Избиения и пытки током: ужасы российской “фильтрации” украинцев

Андрей с беспокойством наблюдал, как российские солдаты присоединяют его телефон к компьютеру – кажется, чтобы восстановить удаленные файлы. Андрей, 28-летний маркетолог, попытался уехать из Мариуполя в начале мая. Он удалил с телефона все, что, как он считал, могло показаться подозрительным российским военным – текстовые сообщения о российском вторжении в Украину и фотографии родного города, разрушенного российской артиллерией за недели обстрелов.

Но интернет в Мариуполе – когда-то оживленном портовом городе на юге Украины – отключили во время российской осады, и Андрей не успел удалить некоторые посты в соцсетях. Он вспомнил, что в первые дни войны перепостил несколько антироссийских постов и речей Владимира Зеленского. “Мне крышка”, – подумал он.

Военные, как рассказал мне после Андрей, к тому времени уже обратили на него внимание. Очередь на фильтрацию он занял в селе Безыменное, к востоку от Мариуполя – и тогда же один из российских солдат обратил внимание на его бороду. Военный посчитал ее признаком принадлежности к полку “Азов”, в прошлом батальону ополченцев, связанному с крайне правыми кругами. “Это вы с бригадой убиваете наших парней?” – спросили Андрея. Он ответил, что не служил в армии, а сразу после выпуска пошел работать. “Они не хотели этого слышать”, – говорит он.

Солдаты копались у Андрея в телефоне и выясняли его политические взгляды. Его спросили, что он думает о Владимире Зеленском. Андрей ответил, что Зеленский – “нормальный”, и один из военных попросил его ответить более развернуто. Андрей сказал ему, что Зеленский – обычный президент, не слишком отличающийся от предыдущих, а сам он не особенно интересуется политикой. “Так и говори – “политикой не интересуюсь”, – сказал ему военный.

• Восемь русских десантников, зверствовавших в Буче, нашли через телефон местного жителя, который выжил при массовом расстреле

Телефон Андрея остался у солдат, а ему сказали подождать за дверью. Он вернулся к своей бабушке, тете и маме, вместе с которыми приехал. Им уже выдали документы на выезд с оккупированной территории. Через несколько минут, рассказывает Андрей, ему приказали пройти в тент, где сотрудники российской службы безопасности ФСБ проводили дальнейшие проверки.

За столом сидело пятеро сотрудников, трое были в балаклавах. Они показали Андрею видео, которое он выложил в “Инстаграм” – обращение президента Зеленского от 1 марта с подписью Андрея: “Президент, которым мы можем гордиться. Отправляйтесь домой с вашим военным кораблем!”. Один из сотрудников заговорил первым. “Ты нам сказал, что не интересуешься политикой, но сам поддерживаешь нацистское правительство”, – вспоминает его слова Андрей. “Потом он ударил меня по горлу. Фактически избиение начал он”.

Андрей говорит, что военные узнали про посты с речами Зеленского, проверив его телефон на компьютере.

Другой украинец, Дмитрий, говорит, что у него тоже на пропускном пункте конфисковали телефон, когда он выезжал из Мариуполя в конце марта. 34-летний учитель истории рассказывает, что российские военные нашли у него в телефоне сообщение другу со словом “рашист” (это игра слов, в которой сливаются понятия “Россия и” и “фашист”). Дмитрий рассказывает, что солдаты начали бить его, в том числе ногами, и что “все было из-за того, что я употребил это слово”.

Дмитрий рассказывает, что его отвезли в бывший полицейский участок в поселке Никольское, тоже ставший фильтрационным пунктом. “Старший офицер четыре раза ударил меня в лицо, – говорит он. – Это казалось частью процедуры”.

Допрашивавшие его солдаты говорили, что такие учителя как он занимаются распространением проукраинской пропаганды. Его спросили его мнение о “событиях 2014 года”, когда Россия аннексировала Крымский полуостров и начала поддерживать пророссийских сепаратистов в Донецке и Луганске. Он ответил, что этот конфликт известен как российско-украинская война. “Они ответили, что Россия здесь ни при чем и спросили, согласен ли я, что это была гражданская война в Украине”, – ответил он.

Сотрудники снова проверили его телефон, и на этот раз нашли фото книжной обложки с ясно видной буквой “Г” в названии. “Попался!”, – воскликнули они. Президент России Владимир Путин утверждает, что его война в Украине это операция по “денацификации” страны, и солдаты, как говорит Дмитрий, подумали, что книга была о Гитлере.

