной смеси, простым поджогом и артогнем” с 19 по 30 ноября 1941 года были уничтожены 50 населенных пунктов под Москвой.

Почему Красная армия сжигала советские села?

17 ноября 1941 года Ставка Верховного Главного Командования отдала приказ №428, в котором такая тактика объясняется необходимостью выкурить немцев из всех помещений и теплых убежищ и заставить мерзнуть под открытым небом. Сталин и маршал Борис Шапошников, подписавшие приказ, распорядились: “Разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40–60 км в глубину от переднего края и на 20–30 км вправо и влево от дорог. Для уничтожения населенных пунктов в указанном радиусе действия бросить немедленно авиацию, широко использовать артиллерийский и минометный огонь, команды разведчиков, лыжников и партизанские диверсионные группы, снабженные бутылками с зажигательной смесью, гранатами и подрывными средствами”.

Знаменитый советский диверсант Илья Старинов характеризовал приказ Сталина как аморальный и преступный, бессмысленный и вредный с военной точки зрения. Он писал, что если бы тактика выжженной земли, которую предлагал Сталин в 1941 году, была осуществлена повсеместно, то во время оккупации вымерло бы почти все население левобережных областей Украины и оккупированных территорий России. Но распоряжения вождя не обсуждаются. Офицер Панфиловской дивизии, герой Советского Союза Баурджан Момыш-улы в книге “За нами Москва”, вышедшей в Алма-Ате в 1962 году, пишет об отчаянии и гневе жителей сельских домов, сожженных красноармейцами.

К нам приехал начальник артиллерии дивизии подполковник Виталий Иванович Марков. Видно, он еще переживал гибель своего боевого друга и соратника – Ивана Васильевича Панфилова, нашего комдива. <…>

​– Знаете, – с грустью сказал он мне, – нам приказано оставить занимаемые позиции и отойти на следующий рубеж. И приказано сжигать все на пути нашего отступления…

– А если не сжигать? – вырвалось у меня.

– Приказано. Мы с вами солдаты.

– Есть, приказано сжигать все! – машинально повторил я.

Ночью запылали дома: старые, построенные еще дедами, почерневшие от времени, и совсем новые, срубленные недавно, еще отдающие запахом смолы. Снег таял от пожаров. Люди, что не успели своевременно эвакуироваться, протестовали, метались по улицам, тащили свои пожитки.

К нам подошла пожилая русская женщина, еще сохранившая былую красоту и стройность; пуховая шаль висела на ее левом плече, голова с серебристо-гладкой прической была обнажена. Губы женщины сжаты, грудь вздымалась от частого и тяжелого дыхания. Она не суетилась, нет – она была как комок возмущения. И это возмущение пожилой красивой и стройной женщины было страшно.

– Что вы делаете? – строго спросила она Маркова.

– Война, мамаша, отечественная, – ляпнул я.

– А наши дома, по-твоему, не отечественные? Какой дурак назначил тебя командиром? – крикнула она и со всего размаха ударила меня по лицу. Я пошатнулся. Марков отвел меня в сторону…

Деревня горела. Мы уходили, озаренные пламенем пожара. Рядом со мной шел Марков. Мы долго молчали. Меня душила обида: меня бабушка не била, отец не бил, а тут…

Я взглянул на Маркова – он показался совсем маленьким. С опущенной головой, он, видимо, все еще искал ответа на свое горе. Самое страшное горе то, которое молчит. Марков все время молчал. Позади нас слышался мерный звук приглушенных шагов. Батальон шел. Батальон молчал.

Историк Марк Солонин напоминает о том, что предшествовало ноябрьскому приказу: “Начать нужно с 3 июля 1941 года, когда товарищ Сталин, стуча челюстью по краю стакана, обратился к “братьям и сестрам”. Он сказал совершенно ясно: “Перед вынужденным отступлением Красной армии не оставлять врагу ни килограмма зерна, ни литра горючего. Все ценное имущество, скот, запасы продовольствия должны безусловно уничтожаться”. Это было решение превратить территорию, которая будет захвачена немцами, в безлюдную выжженную пустыню”.

