Уроки истории. Как Сталин стал людоедом

В марте исполнилось 70 лет со дня смерти Сталина, и в потоке связанных с этой датой публикаций не прозвучало развёрнутого ответа на вопрос: как получилось, что из младенца вырос убийца миллионов людей и властелин самой большой в мире страны, поработивший сотни миллионов подданных?

Характер, склонности и психологию индивида никогда нельзя “просчитать” полностью, поэтому невозможно ставить вопрос так: что сделало Сталина таким, каким он вошёл в историю? А вот на вопрос, что могло сделать Джугашвили тем, кем его узнал весь мир – властолюбивым, умным, исключительно жестоким (порой кровожадным) и крайне воинственным, – обязан попытаться ответить любой человек, интересующийся личностью вождя и его эпохой, отмечает Радио Свобода.

Как писал Антуан де Сент-Экзюпери, все мы родом из детства, и к родителям Иосифа Виссарионовича и следует обратиться. Они оба были крепостными, то есть рабами, точнее – вольноотпущенниками. Виссарион (Бесо) Джугашвили родился в 1850 году, его будущая жена Екатерина (Кеке) Геладзе – в 1858-м. Как писал историк Грузии Густав Калантаров в 1870-х, “…в начале настоящего столетия, в прошлом и позапрошлом столетиях, в Грузии существовало помещичье господство, самое необузданное и дикое”.

Крепостное право было отменено там позже, чем в русских губерниях – 13 октября 1865 года, причём реализация этого царского указа затянулась до 1870-х. Сталин вернул крепостную систему в 1932 году, дипломатично назвав её “пропиской”, и шаг за шагом ввёл систему поголовного рабства – в классическом античном варианте – в ГУЛАГе, а в более мягкой форме – для населения всего СССР (кроме себя). Мы не знаем, что конкретно рассказывало старшее поколение подраставшему Сосо о собственном и семейном рабском опыте, но очевидно, что для него отсутствие личной свободы человека было если не привычным, то уж точно не аномальным состоянием, то есть вполне терпимой разновидностью бытия.

А где могут крыться корни, возможно, главной черты личности Сталина – исключительной воинственности? Хоть Джугашвили лично на поле брани появлялся довольно редко, он надел военную форму в 1917 году и не снимал её до самой смерти. В отличие от Ленина, который руководил страной и партией, а не армией, перепоручив оперативные вопросы Троцкому и ряду других соратников, Сталин, когда был послан на юг России в 1918 году с целью поиска и доставки хлеба в Москву, начал сам вмешиваться в работу красных командиров, да так и провёл почти всю Гражданскую на разных фронтах, хотя это несколько отвлекало его от получения власти в Москве.

Всё тридцатилетие своего правления он был просто одержим войной и определял в данном вопросе всё: от униформы рядовых до конструкции подводных лодок, самолётов и ракет, от стратегии до тактики. То есть война для кремлёвского горца была чем-то большим, нежели одним из инструментов распространения влияния. Ленин, как и ряд других, не менее властолюбивых, чем Сталин, диктаторов, не вникал столь дотошно в армейские вопросы.

Джугашвили был уроженцем Кавказа, народам которого традиционно приписывают воинственность – да и в последние тридцать пять лет, пожалуй, никакой регион даже отнюдь не мирного постсоветского пространства не пережил столько вооружённых конфликтов. Издревле Кавказ называли “горой языков”: по количеству этнических групп на единицу площади эта местность – рекордсмен в Евразии. Эти два фактора взаимосвязаны, и этнографы объясняют национальную чересполосицу здесь сочетанием географического фактора и природных условий.

Тысячелетиями Кавказ служил мостом для волн миграции с севера на юг – из черноморско-каспийских степей, и с юга на север – с южно-каспийской низменности, иранского нагорья и лесостепей, а также из Малой Азии. Волны завоевателей захватывали в первую очередь плодородные равнины и поймы крупных рек, но местное население, в отличие от равнинных областей, не ассимилировалось, а поднималось в горы – непокорённым, а часто и непокорным, и в любом случае – не утратившим национально-культурную самобытность.

К началу ХХI века уже возник своеобразный исторический консенсус относительно осетинского происхождения Сталина. В частности, фамилия Джугашвили происходит от осетинского слова дзуг — отара, стадо. Биограф Сталина Александр Островский, проследив генеалогию вождя, не исключал, что и мать будущего генералиссимуса обладала осетинскими корнями. Из свидетельства Александра Цихитатришвили, сына крёстного отца Сталина, можно сделать вывод, что и Сосо знал о своих корнях: “О том, что живущие в Лило Джугашвили являются выходцами из Гери, – уточнил он, – я слышал как от своего отца, так и от самой тети Кеке. …Бесо и Кеке часто вспоминали Гери и ходили туда молиться как в молельню своих предков”. Осетинское село Гери расположено в 32 километрах севернее Гори, сейчас носит название Джер и относится к Цхинвальскому району Южной Осетии.

