Как российские оккупанты берут в заложники мирных жителей и “лепят” из них “террористов”
В реестре пропавших без вести в Украине с 24 февраля 2022 года числится более 25 тысячи украинцев, среди них — 20 тысяч гражданских. Россияне всеми способами пытаются «обменять» похищенных ими гражданских на своих военнослужащих.
Но это тупик, никто не хочет менять гражданских на военных. На оккупированной территории любой может стать заложником страны-агрессора. «РФ обязана их вернуть без всяких условий, а не включать их в процесс по обмену военнопленными», — заявил Дмитрий Лубинец, омбудсмен Украины. «Новая-Европа» рассказывает две истории таких похищений.
ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ
Последний звонок
— Когда началась война, мои родители и 14-летняя сестра жили в городе Олешки в Херсонской области, — говорит Виктория Барабаш. — Папа (50-летний Сергей Котов. — Прим. авт.) работал инструктором вождения, был местным активистом, критиковал власть, например, за плохие дороги. У него был авторитет среди горожан. Многие обращались к нему с разными проблемами.
Около шести утра 7 апреля 2022 года к дому Котовых подъехали пять больших военных машин, двор окружили со всех сторон. Сергей как раз вышел покурить на крыльцо, жена с младшей дочерью еще спали. Он увидел, что от соседей через отогнутый железный забор лезут вооруженные военные в балаклавах. Одновременно кто-то громко стучал в ворота. Котов открыл калитку — во двор зашли еще несколько вооруженных человек в масках, в руках у них были огромные щиты.
— Вели себя вежливо, можно сказать, на этом этапе отца не били, — продолжает Виктория.
— У родителей забрали телефоны, всех членов семьи развели по разным комнатам, в доме начали обыск. Всё это время к маме, папе и сестре были приставлены вооруженные люди, которые следили за каждым их движением.
Потом всех по отдельности допросили. После проверки маме телефон вернули. Я не знаю, нашли ли что-то в папином телефоне, но его после допроса увезли, предварительно сказав взять паспорт и лекарства, — папа передвигается на костылях из-за проблем с ногой. Мама умоляла его отпустить, ей ответили: «Вы же видите, мы не такие, как все остальные русские, мы не грабим, не бьем, не лезем к вам в холодильник». Один из них дал слово офицера, что до вечера отца вернут домой.
Жене Котова сказали держать телефон под рукой и ждать звонка. Вечером следующего дня Сергею дали позвонить, разговаривал он на громкой связи. У него был изменившийся голос — испуганный. Он поговорил с женой, потом попросил дать трубку младшей дочери. В этот же вечер он позвонил и старшей дочери — Виктории. Это был последний раз, когда семья с ним разговаривала.
— Он тогда сказал, что у него был приступ, что ему ставили капельницу, поэтому не позвонил вчера, — вспоминает Виктория. — Но по голосу было слышно, что это неправда. Он нас просто успокаивал. Я спросила: «Папа, тебя били?», а он поспешно ответил, что нет. Больше мы о нем ничего не слышали до середины августа прошлого года.
После этого странного звонка семья ждала Котова еще неделю, потом жена с дочерью уехали на подконтрольную Украине территорию. Как только они оказались в безопасности, сразу стали писать во всевозможные структуры Украины, в прокуратуре даже завели уголовное дело как о пропавшем без вести. Обращались и к назначенной РФ «власти» региона — глухо. До выезда боялись куда-то писать и звонить, ведь российские военные могли сделать с ними всё что угодно.
«Владимир» с русским акцентом
Четыре месяца спустя, в августе, Котов смог передать весточку своей семье через сокамерника, и как только тот оказался на свободе, сразу сообщил старшей дочери Сергея, что ее отец в СИЗО-1 в Симферополе. Чтобы семья поверила, звонивший рассказал им историю, которую могли знать только домочадцы.
— Пока мы искали отца, нам несколько раз звонили разные люди и пытались разводить на деньги, — объясняет свое недоверие к незнакомому человеку Виктория.
— Например, звонил некий Владимир, на аватарке в мессенджере он в военной форме и с флагом РФ, акцент тоже русский. Сказал: «Я работаю там, где удерживают вашего отца». Пытался у меня выманить 500 долларов якобы на передачу для отца либо звонок от него.
Я попросила записать от отца аудиосообщение, чтобы я точно знала, что это он, тогда уже поговорим про деньги. Больше «Владимир» не звонил. Другие звонили, говорили, что мой отец в Крыму, что ему ампутировали ноги. Приходили какие-то женщины, говорили, что его в живых уже нет, его закопали в лесу, и вы его никогда не найдете. Но мы верили, что он жив.
Узнав, что Сергей Котов в симферопольском изоляторе, семья попыталась нанять крымского адвоката, но, по словам Виктории, им только морочили голову, обещали помочь и пропадали. Перед Новым годом Котовым позвонил другой парень — Иван (имя героя изменено в целях безопасности его родственников, находящихся на оккупированной территории). Он тоже сидел в одной камере с Котовым, и Сергей передал через него письмо для своей семьи. Ивана задержали сразу после выхода из СИЗО, письмо пришлось выбросить, но он успел выучить его наизусть. Его увезли в другую тюрьму, но через месяц всё-таки отпустили. Тогда Котовы и узнали, где точно находится Сергей и что с ним.
— В середине января 2023-го мы заключили соглашение с адвокатом, который [ранее] работал над освобождением этого мальчика (Ивану чуть больше 20. — Прим. авт.), — говорит Виктория. — Нас все убеждали, что это бессмысленно, задержанных россиянами украинцев не освобождают, но мы знаем, что бывают и положительные результаты.
Почти через год, в марте 2023-го, семье наконец-то пришла первая официальная бумага: прокуратура Военно-морского флота Российской Федерации подтвердила, что Сергей Котов задержан «в связи с противодействием специальной военной операции» и помещен в СИЗО, но не указали в какое.