На следующее утро Дмитрия вместе с двумя женщинами перевели в тюрьму в поселке Старобешево Донецкой области, находящемся под контролем сепаратистов. В камере с четырьмя двухэтажными кроватями он насчитал 24 человека. Через четыре дня и после еще одного подробного допроса он был наконец отпущен и со временем добрался до подконтрольной Украине территории. Это было несколько недель назад. Дмитрий по-прежнему не знает, что случилось с его сокамерниками.

• Правозащитники и волонтёры задокументировали около 10 тысяч преступлений российской армии в Украине

Андрей в палатке для допросов в Безыменном заметил двоих людей со связанными за спиной руками. Пока сотрудники органов занимались Андреем, их оставили в покое. “Они начали бить меня еще сильнее. Везде”, – рассказывает он. В какой-то момент, после сильного удара в живот, он почувствовал, что скоро потеряет сознание. Андрей смог сесть на стул.

“Я думал, что будет лучше, – рассказывает он. – Потерять сознание и упасть, или дальше терпеть боль.

По крайней мере, думал Андрей, его не послали куда-то далеко, не разделили с семьей. Украинские чиновники говорят, что в процессе фильтрации в лагеря, оборудованные на оккупированной Россией территории, уехали тысячи украинцев. Почти во всех случаях, их родственникам не сообщается, где их держат, и почему. “Я был очень зол, – говорит Андрей. – Но в то же время понимал, что могло быть гораздо хуже”.

В тент попыталась зайти его мать, но сотрудники ее остановили. “Она очень нервничала. Ей сказали, что началось мое “перевоспитание”, – рассказывает Андрей, – и чтобы она не волновалась”. Процесс, через который пришлось пройти Андрею, занял около двух с половиной часов. Его даже заставили записать видеообращение со словами “Слава российской армии!”, пародию на лозунг “слава Украине!”.

Андрей рассказывает, что последним вопросом, который ему задали, было – “осознал ли он свои ошибки”. “Конечно, я ответил “да”, – говорит он. Когда Андрея освобождали, сотрудники органов ввели другого мужчину, который, видимо, раньше служил в вооруженных силах Украины: у него были татуировки. “Его немедленно повалили на землю и начали бить, – говорит Андрей. – Даже разговаривать не стали”.

Украинские власти утверждают, что российские силы и поддерживаемые ими сепаратисты проводят на оккупированных территориях фильтрацию, чтобы установить возможные связи жителей с военными, полицией или местными администрациями, они пытаются наладить работу инфраструктуры и государственных служб.

Особое внимание привлекают мужчины боеспособного возраста. Их проверяют на синяки на плечах и пальцах, которые могли остаться от применения огнестрельного оружия. Снять одежду для обыска часто заставляют даже женщин. Глава киевского Центра гражданских свобод Александра Матвейчук говорит, что процесс фильтрации, даже в тех случаях, когда проходит без насилия, остается “бесчеловечным”. “Военной необходимости в этом нет. […] Они пытаются оккупировать страну с помощью инструмента, который я называю “невероятные страдания мирных граждан”. Возникает вопрос: зачем столько жестокости? С какой целью?”.

• Украинский электрик рассказал, как его русские оккупанты вывезли в Беларусь: «Никто не понимал, зачем нас туда вообще притащили»

49-летнего сталевара Максима в Безыменном заставили раздеться, а сотрудники проверяли даже швы на его одежде. Его спросили, служил ли он в подразделении “Азов”, симпатизирует ли нацистам – на оба вопроса он ответил отрицательно – и почему хочет уехать из Мариуполя. “Я сказал: “вообще-то это вы на украинской земле”. После этих слов один из военных-россиян ударил Максима прикладом в грудь. Максим упал.

“Я положил голову на землю и схватился за ребра. Встать я не мог, – рассказывает он. – Дышать было очень больно”.

Максима отвели в помещение, которое он называет “клеткой”. Там держали и всех остальных. Он заметил у одного мужчины, бодибилдера, татуировку древнегреческого бога Посейдона с трезубцем. Солдаты, говорит Максим, приняли трезубец за украинский герб. “Он им объяснял, но они не понимали”. Те, кого держали в “клетке”, не получали ни воды ни еды, а в туалет ходили в углу, у всех на глазах, рассказал мне Максим. В какой-то момент он, очень усталый, лег на землю, чтобы поспать. Вошел охранник и пнул Максима в спину, чтобы он встал.

Людей уводили на допрос, а когда возвращали, то “было видно, что их били”, – говорит Максим. Он видел женщину за 40, которая лежала в углу, вероятно после удара в живот. У мужчины лет 50-ти была разбита губа, а на шее – красные синяки. Максим подумал, что мужчину душили. Никто в “клетке” ничего не говорил и не спрашивал – все боялись подсадных сотрудников ФСБ.