Есть прямое свидетельство советского генерала по имени Исса Плиев о том, что Сталин с ним говорил на осетинском языке во время приёмов в Кремле. Кроме того, российско-израильский филолог Михаил Вайскопф как в своей книге “Писатель Сталин”, так и в лекциях приводит указания на следы осетинского фольклора в высказываниях Сталина 1930–1950-х годов. Помимо осетинских предков, у маленького Сосо был сосед-осетин и осетинский друг.

Даже сейчас в Осетии можно увидеть сотни сохранившихся родовых башен, которые строили жители крупных аулов. Эти сооружения оповещают путника о том, что война здесь лишь притаилась – дремлет, но не заснула.

На склонность осетин к вооружённой борьбе указывает не только их архитектура, но и история. Уже после распада СССР произошли две грузино-осетинские войны (1991–92, 2008), осетино-ингушский конфликт 1992 года. В годы советско-германской войны из всех народов СССР, насчитывавших более 100 тысяч человек, осетины заняли первое место по числу Героев Советского Союза на душу населения. В годы Гражданской войны в Южной Осетии произошли три восстания против грузинских властей – в 1918, 1919 и 1920 годах.

Номинально Осетия была включена в состав России с 1770-х годов, фактически же южные области страны перешли под контроль царских властей только в 1830 году, когда бунт крестьян в Чеселтском ущелье был подавлен войсками под общим руководством признанного эксперта по усмирению сепаратистов Ивана Паскевича и под непосредственным командованием генерала Павла Ренненкампфа, до того отличившегося в Бородинском сражении, Персидской кампании (1826–28) и Русско-турецкой войне 1828–29 гг. По словам Цихитатришвили, крестьянские бунты происходили и районах, которые ныне граничат с Южной Осетией: “Одно из крупных крестьянских восстаний произошло в Анануре.

Там царское офицерьё арестовало 10 повстанцев, среди которых был крестьянин Заза Джугашвили – прадед И. В. Сталина… Зазе удалось сбежать из-под стражи и скрыться в Горийский уезд, где его взяли в крепостные князья Эристави. Здесь Заза Джугашвили снова поднял среди крестьян восстание. По подавлении восстания Джугашвили бежал в Геристави и некоторое время был там пастухом. Однако местопребывание его было обнаружено, и Зазе пришлось и отсюда скрыться, после чего мы видим его в Диди-Лило” около Тифлиса. Если о вооружённых приключениях прадеда Сталина был осведомлён даже его друг детства, то маленький Сосо должен был знать о них тем более…

На протяжении XVII–XVIII веков с различной интенсивностью шла борьба между грузинами и осетинами, что завершилось к началу XIX века победой осетин, которые заселили земли, ставшие в Российской Империи северной частью Горийского уезда, а в СССР – Южной Осетией.

Литературовед Вайскопф находил в лексике Сталина следы осетинского фольклора – нартского эпоса. Притом, по словам учителя русского языка Сосо – Захария Давиташвили, а также школьного товарища будущего вождя Доремидонта Гогохия, Кеке “…часто пела маленькому сыну народные и колыбельные песни. Вообще, Екатерина Георгиевна была большой мастерицей рассказывать народные сказки, предания и т. п.”.

Для характеристики сказочных героев, на которых, как представляется, вырос мальчик Сосо, предоставим слово французскому лингвисту, мифологу и филологу Дюмезилю: “Нарты дьявольски воинственны, и их самая постоянная черта в том, что они не ведают страха смерти. (…) Они проводили всё свое время в набегах, войне или охоте. Между ними было много силачей и великанов; если же кто не обладал физической силой, тот в большинстве случаев отличался замечательным умом, хитростью, сметливостью и с помощью этих качеств побеждал чуть ли не целые племена”.

Военные артефакты окружали Иосифа с младых ногтей – будущий генералиссимус вырос у подножья горы, на которой возвышалась крепость, обнесённая зубчатой стеной, и, как писал в начале 1880-х историк Иван Джавахов, “игравшая когда-то стратегическую роль в истории” Грузии.

Невозможно представить, что карапуз Сосо не играл на этом сооружении, и, благодаря очерку Джавахова, мы можем представить картину, открывавшуюся его взору: “Прекрасен также вид на Гори и его окрестности с высоты крепостных башен: внизу живописно группируются у подножья горы городские постройки…, на севере видны снеговые Кавказские горы, утопающие в синеве неба, на юге, за Курой, высятся Гориджавские горы, далее подымается несколько лесистых отрогов хребтов Гуджарети, Арджевани и Цкаро, а по сторонам стелется долина Куры…

На другом берегу р. Куры, близ впадения в неё Лиахвы, на вершине отдельно возвышающейся молассовой горы в 800 фут[ов] вышины над Курой, виднеется обнесённый зубчатой стеной старинный Гориджанский монастырь…” – и военный элемент даже в культовом сооружении свидетельствует о том, что карьера священника, к которой готовила Сосо его мать, отнюдь не предполагала непротивление злу насилием.