— После этого я снова начала писать в Национальное информационное бюро Украины, в координационный штаб, в СБУ, что моего отца удерживают в плену, но мне снова ответили, что страна-агрессор не подтверждает его задержание, — говорит Виктория. — Я не знаю, действительно ли они делали какие-то запросы, потому что складывается впечатление, что гражданскими сейчас никто не занимается.
Сергей Котов в мирной жизни. Фото из личного архива
Стреляли из пулемета возле уха
11 мая в Киевском районном суде Симферополя состоялось судебное заседание об избрании меры пресечения: Котова впервые арестовали на два месяца. В отношении него возбуждено уголовное дело по шпионажу (ст. 276 УК РФ). А что было до этого? Более года в заключении нигде не отражено. По словам Виктории, накануне заседания силовики оформили задержание Котова, датированное 10 мая 2023 года, потому что до этого момента он находился в СИЗО без каких-либо официально оформленных документов.
Сразу после «задержания» якобы за шпионаж Котову пытались навязать адвоката по назначению, но адвокат по соглашению всё же смог пробиться к своему подзащитному. До прихода судьи они смогли пообщаться сквозь стекло. Адвокат начал рассказывать ему историю, которую знали только в семье Котовых. Сергей улыбнулся и закончил ее.
Сергей Котов в российской тюрьме. Фото из личного архива
— Сходится? — спросил адвокат.
— Сходится, — ответил Котов.
— Я за вас борюсь с января, вас никто не бросал.
Котов рассказал адвокату, что в Херсоне его сильно били, он терял сознание, его приводили в чувство и снова били. Ему наматывали на голову пакет, водили на расстрел. Стреляли из пулемета возле уха, поэтому он получил контузию, у него постоянный шум в ушах. Уже в заключении у него появился гепатит С. Он страдает хроническим панкреатитом. Кроме того, его больная нога постоянно гниет. Еще до войны ему делали операцию после сложного перелома и занесли инфекцию. Чтобы кость не гнила, нужно постоянно принимать лекарства, но в тюрьме ему, конечно, их никто не дает. В суде адвокат просил изменить ему меру пресечения, но судья Охота решил, что задержанный может сбежать за границу.
Бывшие сокамерники Котова рассказали Виктории, что питание в СИЗО очень плохое и ее отец с каждым месяцем всё больше худеет. Он пытался поддерживать форму, делая гимнастику, но в изоляторе спорт под запретом. Котов потерял уже более 20 килограмм, хотя всегда был крупным мужчиной. До войны он занимался спортом, Котов — международный мастер спорта по жиму лежа.
При обыске в телефоне Сергея ничего не нашли, но нашли в телефоне у херсонца Николая Петровского переписку с Котовым, где последний пересылал информацию о передвижении российской техники. По словам Виктории, адвокат иллюзий не питает, говорит, что его подзащитный будет сидеть. Одна надежда — снизить срок по состоянию здоровья, а потом попытаться включить его в обменный фонд.
Иллюстрация: Алиса Красникова / «Новая газета Европа»
ИСТОРИЯ ВТОРАЯ
Не прошедший фильтр
Иван, передавший весточку семье Котовых, сегодня на свободе. И его историю можно считать чудом: похищенному украинцу редко удается вырваться из плена. В июле прошлого года он с родителями хотел выехать через Крым и Россию в Европу. При прохождении импровизированной границы 23-летнего Ивана отправили на так называемый «фильтр» — беседу с сотрудником ФСБ. Тех, кто еще ни разу не пересекал эту границу (в основном это мужчины), по сей день отправляют на допрос в специальную кабинку возле контрольно-пропускного пункта, у них проверяют телефоны и забирают паспорта.
Телефон Ивана подключили к ноутбуку и через специальную программу восстановили на аппарате все удаленные медиафайлы. «А ты снимал российскую военную технику?» — стало первым вопросом, и Иван понял, что эфэсбешнику уже всё известно. В начале войны он, действительно, снимал проезжавшую через его село технику и передавал ВСУ. После разговора его еще сутки продержали на границе: ждали машину, которая должна была увезти в Армянск всех не прошедших фильтрацию. Уверили, что ничего страшного с ним не случится, в течение недели ему организуют допрос на полиграфе — и дальше он свободен. Ивана привезли в отделение ФСБ в Армянске, где продержали три дня, потом увезли в Симферополь.
— Мне повезло, — уверен Иван. — В отличие от других парней, на «фильтре» меня не били и мне не угрожали. Может, потому что рядом были мои родители, которые отказались уезжать и всё время «висели на хвосте» у силовиков.
Когда меня повезли в Армянск, они поехали следом и потом караулили там у входа в здание ФСБ. Мне даже на границе не надели наручники и не стали натягивать черную шапку на глаза, как делали с другими.
Родители ждали Ивана еще месяц в Симферополе. Почти каждый день ходили в ФСБ, там их кормили «завтраками» и говорили, что сына скоро отпустят. В какой-то момент родители поняли, что им врут, и наняли адвоката. Только после этого вернулись домой в село.
«Это у них шутки такие»
— Первого августа [2022-го] меня перевезли в Симферополь, на следующий день был первый допрос кем-то из сотрудников ФСБ, — вспоминает Иван. — Мы пообщались, и оперативник сказал, что всё нормально, что меня увезут в другое место, а потом через три дня — на полиграф. Вот тут мне натянули шапку на глаза, замотали руки скотчем и засунули в багажник автомобиля.
В таком виде Ивана привезли в СИЗО-1 Симферополя. Опер общался участливо, говорил, где наклониться, чтобы не удариться, где ступенька. Но как только силовик передал задержанного сотрудникам изолятора, руки парня сразу заломили так, что голова оказалась на уровне колен, и повели куда-то внутрь.
СИЗО-1 Симферополя. Фото: Яндекс.Карты
Сказали полностью раздеться, не снимая шапки с глаз. Кое-как справился. Потом приказ одеться. Как только оделся — сразу же сильный удар в живот. Потом снова… После избиения Ивана опять куда-то повели.