Через 4-5 часов Максима выпустили и позволили покинуть Мариуполь. Через несколько дней он добрался до контролируемой Украиной территории и до больницы. У Максима не прекращалась боль в груди. Врачи обнаружили у него перелом четырех ребер.

Юрий Белоусов, глава Департамента войны в Офисе украинского генпрокурора, говорит, что у его команды есть сообщения о пытках, и даже убийствах во время фильтрации. “Судя по всему, это заранее продуманная политика России, и достаточно хорошо подготовленная”, – говорит он. “Это, безусловно, не единичный случай и не действия военных на местах”.

Он признает, что проверить сообщения о пытках сложно, как и оценить масштаб насилия. У украинских властей нет возможности проводить расследования на оккупированных территориях, а большинство жертв неохотно рассказывают свои истории из-за того, что следующей целью могут стать их родные в Мариуполе.

43-летний Вадим в Мариуполе был сотрудником госкомпании. Он говорит, что в марте в Безыменном подвергся пыткам. Солдаты сепаратистов увели на допрос его жену, узнав, что она “лайкнула” страницу ВСУ в “Фейсбуке” и восстановив на ее телефоне чек за пожертвование в адрес армии. “Я пытался ее защитить, – рассказывает он. – Но меня повалили ударом на землю”. Он встал, и его снова ударили. Так было несколько раз, говорит Вадим.

• Сексуальне насильство російських окупантів в Україні як воєнний злочин

Когда российские солдаты поняли, где он работал, Вадима отвели в другое здание. Там, по его словам, сепаратисты задавали ему “глупые вопросы” и избивали. “Они применяли электроток. Я чуть не умер. Я упал и подавился выпавшими из зубов пломбами”, – говорит Вадим. Мужчину вырвало и он потерял сознание. “Они были в ярости. Когда я очнулся, мне велели все убрать и продолжили быть током”.

Пытки, по словам Вадима, прекратились только после вмешательства российских офицеров. Они провели еще один допрос, а потом, наконец, отпустили Вадима. Когда он уходил, он увидел, как выносят молодую женщину, которую во время фильтрации опознали как служащую суда.

“У нее на голове был пластиковый пакет, руки были связаны, – говорит Вадим. – Ее мать стояла на коленях, умоляя не забирать дочь”.

Вадима освободили на одном условии: он должен был отправиться в Россию. С начала войны около 1,2 млн украинцев, в том числе тысячи мариупольцев, были отправлены в Россию насильно, говорят украинские власти.

Россия отрицает, что массово депортирурет людей, что по международному праву может считаться военным преступлением. В России говорят, что просто помогают тем, кто и так хочет уехать. Украина утверждает, что это далеко не так.

Некоторые из тех, кого послали в Россию, смогли уехать в другие страны, а в некоторых случаях и вернуться в Украину. Сколько именно таких людей – неизвестно. Вадим с помощью друзей переехал в другую европейскую страну – куда именно, он говорить не стал. Он сказал, что частично потерял зрение, и врачи считают, что это случилось из-за ударов в голову. “Сейчас я чувствую себя лучше, но восстановление будет идти долго”, – говорит он. Я спросил у него про фильтрацию. “Они разделяют семьи. Люди “исчезают”, – говорит он. – Это чистый ужас”.

Российское министерство обороны не ответило на несколько запросов с просьбой прокомментировать эти обвинения. Ранее российский режим отрицал, что совершает в Украине военные преступления.

• Воєнні злочини Росії проти дітей України та як їх кваліфікує міжнародне право

По словам Андрея, его матери сказали, что его подвергают “перевоспитанию”

Андрей с семьей теперь живет в Германии. В России ему тоже пришлось побывать. Вспоминая о произошедшем, он говорит, что оккупанты пользовались механизмом фильтрации, чтобы показать свою “абсолютную силу”. Солдаты вели себя так, будто это для них “вид развлечения” и “удовлетворение своего эго”.

Я рассказал ему о еще одной встреченной мной украинке, 60-летней Виктории, до пенсии работавшей инженером. Российский военный увидел у нее в профиле “Фейсбука” украинский флаг со словами “Україна понад усе”.

Она говорит, что солдат направил автомат ей в лицо и начал угрожать: “ты будешь гнить в подвале!” Потом, рассказывает Виктория, солдат ударил ее ногой. Она не понимает, почему он так себя повел: “Что я сделала? Какое у них право?”.

Андрей говорит, что не может объяснить поведение военных. “Я даже пытаюсь как-то это оправдать. Убедить себя, что в этом была какая-то логика”, – говорит он о фильтрации.

Но “никакой логики нет”.

Некоторые имена в тексте изменены в интересах безопасности героев.Цитаты в тексте даны в обратном переводе с английского языка