В первой половине XIX в крепости располагался русский гренадёрский батальон, затем строение обветшало и было заброшено, но не потеряло своего великолепия, о котором писал посетивший эти места Александр Дюма: “Сквозь узкие просветы улиц я увидел развалины старинного укрепленного замка тринадцатого или четыр­надцатого века, показавшиеся мне величественными.

Замок располагался на вершине скалы, и, находясь там, откуда я смотрел на него, невозможно было понять, каким образом те, кто его строил, поднимались туда.

Проще было поверить, что Господь Бог спустил его с неба на веревке и прочно установил на скале, сказав: “Таково божественное право”. Кроме того, несколько развалин древних крепостей также располагалось и в окрестностях городка, где рос будущий Сталин. В частности, около высеченного в скале городка Уплисцихе на правом берегу Куры видны остатки стен.

Автандил Туманов в XIX веке писал о жителях Гори: “На поле брани храбры, грубы и буяны, наконец, смелы и неустрашимы, остроумны и красноречивы…”

В этом городке разместился Владикавказский 152-й генерала Ермолова полк, и именно он и стал причиной, по которой будущий отец Сталина переехал сюда. С этого полка определённое время жила семья Джугашвили. Местный купец Иосиф Барамов (Барамянц) заключил договор с военным ведомством на обеспечение обувью горийского гарнизона, создал в городке сапожный цех, и набрал из разных местностей 25 сапожников, в том числе переманил с тбилисского кожевенного завода мастера Бесо Джугашвили, которому тогда было лишь около двадцати лет.

Благодаря госзаказу на новом месте жительства у Бесо дела пошли в гору, 17 мая 1874 года он женился на Кеке Геладзе, которая 6 (18 декабря) 1878 года и родила Сосо. Дом №10, где он появился на свет и провёл первые пять лет своей жизни, располагался около солдатских казарм, рядом с которыми стояли пушки, из-за чего этот район получил название “русский квартал” (груз. – русис абани).

Подряды для армии и в XIX веке служили источником столь хорошей зарплаты, что дали возможность Бесо из наёмного труженика стать предпринимателем – обзавестись собственной мастерской и даже нанять рабочих, один из которых – Дато Гаситашвили, вспоминал о состоятельности бывшего хозяина: “Он жил лучше, чем любой из нашей профессии. У них в доме всегда было масло”.

Сосо родился в год окончания Русско-турецкой войны, в ходе которой 152-й полк отличился в Авлияр-Аладжинском сражении, обеспечившем перелом в пользу императорской армии на Кавказском театре военных действий, и боях за Карс, который русские взяли штурмом. Мало о чём солдаты и офицеры рассказывают столь охотно, как о собственных подвигах, да ещё и единоверцам – в данном случае православным – о борьбе против общего врага – магометан. Тем более если речь идёт о деяниях, совершённых в ходе победоносной кампании.

Что ещё могло послужить основой того, что маленький Иосиф впоследствии стал столь увлечённым войной?

Гори во второй половине XIX века был одним из немногих городов Грузии, где сохранился обычай по воскресеньям детям и взрослым устраивать криви – массовые городские драки, вопреки тому, что таковые были запрещены Николаем I ещё в 1832 году во всей империи. Зато вполне позволены властями были состязания в древней грузинской борьбе под названием “чидаоба” – любимое зрелище толпы по праздникам. Сосо не только наслаждался этим зрелищем, но и дружил с двумя борцами – братьями Эгнатошвили. Среди его близких приятелей был и его тёзка Давришеви – сын начальника горийской полиции – пожалуй, главной силовой структуры царской России.

Чтились здесь и ратные подвиги предков. В ряде местностей Грузии властями запрещалась, а в ряде допускалась кееноба – масленичный караван в память о победе Грузии над Персией в 1634 году. Приведём свидетельство этнографа Александра Хаханова о том, как во второй половине XIX века отмечали этот праздник в интересующем нас месте: “В г. Гори обыкновенно в этот день жители разделяются на две партии, во главе которых стояли царь и кеен (шах). На них надевают колпак, сделанный из бурки, шубу наизнанку, лицо пачкают сажей, а в руки дают меч, конец которого украшен яблоком. Они сидят на ослах и объезжают город, собирая подати – в виде остатков говядины, печений (када), вина и пр. Им оказывают почтение, а провинившихся мажут сажей. К обеду партии сталкиваются, и побеждённый шах бросается в воду, а вечером начинается кулачный бой”.

Кроме того, у горийской детворы, по свидетельству Александра Цихитатришвили, сражения являлись излюбленной забавой: “…Брали палки, украшали их пёстрыми лоскутьями, и “садились” на своих “коней”. Один из товарищей выстраивал всех остальных в ряд, затем подавал знак, и все мы стремглав неслись вперёд по большой Артиллерийской площади. (…) Победитель торжествующе смеялся над отставшими… (…)

Мы мастерили лук и стрелы, деревянные мечи и играли в войну. Сосо выстраивал нас в ряд, сам выступал впереди в роли командира, а мы, по его команде, молодцевато вышагивали по площади.