— Водили этажами то вверх, то вниз, — продолжает Иван. — То куда-то за угол заводили, там били. По пути били.
Потом снова вели куда-то. Завели в кабинет к какому-то сотруднику (молодому, судя по голосу), он составлял анкеты на всех задержанных. Там меня поставили на колени и сказали «не рыпаться».
Сотрудник задавал Ивану стандартные вопросы: фамилия, место прописки, место проживания, паспортные данные, возраст… Также интересовался политическими взглядами и спрашивал, за что и при каких обстоятельствах Ивана задержали.
— В какой-то момент он увидел, что мне тяжело стоять на коленях, и разрешил мне встать, еще минут через десять — сесть на стул. Почти сразу после этого кто-то зашел в кабинет и начал меня бить за то, что я сижу. Наверное, это у них шутки такие.
После допроса Ивану дали в руку ручку и приставили к месту на листе, где он должен был расписаться. Он не видел, что подписывал, так как по-прежнему на его глаза была натянута шапка.
Следующий кабинет, куда привели Ивана, был медицинский. Там его осмотрели, взяли кровь на анализы, сказали тоже что-то подписать — всё это вслепую.
Однокамерник Котова
Ивану объяснили, как готовиться к приходу сотрудников колонии: когда они стучат в дверь камеры, нужно быстро встать в позу «дельфинчика» спиной ко входу (ноги широко расставлены, туловище параллельно полу, руки отведены максимально далеко за спину). Как только дадут команду, в этом положении нужно быстро выбежать в коридор. И главное — не смотреть на лица и в глаза сотрудников.
— Когда меня завели в камеру, шапку наконец-то сняли, но сказали не поворачиваться к двери, пока сотрудники не выйдут и не закроют ее, — всё, чтобы не увидеть случайно их лица, — говорит Иван. — Да, не дай бог на них посмотреть — сразу жестоко бьют.
В камере Иван оказался один. Измученный за день, он быстро уснул. На следующий день у него взяли отпечатки пальцев, записали на видео, сфотографировали.
— Там были две категории конвоиров, — говорит Иван. — Сотрудники колонии, они были в синей форме, полицейские, — их можно было видеть, хотя тоже нежелательно. И зеленые — военные, которые нас выводили из камер, — их вообще нельзя видеть, они заламывали нам руки как можно выше, сразу били, если им казалось, что ты недостаточно низко наклонен.
В камере Иван несколько дней был один. Там стояли две кровати, ему выдали простынь и подушку, а одеяло не дали. На стенах была засохшая кровь. Туалет и умывальник рабочие. Ему даже выдали зубную щетку, пасту и мыло.
Потом его перевели в камеру, где сидели Сергей Котов и Дмитрий Захаров. Котов рассказал, что в Херсоне его постоянно пытали: били, жгли электрошокером, водили на расстрел.
Ему повезло, что шапку, которую натянули ему на лицо, очень плотно обмотали скотчем, тем самым придавив уши, — иначе он мог оглохнуть от выстрелов возле головы. На больную ногу Котова вставали, били по ней.
— Вина его такая же, как у меня: снимал военную технику русских, — говорит Иван. — Но в телефоне Сергея ничего не нашли, его сдал Петровский Николай, которого арестовали в Херсоне за неделю до задержания Котова. Теперь они проходят по одному уголовному делу как сообщники.
Визит прокурора и пение гимна
На полиграф Иван ходил 31 августа. Говорит, допрос состоял из пяти блоков вопросов. Вопросы были простые, но один обязательно такой, чтобы заставить нервничать. Спрашивали, например, мог бы он продать родину, и за какую сумму. Кому он передавал данные о передвижении российской техники. Сказали, что результат будет через четыре дня, но понятно, что никто его не сообщал.
— Когда адвокат, которого наняли мои родители, начал подавать жалобы, следователь записал видео, в котором я говорю, что нахожусь в СИЗО добровольно, со мной всё хорошо, нахожусь тут типа на курорте, — грустно шутит Иван. — Видео мы записали — нельзя было не записать, иначе сразу били.
В следующий раз следователь пришел через месяц и сказал Ивану, что его родители не отстают, продолжают добиваться его освобождения через адвоката. Парню повезло, что родители, увидев, что сына задержали, не опустили руки и пять месяцев продолжали за него бороться. Украинцев в СИЗО Симферополя полностью изолируют, защитников к ним не пускают. Адвоката к Ивану тоже не пустили, но тот постоянно писал жалобы. Один раз защитник даже добился проведения прокурорской проверки.
— Ко мне в камеру пришел прокурор Республики Крым, — говорит Иван. — Зашел, посмотрел по сторонам «для галочки» и написал, что всё хорошо. Хотя, я уверен, он знает, что здесь украинцев жестоко бьют и условия содержания плохие.
22 октября 2022-го Ивана с сокамерниками Котовым и Захаровым перевели из СИЗО-1 в СИЗО-2. Сидели тем же составом, только теперь к ним присоединился херсонец Дмитрий Ведьмук. На сегодня все, кроме Ивана, по-прежнему находятся в следственном изоляторе. 26 ноября Ивана неожиданно выпустили, но предварительно зачитали ему «предостережение».
— Это такой «документ-прощение», — говорит Иван. — Смысл текста в том, что Россия очень хорошая, а я — негодяй, но русские меня великодушно прощают.
Из СИЗО Ивана отвезли в отделение ФСБ в Симферополе. Потом — в село Генгорка Генического района, где продержали еще почти месяц. Там пленных украинцев заставляли учить российский гимн, иначе не давали еду. Учить учили, но спеть не успели: в камере Ивана умер мужчина. Накануне его очень сильно пытали, и ночью у него случился инсульт. Иван уверен, что родственники наверняка до сих пор о судьбе погибшего не знают. После трагедии конвоиры на время забыли про разучивание гимна.