Красный карандаш начальника отметил подтасовки в отчете Панфиловской дивизии от 1 декабря 1941 года: сожженная деревня Горки упомянута три раза. 6 декабря появляется новый рапорт о выполнении сталинского приказа. Военком Фролов сообщает о том, как постепенно сжигаются поселок Крюково и село Алабышево.

8 декабря появляется третий отчет: подчеркнутые в нем деревни сожжены полностью, возле других карандашом указано, сколько процентов строений уничтожено.

“Приказ Сталина в хаосе 1941 года выполнялся плохо. Именно благодаря этому на оккупированной немцами территории осталось удивительно много живых людей. Если бы он выполнялся так, как он был поставлен, и на этой территории не было бы ни одного килограмма зерна и литра горючего, и приказы о разрушении инфраструктуры тоже бы выполнялись неуклонно, то все население бы просто вымерло.

Немцы не обещали никого кормить, кроме того, они просто не имели возможности в дополнение к трехмиллионной армии, которую они держали на Восточном фронте, еще и кормить примерно 60 миллионов гражданского населения. Тем не менее, имело место повсеместное разрушение инфраструктуры, особенно после 17 ноября. В это время приказы Сталина, по крайней мере на Западном фронте, то есть непосредственно вокруг Москвы, выполнялись”, – говорит Марк Солонин.

Приказы уничтожать все на пути врага в 1941 году отдавались неоднократно. 22 июля 1941 г. ГКО спустил партийным органам директиву, в которой предписывалось уничтожать все посевы технических культур, а из государственных посевов зерновых культур и картофеля передать остающимся колхозникам по полтора-два гектара на хозяйство: “Всю остальную часть посевов зерновых культур и картофеля уничтожать путем скашивания в зеленом виде на фураж для нужд Красной армии, скармливания и вытаптывания скотом, сжигания и тому подобное”.

18 августа отступавшие советские войска вывели из строя Днепровскую ГЭС, а затем подорвали ее плотину. Взрыв осуществила часть НКВД, точное число погибших – как красноармейцев, так и жителей затопленных районов – неизвестно. “Скопившиеся в плавневой части острова Хортица подразделения советских войск не были предупреждены о предстоящем взрыве и его возможных губительных последствиях.

Вода, хлынувшая из верхнего бьефа через пролом в плотине, вздыбилась 20-метровой волной невиданной силы. Часть воды, прокатившаяся по руслу низового Днепра, обрушилась на остров, на вооруженных, но беззащитных перед стихией людей. Когда волна ушла, на вербах, вязах и дубах остались висеть в неестественных позах сотни (если не тысячи) солдат.

Когда пятитысячному отряду немцев буквально на следующий день удалось захватить Хортицу, они согнали женскую часть населения острова и приказали убирать тела утонувших красноармейцев, разбросанные по полям и огородам, висевшие на деревьях в плавнях. Как свидетельствуют очевидцы, волна смыла расположенные ниже Днепрогэса на несколько километров причалы, жилые постройки, погубила скот и людей. Точный ущерб, конечно, никто не подсчитывал”, – рассказывает историк Константин Сушко. В сентябре 1941 года были взорваны дома на Крещатике в Киеве, в ноябре Успенский собор Киево-Печерской лавры.

Не столь хорошо известна история уничтожения Петрозаводска, где во время отступления советскими военными были взорваны и сожжены множество зданий, предприятий и мостов. В фотоархиве министерства обороны Финляндии хранятся снимки, сделанные в охваченном пожарами городе.