Солдаты очень любили смотреть на наши игры и дарили нам пустые гильзы от патронов, а также испорченные пистоны артиллерийских снарядов. (…)

Упражнялись мы в метании камней из пращи. (…)

Вечером… Сосо рассказывал нам сказания… Особенно любил он “Караманиани” (повесть о ратных подвигах персидского царевича Карамана. – А. Г.), “Амиран-Дареджаниани” (грузинский рыцарско-героический роман XII века. – А. Г.), Георгия Саакадзе (“Великий Моурави” – грузинский полководец XVI–XVII вв. – А. Г.)…”

В юношестве Сосо переехал в Тифлис, где также находился внушительный военный гарнизон, а рядом с семинарией, где учился будущий деспот, располагалась гарнизонная церковь и комендатура. Однокашники свидетельствовали, что Иосиф знал наизусть отрывки из поэмы “Витязь в тигровой шкуре” – героического произведения о подвигах воителей Автандила и Тариэла (этот шедевр создан на сюжетной основе индийского эпоса “Рамаяна”).

Если же брать более широкую панораму, то Российская империя, где вырастал будущий генералиссимус, отличалась высокой степенью милитаризованности. Если как по средней продолжительности жизни, так и по богатству страна в разы уступала западноевропейским государствам и США, а по уровню младенческой и детской смертности – в разы превосходила их, то это не мешало самодержавию кормить и вооружать самую большую армию в мире.

В лекции “Об основах ленинизма”, прочитанной в 1924 году в Свердловском университете Сталиным, он описал страну, в которой он сформировался, как едва ли не казарму: “…царская Россия была очагом всякого рода гнёта – и капиталистического, и колониального, и военного, – взятого в его наиболее бесчеловечной и варварской форме.

Кому не известно, что в России всесилие капитала сливалось с деспотизмом царизма, агрессивность русского национализма – с палачеством царизма в отношении нерусских народов, эксплуатация целых районов – Турции, Персии, Китая – с захватом этих районов царизмом, с войной за захват? Ленин был прав, говоря, что царизм есть “военно-феодальный империализм”. Царизм был средоточием наиболее отрицательных сторон империализма…”

Количественные характеристики Сталин впоследствии перевёл в новое качество – глобализм.

Что же касается жестокости Сталина, то большинство биографов сходится на том, что её корни следует искать в неблагополучии в семье. Русская поговорка гласит “пьян как сапожник” – и отец Сосо не стал в этом случае исключением. Если наёмные работники обычно получали зарплату один раз в неделю (а то и реже), и лишь раз в семь дней отмечали радостное событие, а затем отдавали деньги жене, то у сапожника прибыль поступала ежедневно, и редко кому удавалось удержаться от искушения зелёным змием. По другой версии, это выражение возникло на основании опыта так называемых “холодных сапожников”, которые не обладали собственной мастерской и сидели на своих колодках на улице, или, в лучшем случае, неотапливаемых будках, отчего мёрзли, и согревались алкоголем – что породило в этой профессиональной группе соответствующий корпоративный дух.

Версия о том, что Бесо запил из-за супружеской измены Кеке, как минимум упрощённая – ведь православие допускало разводы, к тому же таковые, как и последующие фактические браки, часто проходили вообще без церковно-юридического оформления – нравы в Грузии царили консервативные, но не пуританские. Хозяину мастерской было около тридцати, то есть он вполне мог попытаться устроить свою семейную жизнь повторно, если не был доволен Кеке.

Вероятнее, он просто не смог выдержать испытание свободой и достатком, поскольку был предрасположен к пьянству – вспомним, что этот недуг сгубил и его внука Василия Сталина в сорокалетнем возрасте. Не отцовский ли опыт натолкнул подростка Иосифа на мысль, что воля и обеспеченность не обязательно ведут к счастью и можно попробовать облагодетельствовать человечество и себя другим путём? Во всяком случае, он обдумывал поведение папы годы спустя: “Работает пролетаризированный сапожник и видит, что скопить деньги – дело очень трудное, так как заработка едва хватает даже на существование.

Кроме того, он замечает, что и открытие частной мастерской не так уж заманчиво: плата за помещение, капризы клиентов, безденежье, конкуренция крупных хозяев и тому подобные хлопоты – вот сколько забот терзают частного мастера. Между тем пролетарий сравнительно более свободен от таких забот, его не беспокоит ни клиент, ни плата за помещение, он утром приходит на фабрику, “преспокойно” уходит вечером и в субботу так же преспокойно кладет в карман “получку”. Здесь-то впервые и подрезываются крылья мелкобуржуазным мечтам нашего сапожника…”, а вместо мещанских грёз в сознании его сына появляется место для коммунистических химер и наукоподобного мракобесия.