21 декабря его неожиданно позвали на выход, снова натянули на глаза шапку и вывезли в Геническ. Там его высадили на автовокзале, отдали паспорт, в который даже положили 200 рублей на дорогу. Добраться домой из Геническа за эти деньги было невозможно. Близился комендантский час. Иван подходил к разным людям и просил у них телефон, чтобы позвонить отцу, но никто не дал. Уже почти отчаявшись, он наконец-то встретил человека, который дал ему свой телефон, а потом разрешил подождать отца у него дома.
— Ближе к ночи успел приехать папа, мы вместе переночевали у этих добрых людей. Они нас накормили и очень хорошо к нам отнеслись. На следующее утро поехали домой. Через пару дней я выехал за границу.
Тысячи мирных украинцев находятся в плену в России. Минобороны задерживает их «за противодействие СВО», а суд признает, что у них нет базовых прав на защиту
«Есть проблема с “Красным Крестом”»
Анастасия Пантелеева, общественная организация «Медійна ініціатива за права людини»:
— В базе нашей организации зафиксированы обращения по 948 гражданским заложникам, которые были похищены российскими военными и силовиками. Часть этих людей (к сожалению, цифры нам не известны) была вывезена на территорию РФ, часть находится в местах заключения на оккупированной территории. Крайне малое число из этих людей в чем-то официально обвиняется, их дела рассматриваются судом — то есть в отношении этих людей есть хоть какие-то официальные претензии от РФ. Человек может находиться длительное время в следственном изоляторе, или в колонии, или вообще в подвале на оккупированной территории, но при этом не понимать, в чем его обвиняют.
Мы считаем таких людей гражданскими заложниками, потому что они не военнопленные. Последних периодически обменивают, а гражданских — нет, потому что это нонсенс, их в принципе невозможно взять в плен.
Украина не собирается брать в плен российских гражданских, поэтому менять наших граждан не на кого. Иногда при обменах россияне отдают нам гражданских, но я не понимаю, как они попадают в обменный фонд военных? Возможно, проблема в восприятии, и кто-то считает обычных людей военнослужащими. Конечно, хорошо, что они возвращаются домой, но логику этих обменов понять сложно.
Эта проблема постоянно поднимается и на государственном, и на международном уровне. Но решения пока нет. Есть проблема с «Красным Крестом», волонтеры которого могли бы посещать заложников, но российские власти их не допускают к гражданам Украины. А других организаций, которые имеют право посещать заключенных, нет. Мы считаем, что представители «Красного Креста» (имеется в виду Международный Комитет Красного Креста. — Прим. авт.) могли бы быть более настойчивыми. Если и они опустят руки, просто сославшись на то, что их не пускают, то цена жизни заложников резко упадет, потому что никто в принципе их судьбой интересоваться не будет.
Камера, мотор, тюрьма
Как российские силовики «лепят» из жителей оккупированных частей Украины террористов, рапортуя о раскрытии придуманных преступлений
Натурные съемки
В поле с пожухлой травой, в захламленной квартире, на улице южного украинского города — сценаристы из ФСБ РФ умеют выбирать места для съемок своих видеороликов о борьбе с террористами. Есть общие планы, есть портретная съемка, есть разные локации. Актерами становятся не только силовики — им это уже привычно, — но и обычные граждане, в отношении которых до финальной съемки якобы первого задержания дело вели уже как минимум несколько месяцев.
Ольга Каёва с мужем и детьми провела четыре первых месяца войны, с февраля по июнь 2022 года, в оккупации. Когда в Херсон заехали российские силовики и стали устанавливать свои порядки, Юрий вывез семью в Запорожье. Сам он вернулся в Херсон, не решившись оставить дом, бизнес и своих сотрудников. Каёв стал волонтером Красного Креста и на своей большой машине («Мерседес Бенц Спринтер») периодически вывозил людей, которым требовалась медицинская помощь, на подконтрольную Украине территорию. В Херсон он возвращался с гуманитарным грузом: медикаментами и продуктами питания.
— В ноябре 2022 года российские СМИ показали ролик, в котором я увидела своего мужа Юрия, — рассказывает Ольга Каёва. — Его якобы на улице Херсона задержали российские силовики. Но моего мужа русские военные похитили 5 августа 2022 года недалеко от блокпоста в Васильевке при выезде из Херсонской области в Запорожскую. И всё это время я ничего не знала о его судьбе.
Российским журналистам в ФСБ рассказали, что 8 ноября прошлого года они задержали в Херсонской области диверсионно-разведывательную группу ВСУ из девяти человек, все — граждане Украины. Еще трое — сотрудники СБУ Самир Шукюров, Виктор Хомяк и Дмитрий Сидей — были объявлены в розыск. По заявлению силовиков, диверсанты совершили неудачное покушение на «замглавы военно-гражданской администрации Херсонской области» Кирилла Стремоусова. На следующий день после «премьеры» видеоролика об успешной работе ФСБ коллаборант Стремоусов неожиданно погиб в ДТП, но что или кто стал причиной аварии, не установлено до сих пор.
А тогда, как отрапортовали силовики, у херсонцев нашли больше пяти килограммов пластида, электродетонаторы, исполнительные устройства, три СВУ, гранаты, стрелковое оружие и боеприпасы, а еще специальные средства разведки. Было возбуждено уголовное дело по статье «акт международного терроризма» УК РФ.
Путь «на яму» и далее
Юрий Каёв. Фото из личного архива
Пятого августа 2022 года 39-летний Юрий Каёв, херсонский бизнесмен и волонтер украинского Красного Креста, вместе с сотрудниками гуманитарной миссии остановился на ночлег в селе Скельки Васильевского района Запорожской области Украины. Согласно показаниям Каёва, поздно вечером на место стоянки автоколонны приехали два человека в военной форме без опознавательных знаков, вооруженные автоматом. Не представившись, они проверили документы у волонтеров, после чего Юрию Каёву и начальнику колонны Красного Креста Олегу Акимченко сказали ехать с ними «на яму» (СИЗО в Васильевке).