​”Петрозаводск финны заняли к началу ноября. Они медленно наступали, продираясь через леса и болота. Поэтому у советской власти было много времени, и Петрозаводск был разрушен тотально. Там выполнили все указания товарища Сталина. Если бы не финны, которые все-таки взялись кормить население этого города, то там бы просто все вымерли. Я лично находил документ: когда немцы заняли Тихвин, товарищ Шапошников (про которого есть легенда, что это такой интеллигентнейший человек, военный интеллигент старой школы) приказывает: сжечь город Тихвин, используя авиацию и зажигательные пули, – говорит Марк Солонин.

– Понятно, что огромное количество населенных пунктов, которые везде числятся как уничтоженные немецко-фашистскими оккупантами, было уничтожено Красной армией и красными партизанами. Установить это сейчас уже никто не сможет. В частности, из-за оруэлловского двоемыслия. Люди, возмущаясь гнусной писаниной Марка Солонина, пишут ему: что же ты, сука такая, заступаешься за немцев, после чего идет рассказ о том, как Красная армия сожгла их деревню”.

Приказ Сталина №428 выполняла группа Зои Космодемьянской, получившая боевое задание: за 5–7 дней сжечь 10 населённых пунктов: Анашкино, Грибцово, Петрищево, Усадково, Ильятино, Грачево, Пушкино, Михайловское, Бугайлово, Коровино. Космодемьянская была схвачена после того, как она подожгла три дома в деревне Петрищево. Историк Александр Гогун в книге “Сталинские коммандос” рассказывает о том, как красные партизаны (не очень охотно) выполняли директивы вождя. В то же самое время, когда панфиловцы сжигали подмосковные деревни, 2 декабря 1941 г. группа партизан на севере Сталинской (ныне Донецкой) области “совершила налет на село Малки, где сожгла 10 домов, в которых находились немцы”.

По сведениям НКВД СССР, этим же отрядом в селе Пришиб Сталинской области было сожжено 40 домов и в селе Сидорово – 80 домов. Согласно общесоюзной сводке, на начало марта 1942 г. партизанами УССР было уничтожено 295 жилых строений. Александр Гогун пишет, что в отчетных документах НКВД о деятельности партизан в начале 1942 г. появилась отдельная графа “уничтожено деревень”. По этим сводкам, в Карело-Финской ССР партизаны до марта 1942 г. сожгли 15 деревень, а в оккупированной части РСФСР – 27. Но в целом, указывает Александр Гогун, повального уничтожения сел в прифронтовой полосе партизанами ни советская, ни немецкая сторона не отмечали. Эти указания Сталина были в целом осторожно и плавно просаботированы руководством среднего уровня и большинством командиров партизан.

Можно ли оправдать сталинский приказ от 17 ноября 1941 и другие подобные распоряжения главнокомандующего? Марк Солонин заключает:

“В рамках той модели, что была Великая Отечественная война советского народа против немецко-фашистского варварства, уничтожение, тем более зимой, населенных пунктов не может быть хорошо ни с какой точки зрения. Если для победы народа надо уничтожать этот народ, то это нелогично. Но можно смотреть на это как на историю борьбы двух конкурирующих мафиозных группировок – у одной пахан дон Гитлер, а у другой дон Сталин – и эти две группировки очень жестоко схлестнулись в вопросе о том, кто же будет крышевать и контролировать территорию. И с этой точки зрения товарищ Сталин был стопроцентно прав, и тут вообще не к чему прикопаться. Конечно, прав. Потому что зимой холодно, пуля то ли прилетит, то ли не прилетит, а на холоде ты просто коченеешь.

Выжигая деревни, выгоняя немца на мороз, товарищ Сталин действовал чрезвычайно логично и эффективно. В немецких мемуарах о битве под Москвой мало кто вспоминает пулеметный огонь и замечательные танки Т-34. Прежде всего говорят про холод, отмороженные уши и отвалившиеся пальцы. Гитлер под конец делал совершенно то же самое, отказываясь капитулировать, его вполне устраивало истребление Германии. Мы не хотим сказать, что кто-то из них двоих был лучше. Они оба находились за той чертой, когда не может быть ни лучше, ни хуже”.

Автор: Дмитрий Волчек; Радио Свобода