Так или иначе, от возлияний Бесо его дело пришло в упадок, а ребёнок страдал от отца. По совокупности свидетельств и условий детства Сосо можно предположить, что Бесо не терпел шума, производимого детьми. Хрущёв вспоминал, что Сталин сообщил ему о родителе следующий факт, вероятно, рассказанный сыну Кеке: “Он, когда я ещё в люльке лежал маленьким, бывало, подходил, обмакивал палец в стакан вина и давал мне пососать. Приучал меня, когда я ещё в люльке лежал”. На самом деле так обычно поступают не для того, чтобы сделать из чада алкоголика, а чтобы младенец, захмелев, заснул, то есть перестал кричать.

Согласно свидетельству врача Николая Кипшидзе, который пользовал Кеке, она рассказывала ему следующее: “Однажды пьяный отец поднял сына и с силой бросил его на пол. У мальчика несколько дней шла кровавая моча”. Если этот эпизод – правда, то наиболее простая гипотеза ярости отца – крики сына.

В кирпичном домике, где родился и провёл первые годы своей жизни Сосо, была одна жилая комната и подвал-кладовка с зарешеченными окнами, где спал ребёнок – один в низком тёмном закопченном помещении – вероятно, как раз для того, чтобы не беспокоить папу. Друг детства Сталина Нико Тлашадзе вспоминал: “Когда приходил отец Сосо Бесо, мы избегали играть в комнате. (…) Он ходил всегда мрачный”.

Согласно одним сведениям, горе-предприниматель бил свою жену и сына, согласно другим – она лупила его, когда тот напивался до беспомощности. Впрочем, здесь нет противоречия. Дочь тирана Светлана Аллилуева вспоминала, что он делился с ней рассказами о детстве: “…Мальчик любил мать и, защищая её, однажды бросил нож в своего отца. Тот с криками погнался за ним, и его спрятали соседи”.

Но Сосо доставалось и от матери: “Он рассказывал иногда, как она колотила его, когда он был маленьким…” По словам Кипишидзе, когда Сталин посетил её в октябре 1935 года, то неожиданно спросил: “Почему ты меня так сильно била?” На что она ответила: “Потому ты и вышел такой хороший”. Не исключено, что на ожесточение Кеке повлияло то, что она рано потеряла отца – крепостного садовника, а затем и мать, и воспитывалась в семье дяди.

Сведения о материнской тяжёлой руке выглядят вполне правдоподобными, поскольку могут объяснять, почему Сталин не любил её, или, как минимум, не был к ней привязан – он почти не общался с ней около трёх десятилетий – с тех пор, как уехал из Грузии, а двух своих детей, появившихся на свет в 1921 и 1926 годах, познакомил с бабкой только в 1934-м, да и то ввиду её болезни, которая могла стать смертельной (она оставила этот мир в 1937-м).

В результате обнищания и скандалов семья Джугашвили оставила даже свою лачугу, сменила несколько съёмных комнат, а потом разорившийся Бесо вообще уехал из Гори в Тифлис, вновь став пролетарием, и брак де-факто распался.

При этом благодаря целеустремлённости и трудолюбию Кеке, зарабатывавшей шитьём и стиркой в богатых домах, а также покровительству состоятельных знакомых Сосо продолжил обучение, в котором преуспел, благодаря чему поступил в Тифлисскую семинарию. Иными словами, несчастливое детство пусть и ожесточило, но не сломало его.

Его успеваемость в семинарии вполне соотносится с тем, что известно о мышлении Сталина в последующие годы. В первый год обучения, когда он был ещё мотивирован, дело шло. Приведём оценки – годовые, экзаменационные, итоговые: Священное писание: 4, 5, 4,5; церковно-славянское пение – 4, 5, 4,5; грузинско-имеритинское пение – 5, 5, 5; грузинский язык – 5, 5, 5; русская словесность – 4, 5, 4,5; греческий язык – 4, 4, 4; гражданская история – 3, 5, 4; математика – 4, 5, 4,5.

Здесь мы видим, во-первых, умение концентрироваться – экзаменационные оценки выше годовых, во-вторых, косвенное указание на аналитическое мышление – хорошие оценки по математике (многие его речи и статьи 1920–50-х годов просто испещрены цифрами), в-третьих, хорошее пение, что косвенно связано с умением говорить, которое ему впоследствии как политику очень пригодилось. Упомянем также, что Сталин в юности не только писал, но и публиковал стихи.

Во втором классе, когда ему, как и большинству однокашников, наскучила учёба, он стал четверочником, и единственная пятерка у него по церковно-славянскому пению – это косвенно указывает на то, что он всё глубже осваивал русский – очевидно, в повседневном общении и из практических соображений.