Из автомобиля «Мерседес Спринтер» Каёва военные забрали дорогостоящее медицинское оборудование и все деньги, которые люди собирали на покупку лекарств и другого гуманитарного груза: 81 тысячу гривен, 200 долларов США, 3 тысячи евро — никаких документов об изъятии не составляли. Потом похитили и сам «Мерседес Спринтер».
Ночь волонтеры провели в СИЗО, утром их оттуда вывели, надели на голову полиэтиленовые пакеты и обмотали скотчем, оставив небольшое отверстие для дыхания, руки сзади стянули пластиковыми кабельными стяжками. Как рассказал источник, знакомый с материалами дела, мужчин отвезли в Мелитополь Запорожской области. Там их завели в небольшую комнату в одном из административных зданий, поставили лицом к стене и сказали ждать.
«Через десять минут к нам ворвались двое с криком: «Что вы натворили?» — и начали бить палками по ногам, ягодицам, плечам, спине, били головой об стену, — пишет в своих показаниях Юрий Каёв. — Это продолжалось минут пять,
потом они ушли. Спустя полчаса зашли еще люди, которые сказали, что мы едем с ними назад в Херсон и у нас «есть время подумать, что им рассказать»».
Волонтеров посадили в багажник автомобиля типа «Газели» и повезли в Херсон. По дороге военные с заднего сиденья периодически били их тыльной стороной ладони по голове и «при этом ржали». Они заставляли задержанных прижиматься к пластиковым канистрам с бензином и интенсивно нюхать их, чтоб «им меньше воняло».
Четыре пистолета
В Херсоне их отвели в подвал в здании областного управления МВД Украины на ул. Кирова. Каёва завели в маленькую комнату размером примерно 2 х 4 метра, на полу по всему периметру лежали деревянные поддоны, в центре на них стоял стул, слева под окном письменный стол, а вдоль стены при входе справа было несколько стульев.
«Меня посадили в центре, руки были связаны, сзади их дополнительно чем-то привязали к стулу, на палец руки надели металлический фиксатор, — продолжает Юрий. — В комнату зашли четыре-пять человек и начали допрашивать, кричать то по одному, то все вместе, дотрагивались до моей головы металлическим предметом и подавали напряжение. В такие моменты я не мог ни пошевелиться, ни сказать ни слова, испытывал сильную боль в мышцах. Они мне задавали вопросы: где схроны с оружием, где взрывчатка, где сотрудники СБУ, территориальная оборона, ветераны АТО, охотники, кто не поддерживает СВО, кто ходит на украинские митинги… А в чем меня обвиняют, мне не сообщали».
Во время допроса Каёв, более шести часов сидевший с пакетом на голове, признался, что на соседнем участке возле своего дома он спрятал четыре пистолета, которые ему оставили сотрудники СБУ, когда уходили из города. Они не могли с оружием проехать через блокпосты, поэтому в то время истории, когда силовики просили своих друзей и знакомых спрятать оружие, не были редкостью. После допроса съездили за спрятанным оружием. Так как пришлось показывать дорогу, разрешили снять пакет с головы, и Юрий увидел своих мучителей. Одного из них все называли «Хмурым», он спросил Юрия, почему тот так поддерживает украинскую власть. Каёв признался, что он патриот своей родины. После этих слов силовик с позывным «Тайсон» стал бить его по лицу и по голове кулаками с криком, что «научит его родину любить».
«Хмурый», который был за рулем, повернулся ко мне и спросил: «Знаешь, почему его называют «Тайсоном»? — продолжает Каёв. — Потому что он, когда служил в Сирии, отгрызал пленным уши, он вагнеровец».
Забрав пистолеты из тайника, Каёва вернули в подвал. По словам Юрия, на входе недалеко от пыточной была решетка, которую военные запирали на ночь, а днем к ней периодически кого-то приковывали наручниками. Камеры располагались этажом ниже. В длинном сыром коридоре тускло светила лампочка, справа — камеры, в каждой из которых были люди. Двери в казематах были старые, деревянные, обшитые металлом, без замков, подпирались снаружи куском трубы. В них были смотровые отверстия и люки для кормления.
Соседи по тюрьме
«Меня завели в третью камеру, вдоль коридора слева параллельно тоже были казематы, но двери были выбиты, и там были кучи мусора, пустые бутылки, упаковки от еды, консервные банки из-под тушенки, которой нас иногда кормили, — рассказывает в своих показаниях Каёв. — Это всё издавало отвратительный сильный запах гнили, вокруг летали мошки. Моя камера была без окон, с очень плохим освещением, которое горело круглосуточно, но периодически во время обстрелов оно пропадало, и мы оказывались в непроглядной тьме. В камере был деревянный лежак, на котором валялось несколько курток с надписью «Полiцiя», мы в них заворачивались и спали».
Когда Каёва завели в камеру, он увидел человека, который лежал и не шевелился. Юрий потрогал его за ногу, чтобы проверить, жив тот или нет. Мужчина повернулся, и Каёв узнал в нем сотрудника своего продуктового магазина. Это был Александр Крайник, сильно избитый, с переломами нескольких ребер и большой гематомой от груди до живота. Парень рассказал, что находится в подвале уже несколько дней, что его и Александра Овчарука (водитель-экспедитор в магазине Каёва) забрали вооруженные люди. По его словам, они ворвались в магазин, когда продавцы вели переучет товара, избили сотрудников и похитили из сейфа 190 тысяч гривен.