В дальнейшем его всё больше интересовала политика, всё меньше – учёба, он продолжал её по инерции, и в третьем классе (1896–97 гг.) его средний балл составил 3,5. Из всех предметов лучше всего ему дались в тот учебный год церковно-славянское пение, греческий и грузинский языки, логика, гражданская история, словесность. А потом он стал заниматься ещё хуже, и вообще не пришёл на выпускной экзамен, позже получив свидетельство об окончании четырех классов, где из 20 предметов по двум – церковно-славянское пение и логика – стояла оценка “5”.

Обратим внимание на то, что хорошо шли логика, словесность и пение – его речи и выступления 1920–1950-х годов читаются легко, вполне понятны и стройны, и даже когда нелогичны, то выглядят логичными – в пропагандистско-манипулятивных целях Сталин довольно умело передёргивал факты и перекручивал причинно-следственные связи. 9 января 1945 года в ходе встречи с делегацией югославских коммунистов он обронил фразу: “Нами руководит не чувство, а рассудок, анализ, расчёт”.

Здесь же следует коснуться известного представления о Сталине как о человеке, который не знал иностранных языков. На самом деле он владел грузинским, русским, азербайджанским (тюркским), армянским, осетинским, а также одним искусственным языком – церковнославянским, и одним мёртвым – древнегреческим. Много ли нынешних мировых лидеров могут похвастаться владением семью языками? Более того, это языки, относящиеся не просто к разным группам, а к трём разным семьям – индоевропейской, кавказской и алтайской, к тому же разным грамматическим типам – аналитическому и синтетическому.

Однако почему он не овладел ни одним западноевропейским языком, хотя и пытался освоить французский и немецкий самостоятельно, в том числе в ссылке? Ведь многие отмечали потрясающую, едва ли не феноменальную память Сталина.

Ответ кроется в типе мышления Джугашвили – из четырёх видов произвольно используемой памяти (т. е. ассоциативной памяти), которые соседствуют в мозгу каждого человека – механическая, логическая, образная, мнемотехническая, – у него была развита логическая в ущерб механической. Логическая память – вид памяти, основанный на установлении в запоминаемом материале смысловых связей, ассоциативных цепочек. А механическое запоминание основано на повторениях материала (“зубрёжке”). То есть людям, у которых доминирует логическая память, легко учиться языкам погружением в среду, и тяжело – по книгам, словарям и учебникам в отрыве от языковой среды.

Добавим, что, хотя ничего не известно о том, что Сосо брал курсы изобразительного искусства, он был неплохим графиком – об этом говорят не только многочисленные свидетельства его однокашников и близких, но и карикатуры и шаржи, которые он создавал на заседаниях советского ЦК и Политбюро – они отличаются как выразительностью, так и художественной точностью. Кроме того, о том, что у него было развито пространственное мышление, свидетельствует не только его знание и понимание военной техники, но и свидетельство Молотова: “…Он очень карты любил географические”. Как писал исследователь библиотеки Сталина Борис Илизаров, в архиве Сталина собрано две сотни карт.

Итак, перед нами личность молодого Сталина: начитанный эрудированный полиглот с музыкальным слухом (вспомним пятёрки за пение), развитыми навыками рисования, публицист, не чуждый стихосложению. Разносторонне одарённый человек. Добавим хорошее умение разбираться в людях, да и ладить с ними – о его жизни в юности и среднем возрасте опубликовано сотни свидетельств, и в них нет или почти нет данных о бытовых конфликтах Сосо, Кобы и Сталина, хотя ему приходилось уживаться с уголовниками и аристократами, азербайджанцами и русскими, рабочими и оленеводами, бунтарями и приспособленцами.

В среде большевиков он сделал ошеломляющую карьеру: в 1912–13 годах стал номинально четвёртым, а фактически – вторым после Ленина человеком во фракции, поскольку получил должность связного между российскими региональными большевистскими организациями и её вождём – Ильичом, проживавшим в австрийской Галиции. Более того, похоже, что уже тогда Сталин, подумывая о том, чтобы занять место Ленина, хотел использовать для этого Каменева (как спустя десять лет натравил его на Троцкого). Как иначе объяснить совсем не революционную нежность в письме чёрствого манипулятора Кобы в декабре 1912 года Каменеву в Женеву: “Целую тебя в нос, по-эскимосски. Черт меня дери. Скучаю без тебя чертовски. Скучаю – клянусь собакой! Не с кем мне, не с кем по душам поболтать, чёрт тебя задави. Неужели так-таки не переберёшься в Краков?”

Да и к женщинам самых разных социальных слоёв он находил подход даже тогда, когда являлся отщепенцем и маргиналом (причём минимум две из них были подростками, более чем в два раза моложе него). До революции его детьми стали как минимум Яков Джугашвили, рождённый в 1907 году его женой Екатериной Сванидзе (забеременевшей до бракосочетания), а также зачатые им в Вологодской и Туруханской ссылках три внебрачных сына: 1) Константин Кузаков (1908–1996), рождённой Матрёной Кузаковой, сдававшей Джугашвили комнату; 2) рождённый юной крестьянкой Лидией Перепрыгиной (в последующем браке – Давыдовой) Александр Давыдов (1914–1987); 3) его старший брат, умерший в младенчестве. Сердце своей будущей второй жены – Надежды Аллилуевой – он покорил к концу лета 1917 года, когда большевики после июльского кризиса перешли на нелегальное положение. У нас есть сведения и о других победах Сосо, Кобы и Сталина на личном фронте в начале ХХ и даже конце XIX века, когда он был ещё семинаристом.

Его способности – случайное стечение обстоятельств и генов, породившее незаурядную личность?

На первый взгляд, происхождения Сталин совершенно обычного – в его паспорте значилось сословие “крестьянин”. Таковыми являлось абсолютное большинство граждан Российской Империи. И можем ли мы у его небогатых родителей увидеть истоки или предпосылки ума, старательности и амбициозности, благодаря которым Сталин смог обойти бесчисленных соперников в борьбе за власть в самой большой стране мира, да и управлять ей в течение трёх десятилетий, причём довольно эффективно – конечно, в том чудовищном смысле, в каковом эффективность понимал и измерял он сам?

Несомненно, оба его родителя выделялись из своей угнетённой и тёмной среды, что заметил историк Александр Островский на основании навыка, которым сегодня владеет большинство – умение читать. “…Можно смело утверждать, что среди его ровесников грамоту знало не более 5%, и что Бесо происходил не из простой крестьянской семьи. Имеются также мемуарные свидетельства, что на бытовом уровне он мог общаться на четырех языках: армянском, грузинском, русском и тюркском (и, возможно, знал осетинский. – А. Г.). А поскольку он не имел образования, все эти знания были получены им самостоятельно. Это безусловно характеризует его как очень способного человека”. Ещё меньше грамотность была распространена среди женщин крестьянского сословия, но мать будущего тирана – Кеке – умела читать и писать.

И оба родителя обладали определёнными личными или семейными амбициями, которые им, в свою очередь, очевидно, привили те, кто их воспитал и озаботился их грамотностью. Пролетарий Бесо рискнул, открыв собственное дело (его отец, к слову, выращивал виноград и продавал его в Тифлис). А Кеке приложила все усилия к тому, чтобы её сын получил образование – сначала поступил в Горийское духовное училище, куда обычно брали детей не рабочих или крестьян, а духовенства, а затем и в Тифлисскую семинарию – и стал священником. Хоть эта должность сегодня кажется скромной, в те годы сан означал для таких, как Сосо, переход из одного из низших сословий в одно из высших, то есть в привилегированный правящий слой, причём с возможностью определённого служебного роста при стабильной и относительно спокойной жизни.

Иными словами, от родителей Иосифу достались задатки, способности, образование и устремления. Нередко отсутствие отца порождает такую психологическую особенность у ребёнка, как непризнание авторитетов, усиливает критичность и самостоятельность мышления, что иногда перерастает в своеволие. Вероятно, это и сделало возможным его бунт против старшего поколения: Иосиф, оставив семинарию на последнем курсе, направил дарованные ему таланты, умения, знания и спокойный прилежный карьеризм совсем не по той стезе, которую ему предписывала даровавшая их мать.

Сосо рос единственным ребёнком в семье, что в те годы встречалось нечасто, да и сейчас при определённых обстоятельствах такое детство может привести к развитию эгоцентризма и даже эгоизма.

Вероятную причину властолюбия можно искать в желании самоутверждаться, что, в свою очередь, часто является обратной стороной комплексов, причиной которых могли стать низкий рост Джугашвили, рябое лицо (от перенесённой в детстве ветрянки), сросшиеся на ноге пальцы, покалеченная левая рука – в детстве он попал под фаэтон. Вряд ли внутренней гармонии при общении со сверстниками способствовал отец-забулдыга и неполная семья (что в те годы встречалось куда реже, чем сейчас), отсутствие бабушек и дедушек, материальная нужда, а нехватку любви и удовольствий в детстве люди нередко пытаются в зрелом возрасте компенсировать всеобщим поклонением окружающих и роскошью.

Не исключено, что в тот момент, когда он переехал с Кавказа в Петербург и Москву, к детским и юношеским комплексам добавился синдром национального меньшинства, который выталкивает их в верхи едва ли не любой страны: поскольку ты отличаешься от остальных, то для того, чтобы окружающая этническая группа уважала тебя столь же, сколь и своих соплеменников, необходимо быть успешнее этих соплеменников. Всю жизнь Сталин говорил по-русски с ощутимым грузинским акцентом и определёнными речевыми шероховатостями, но его внимательно слушали десятки, затем – сотни, а под конец его жизни – сотни миллионов людей.