«Тут мы услышали крики из пыточной, и я узнал по голосу своего товарища Ляльку Дениса, который был военнослужащим ВСУ, — продолжает Каёв. — Они его избивали и пытали где-то около часа,
а потом пристегнули к решетке возле входа и заставили стоять, а перед этим били палками по стопам и коленям. Он стоял и стонал, просил, чтоб они его отцепили, что ему плохо и больно. Так он простоял пару часов, пока не потерял сознание. Двери нашей камеры находились где-то в пяти-шести метрах от решетки, и мы это всё слышали, там вообще очень хорошая слышимость была, мы всегда слышали, как кого-то пытают, что спрашивают и о чем военные просто разговаривают на улице и на этаже над нами. А пыточную они специально держали открытой, чтоб мы слышали крики и что происходит».
Через какое-то время Дениса отцепили и оттащили в другую камеру. Он просидел там следующие два месяца с Константином Резником и Сергеем Кабаковым. Последние находились в подвале уже около четырех недель.
Пытки
Сами пытки длились неделю, мужчин водили по очереди, бывало, и два раза в день. По показаниям Каёва, пытали током, прицепляли провода к гениталиям, били ногами, палками по спине, по рукам, стопам, обливали водой, закрывали рот и лицо полотенцем и лили воду, делали «обезьянку» — руки связывали, заставляли обхватить колени, через изгибы ног просовывали палку, а по краям этой палки ставили стулья, так что получалось, что человек висит на этой палке, а она давит ему на мышцы и сухожилия.
«Особой жестокостью отличался один из тех, кто нас допрашивал, самый молодой на вид, лет 27–30, маленького роста, худой, с темной бородкой и карими глазами, позывной «Орел», — продолжает Каёв. — Он картавил и никогда не прятал лицо, регулярно заходил к нам показать какую-то пропагандистскую информацию очень низкого качества: я так понимаю, что собственного производства, с креативом у него было туго. Он любил снимать наши допросы на телефон, заставлял учить гимн России. Когда заходил к нам в подвал, включал на телефоне низкопробную запись, музыкальное произведение под названием «Ебать нацистов», прославляющее подвиги ЧВК «Вагнер» и призывающее к вступлению в их ряды. Он также был ответственным за кормление трех камер, в том числе нашей. Кормил нас «Орел» макаронами с тушенкой и иногда давал галеты, хлеб мы ни разу не видели. Кормил один раз в два-три дня. Несколько раз выпадало счастье, когда его не было, мы просили других военных, и они нам приносили еду и удивлялись, что над нами так издеваются, но это были единичные случаи».
За два месяца в подвале Каёв похудел на 25 килограммов. Каждое утро к ним приходил военный с позывным «Ворон», он разрешал набрать воду в бутылки, вылить мочу и сходить в туалет «по-большому». По словам Каёва, «Ворон» очень любил рок-музыку, постоянно ее включал и всегда был в балаклаве. Кран, где сидельцы набирали воду, находился посередине коридора, там же была большая решетка, к которой тоже кого-то приковывали наручниками на пять — семь суток, постоянно в шапке «полиция», закрывающей лицо. Пристегнутых к решетке били все военные, которые проходили мимо. Были дни, когда «Ворон» отсутствовал, тогда сокамерникам приходилось еще на сутки растягивать воду и терпеть, потому что в туалет их не выводили, или ходить «по-большому» в обрезанную пятилитровую бутылку.
Через пару дней в камеру к Каёву и Крайнику подселили Сергея Офицерова, который рассказал, что просидел «на решетке» пять суток и всё это время не спал из-за постоянных пыток и побоев.
Иллюстрация: Владислав Неймарк и Алиса Красникова / «Новая газета Европа»
Мартиролог и сырые вареники
«На стенах камеры мы оставили свои фамилии и даты, когда попали туда, а ребята из соседней камеры записывали имена всех тех, кого за это время привозили и пытали, — рассказывает Каёв. — Там были и молодые девушки, и женщины, пытали всех без исключения. В начале октября 2022 года
с нами в подвале в камере №7 удерживали мальчика 11 лет за то, что он якобы сбрасывал координаты СБУ. Он постоянно плакал по ночам и просился к маме,
он разговаривал, в отличие от нас, на украинском языке, из чего мы сделали вывод, что он откуда-то из сельской местности. Дальнейшей судьбы его не знаю, его увезли где-то за сутки до нашего отъезда в Симферополь».
Пока Каёв сидел в подвале, туда привозили журналистов, священников, руководителя «Правого сектора» в Херсоне, профессора истории, активистов, блогеров, начальника МЧС города Олешки, прокурора и бывшего главу администрации Горностаевки.
В конце августа 2022 года Каёва повезли к нему домой «делать обыск» и разрешили ему поесть, «что найдет». Жена и дочь в это время были в Запорожье. Юрий нашел в морозилке горсть вареников, которые ему оставила дочка, и съел их сырыми. Четверо военных, у двоих из них были позывные «Лис» и «Якут», рыскали по дому. Они что-то собирали в пакеты и грузили в стоявший во дворе внедорожник тестя Каёва. Военные сказали Юрию взять какую-нибудь одежду — «будешь в ней у нас на Колыме лес валить» — и на угнанной машине увезли задержанного снова в подвал.
Через пару дней после «обыска» Каёва впервые вывели в душевую, которая находилась около спортзала. Сказали вымыться и побриться — привести себя в порядок. После этого выдали чистую футболку и шорты, которые он взял из дома. Четверо военных в балаклавах отвезли его на улицу Некрасова в Херсоне, где в руки дали его черную сумку, в ней был паспорт, телефон и его удостоверение сотрудника Красного Креста. После этого приказали идти по тротуару, объяснив, что они будут имитировать его задержание. Важно было упасть таким образом, чтобы не повредить себе лицо, потому что постановку будет снимать оператор. Всё получилось сделать с первого дубля, и «сюжет» был включен в уже упомянутый видеоролик ФСБ. В это же время Ковальского и Крайника, сотрудников магазина Каёва, свозили на их рабочие места, где сняли видео, как один передает другому пакет с «бомбой».