Популярный видеоблогер Тамара Эйдельман, разобрав известные факты из первых лет жизни вождя, не нашла в них ничего экстраординарного: “…Битьё детей в XIX веке, в общем, было обычным делом… Далеко не все, кого били в детстве, становятся Сталиным… Тут мы не видим особых, ужасных совершенно обстоятельств…”

На это следует вопросительно возразить: а сколько людей в те десятилетия готовы были стать Сталиными – если не по талантам, то по жестокости? Ленин, Троцкий и Дзержинский с их массовыми расстрелами по классовому признаку, взятием заложников, децимациями, концлагерями, реквизицией имущества у “владетельных классов”, а затем и всех крестьян, что привело к голоду и смерти миллионов, были лишь предводителями десятков тысяч единомышленников. А сколько к ним ещё примкнуло обычных приспособленцев, готовых изуверствовать по приказу начальства или в личных целях? ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ никогда не испытывали кадрового голода.

Бесспорно, Джугашвили смолоду орудовал жестокими методами: в Батуми в 1902 году он вывел рабочих на мартовскую демонстрацию с прямым умыслом подставить их под удар и раскачать маховик насилия, ибо за несколько месяцев до этого писал о мерах властей следующее: “…Нагайка оказывает нам большую услугу, ускоряя революционизирование “любопытствующего”.

Из оружия успокоения она становится оружием пробуждения”. В результате демонстрации было застрелено полтора десятка, и ранено шестнадцать рабочих, после чего Джугашвили листовками призвал пролетариат к мести. Несколько раз в борьбе с самодержавием Сталин становился организатором вооружённой борьбы, а в первой половине 1906 года по заданию РСДРП вообще всерьёз планировал захват всего Тифлиса, передвигая оловянных солдатиков по карте города – впрочем, революция пошла на спад и от этой идеи пришлось отказаться. Чтобы пополнить партийную кассу, в 1907 году Коба устроил ограбление века – кровавую экспроприацию тифлисского казначейства.

Но ведь по уровню радикализма большевикам едва ли уступали левые эсеры, которые, как показали выборы в Учредительное собрание в 1918 году, являлись одной из самых популярных в стране партий. Влияние анархистов, отвергавших парламентаризм, сложно оценить, но и они были в числе террористов, от актов террора и разбоя которых содрогалась Российская Империя начала ХХ века. Черносотенцы – кровавые погромщики, пусть и пользовались покровительством или как минимум попустительством царизма, в действительности отражали настроения и желания некоторой части общества.

Никакой Сталин не мог прийти к власти в одиночку, да и группа исступлённых экстремистов не способна оседлать общество, если последнее не позволяет этого сделать. Коммунизм в Европе представляет собой разновидность феодальной реакции – ответа на развитие рыночных отношений и возникновение демократии. Не случайно “Манифест коммунистической партии” вышел в 1848 году – когда монархии слетали во многих европейских странах, и обычной царистской реакции было уже сложно справиться с потоком свободы, разливающейся по континенту. Началась эпоха не привычного дворянского, а тоталитарного скачка в прошлое – “Бегства от свободы” – как от ярма ответственности и источника беспорядка.

Первоначально Джугашвили избрал марксизм вполне искренно, когда ещё в юности в конце XIX века во время учёбы в семинарии вошёл в протокоммунистический кружок. Вероятно, эта идеология привлекала его сочетанием того, что де-факто требовала искоренения свободы и придавала этим устремлениям наукообразную стройную форму. Мышлению Сталина были присущи логичность, последовательность и определённая методичность.

Вопрос о том, когда он оставил все идеологические сантименты и начал бороться просто за власть, вероятно, останется открытым навсегда. Но на простом обмане подчинённых и подданных Сталин не мог править страной три десятилетия и стать во главе мирового коммунистического движения. Конечно, не большинство, но миллионы людей на всей планете страстно желали уничтожить рынок и демократию как слишком сложные системы общественных связей, перегружающие обывателя задачами выбора.

Показательно, что большевики в годы Гражданской войны держались там, где столетиями существовало крепостное право и общинное землевладение, нивелировавшее индивидуальность и самостоятельность крестьян. Не знавшие крепостничества регионы России стали белогвардейскими, но не смогли одолеть сгусток реакционности вокруг двух европейских столиц РФ. Сталин в статье “К военному положению на Юге” в журнале “Революционный фронт” в начале 1920 года указал на удивительный факт: “контрреволюционные войска, дойдя до известных пределов (до пределов внутренней России!), неминуемо терпят катастрофу…”. А в “Правде” в октябре 1920 года Наркомнац писал, что Центральная Россия – “очаг мировой революции” – то есть разнузданно-агрессивного рабства в красной обёртке.

Чтобы загнать в кандалы род людской, Сталин усердно трудился многие десятилетия. И лишь смерть помешала ему сыграть ва-банк – устроить термоядерную войну. Он привык рисковать ещё в молодости и всю свою последующую политическую карьеру просто жил осознанным риском. В атомной грозе Сталин мог либо погибнуть сам, либо достичь заветной мечты: человечество, в цепях и оковах стоящее на коленях перед низкорослым, увечным и рябым битым сыном прачки-подёнщицы и нищего сапожника-пропойцы.

Автор: Александр Гогун

Источник: Радио Свобода

Tweet