Месть ветерану
«После 10 сентября [ВСУ стали всё чаще обстреливать места дислокации противника в Херсоне, и] российские военные как с цепи сорвались. Каждый день мы слышали мощные удары «Хаймарсами». Иногда военные забегали днем к нам в подвал, прятались от обстрелов и жаловались, что у них очень большие потери, что они «трупы «Уралами» возят, а командование их не слышит», и они не понимают, что они здесь делают. И всё время говорили нам, что ВСУ сейчас ударит по нам, что они нас не пожалеют. А нам, если честно, очень этого хотелось в тот момент», — пишет в своих показаниях Каёв.
В середине сентября в камеру Каёва «подселили» бывшего сотрудника СБУ, ветерана АТО старшего лейтенанта Анатолия Зубрицкого, его пытали и избивали до самого отъезда задержанных в Крым. Над ветераном издевались, доводя его до такого состояния, что просто кидали его при входе в камеру, а сокамерники затаскивали его и укладывали на нары. Он был синего цвета с ног до головы и уже под конец не чувствовал ушей.
«Когда они ездили к нему домой, без него, то привезли какие-то его книги, документы на квартиру, грамоты по службе, дипломы из университета и заставляли его на них расписываться и писать им пожелания, подписываясь «капитан СБУ», — говорит Каёв. — Еще они снимали с ним видео, где он должен был рассказывать, что все сотрудники СБУ 9 мая ходили к Вечному огню, где собирались ветераны Великой отечественной, и как будто сотрудники СБУ избивали стариков и забирали у них ордена».
Через пару дней после появления в подвале Зубрицкого в здание на Кирова пришел его пожилой дядя, который искал племянника по всему городу. Военные затащили пенсионера в подвал, завязали ему глаза и пристегнули наручниками к решетке. Потом ему дали табуретку, чтобы он мог сидеть, и бутылку для воды и мочи. Так он просидел две недели до отъезда военных и задержанных в Крым. Несколько раз его водили в пыточную, он сильно кричал от боли. Потом его снова приковывали к решетке. Все военные, кто проходил мимо, били его: они хотели, чтобы это обязательно слышал Зубрицкий.
Старший лейтенант Константин Ефремов поневоле стал охранником «пыточной» в Запорожской области. Мы подробно поговорили с ним о том, как подавляют волю солдат
Херсон — Крым — Лефортово
После 20 сентября настроение у военных РФ ухудшалось с каждым днем, и они срывались на задержанных. Устраивали им «расстрел»: по одному выводили в пыточную с криками, что те им как свидетели не нужны, и стреляли в потолок, а остальные в это время ждали своей «очереди на расстрел», стоя лицом к стене. И так сделали с каждым.
В последние дни сентября военные очень быстро начали собирать вещи и куда-то вывозить, а задержанных по очереди водили в комнату на втором этаже административного здания, где находилось разное оружие, гранаты, взрывчатка, и заставляли брать всё это в руки и оставлять отпечатки пальцев. Каёву дали вещество серого цвета, похожее на пластилин, и сказали размять его. Кого-то заставляли касаться руками автомобилей.
В начале октября всех заставили расписаться на листах бумаги, сам текст при этом был закрыт чистым листом. После этого Каёва и его сокамерников увезли в управление ФСБ в Симферополе. Там их сфотографировали и взяли отпечатки пальцев. Каёва познакомили с адвокатом, которая сказала, что безопасность им никто не гарантирует, а методы «дознания» от херсонских не сильно отличаются. Только здесь Каёв узнал, что его обвиняют в «международном терроризме». Его заставили подписать «показания», которые даже не дали прочитать. На следующий день, 7 октября 2022 года, Киевский суд в Симферополе арестовал Каёва по уголовному делу о международном терроризме, возбужденному днем ранее.
«Когда нас привезли в СИЗО Симферополя, к машине подошел молодой парень, татарин. Он мило общался при нас с оперативниками и спросил, как нас здесь принимать — «хорошо или очень хорошо». На что оперативник ему, улыбаясь, ответил, чтобы они не переусердствовали, потому как нас два месяца в Херсоне обрабатывали, — рассказал Каёв. — Когда нас троих завели на второй этаж и поставили лицом к стене, вошел оперативник и сразу начал нас бить и заталкивать в разные комнаты. Меня ударил в грудь, а потом несколько раз головой о стену. Я потерял сознание. Очнулся уже у него в кабинете, он дал мне какие-то бумаги подписать, отвел меня в «стакан» на первом этаже и оставил одного.
Через 15 минут примерно зашел омоновец в маске и стал избивать меня ногами, кулаками в грудь и по почкам со словами: «Так это ты взрывал моих братьев!»»
После избиения Каёва отвели в камеру, где уже более полугода без каких-либо законных оснований сидели другие граждане Украины. Сокамерники дали Юрию чистую одежду из своих запасов.
«Каждое утро был «шмон», во время которого нас выводили из камеры и ставили к стене с расставленными руками и ногами, обыскивали и били по почкам, — продолжает Каёв. — Там был целый этаж с украинцами: полицейские, военные, тероборона, добровольцы. Каждую ночь было слышно, как врывались омоновцы в соседние камеры и избивали людей, били электрошокером. Ребята, которые сидели со мной, рассказывали, что все аналогичные пытки, которые применялись к нам, применялись и к ним в управлении ФСБ в Симферополе, а потом их периодически избивали в СИЗО».
14 октября 2022 года Каёва перевезли в Лефортово. Менее чем через месяц — 11 ноября 2022 года — Херсон был освобожден.
Пустой дом и весточки от мужа
В последний раз семья видела Каёва за неделю до похищения, он приезжал в Запорожье за очередным гуманитарным грузом. «Очень тяжелая дорога была, — рассказал он тогда супруге, — нас так сильно обыскивали, как никогда раньше». По требованию российских военных на блокпостах волонтерам пришлось полностью разгружать машину, открыли всё, до каждой коробочки, до каждой сумки — «вещи летали по асфальту». Тогда же военные сказали, что волонтеров больше пропускать не будут.
— Я с ним последний раз разговаривала 4 августа 2022 года, знала, что он собирается из Херсона в Запорожье, — говорит Ольга. — Он дочке позвонил вечером следующего дня, когда они стояли в очереди у Васильевки. Больше с ним связи не было, но я не беспокоилась, в этом районе связь всегда была очень плохая — нужно было подниматься на холм, чтобы поймать сеть. А на следующий день мне позвонил Сергей, который с ним был в одной колонне волонтеров. Он рассказал, что моего мужа и начальника колонны вчера вечером забрали вместе с машиной и увезли на допрос в Мелитополь. Несколько дней Сергей их ждал, ходил на блокпосты, спрашивал о судьбе задержанных. Ответа не было. Потом ему пришлось уехать.
Два месяца Ольга искала мужа по всем комендатурам в Мелитополе, Энергодаре, Херсоне. Ее родственники в Херсоне ходили в местную «администрацию», но никакой информации не получили.
Юрий Каёв с мамой. Фото из личного архива
Позже соседи сообщили, что со двора Каёвых похитили автомобиль «буряты», одетые «по гражданке». У них были ключи от дома и автомобиля — так Ольга поняла, что муж где-то в Херсоне. После освобождения города супруга Каёва побывала дома и обнаружила, что российские военные также похитили документы (волонтерское свидетельство, договор) и униформу волонтера Красного Креста, осталась только кепка, ее не заметили на сушилке для белья.
— Мы в нашем доме даже толком пожить не успели, только строительство закончили и переехали, — говорит Ольга. — Дом без мужа пустой. И ощущение, словно ты завис где-то в пространстве. Здесь пусто, и там, где мы теперь с детьми живем, тоже пусто. Нигде нет чувства, что мы дома.
В сентябре отпустили одного мужчину, который сообщил, что сидел вместе с Юрием в подвале в УВД на Кирова.
— Он подтвердил, что Юра жив, — продолжает Ольга. — Следующая весточка была в начале октября:
почти в полночь мне пришло сообщение из Крыма, адвокат по назначению написала, что мой муж в Симферополе, что он практически босой и голый, до сих пор в той же одежде, в которой его задержали летом.
Просила собрать ему хоть какую-то одежду. Но на следующий день она сообщила, что его из зала суда после заседания по мере пресечения сразу же увезли в Москву в Лефортово. Я даже не знала, в каком он состоянии. Я думала, Боже, хоть бы здоров был.
По словам Ольги, с ней также связывались московские адвокаты по назначению, они могли передать весточку от мужа, но при этом всегда отказывали в том, чтобы дать ей хоть какие-то бумаги по делу мужа, объясняя это неким запретом.
Надежда только на обмен
— Этих людей, задержанных в рамках придуманных историй о терактах, надо обменивать, иной надежды у них нет, — считает источник, знакомый с материалами дела. — Каёва и группу лиц обвиняют в том, что они собирали взрывные устройства с целью покушения на Кирилла Стремоусова, якобы ими руководили кураторы из СБУ. Хорошо, что сейчас они уже в Лефортово, где их больше не мучают, кормят и при необходимости могут оказать медицинскую помощь. Конечно, хорошо в сравнении с предыдущим местом содержания, где их, например, кормили и в туалет выводили один раз в три дня. Они очень сильно запрессованы, у них высокий уровень недоверия ко всему происходящему. Не доверяют они и адвокатам по назначению.
О том, что единственный способ для украинцев оказаться на свободе — попасть в обмен пленными, уверен еще один источник, знакомый с материалами дела. В качестве примера он вспомнил об одном из задержанных — бывшем сотруднике Херсонской таможни Юрии Тавожнянском, которого тоже задержали в рамках «большого дела о международном терроризме» в Херсоне. В августе 2022 года он стоял на остановке маршруток. Рядом затормозил легковой автомобиль, из него выскочили мужчины, одетые «по гражданке», силой затолкали его в салон, закрыли шапкой глаза и увезли. Но по документам задержан он был только в октябре 2022 года.
— Позже он понял, что его привезли в областное управление полиции, — говорит источник. — Он видел там форменную одежду с надписью «Полiцiя». В подвале его продержали до 6 октября. Тавожнянского включили в историю с покушением на Стремоусова. Как и всех остальных, его пытали, чтобы он признался в подготовке преступления в составе группы лиц. Доказать его невиновность в суде вряд ли удастся, хотя все остальные обвиняемые говорят, что никогда с ним не общались и даже не были знакомы.
Роль Тавожнянского, определенная следователем, заключается в том, что он якобы вел наблюдение за потенциальными жертвами террористических актов и дважды передал 5 тысяч гривен (около 120 евро) одному из участников этой группы, сотруднику СБУ, находящемуся в розыске. По словам источника, доказательств того, что эти деньги шли на преступную деятельность, в материалах дела не содержится.
В начале войны у жителей Херсонской области возникли проблемы с обналичиванием денег с банковских карт, банкоматы и терминалы оплаты перестали работать. Люди договаривались между собой, кто-то делал перевод со своей карты через приложение, а другой отдавал ему наличными. Поскольку у Тавожнянского отец фермер и торговал на рынке, то проблем с наличными у него не было, и он помогал своим знакомым обналичивать деньги с карт.
По словам источника, адвокаты практически всех задержанных в рамках истории «о покушении на Стремоусова» писали жалобы по поводу пыток, но «это палка о двух концах, можно на новую статью наговорить о заведомо ложном сообщении о преступлении». Доказательств пыток нет. Никто не проводил судебно-медицинскую экспертизу сразу после избиений.
— Понятно, что в России не стоит рассчитывать на объективность правосудия, одна надежда — на обмен, — уверена и супруга обвиняемого Ольга Каёва. — Я стучусь во все двери, пишу во все инстанции, мне везде отвечают, что гражданских не меняют. Мол, в перспективе такие обмены, возможно, будут — ждите. Ждем.
Автор: Александр Сидоренко,
Источник: «Новая газета Европа»
