Сергей Мавроди: «маньяки — обычные люди…» (о женщинах, деньгах и о себе…)

Сергей Мавроди, бывший владелец финансовой пирамиды «МММ», теперь писатель. Недавно издана его книга с двумя биографическими вещами — «Вся правда о «МММ» и «Тюремные дневники». Проза перемежается стихами. Стихи… обыкновенные, ничего особенного. Понятное дело, не про финансовые пирамиды. В мае Мавроди вышел из тюрьмы, где провел четыре с половиной года. Я показываю ему выдержки из интернет-энциклопедии — его краткую биографию — и прошу посмотреть, не наврала ли она. Вроде все верно. Семья Мавроди — папа-монтажник, мама-экономист и два сына — жила на Фрунзенской. Окончив школу, Сергей пошел в МИЭМ, благо имелись способности к физике и математике. Работал в НИИ, нелегально изготавливал и продавал кассеты с записями. Ушел из НИИ. В 83-м был арестован первый раз — за кассеты. Просидел десять дней и вышел по амнистии. В 88-м основал кооператив «МММ». До 94-го это была обычная фирма, которая занималась перепродажей компьютеров, ширпотребом и всем подряд.

А в 94-м начинается «эпоха пирамид». Всенародная слава, билеты МММ с профилем Мавроди, дикие очереди у пунктов продажи этих билетов — и арест. В тюрьме Мавроди организовал кампанию по выдвижению себя в депутаты Госдумы России. В октябре 95-го Дума лишает Мавроди депутатской неприкосновенности и досрочно прекращает его полномочия — согласно официальной формулировке за пренебрежение обязанностями депутата (он действительно был только на одном заседании). Его обвиняют в мошенничестве. В декабре 97-го Мавроди объявляют сначала в российский, а потом в международный розыск. Его ищет Интерпол, а он в это время тихо сидит в Москве. То есть не очень тихо: из квартиры на Комсомольском проспекте он организовал финансовую пирамиду в Интернете — Stock Generation, зарегистрировав ее на Оксану Павлюченко, двоюродную сестру своей тогдашней жены. Пирамида позволяла торговать виртуальными акциями воображаемых компаний. Чем больше участников, тем больше денег. Как в МММ.

Вмешалась американская Комиссия по ценным бумагам. Она подала на фирму в суд, и Stock Generation прикрыли. А в январе 2003-го Мавроди арестовали. Обвинили его в подделке документов (в квартире был найден липовый паспорт на имя Зайцева), а затем в уклонении от уплаты налогов. В тюрьме Мавроди начал писать стихи и прозу. В апреле этого года писателя приговорили к четырем годам и шести месяцам тюрьмы, и в конце мая он вышел на волю — его срок закончился.

Сегодня это обыкновенный человек средних лет, несколько полноватый, с хорошим цветом лица. В майке-«алкоголичке» с пляжным рисунком и коротких летних штанах. Он удобно сидит в кресле, время от времени поджимая босую ногу под себя и закладывая руки за голову. У него старомодные очки в большой оправе, как у вузовского преподавателя, клетчатые тряпочные тапки, открытая улыбка.

Тюрьма

— Когда вы начали писать?

— В тюрьме, год назад. А раньше я не мог зарифмовать двух строчек и думал, что мне это не дано. Я сидел в 99/1, это тюрьма в тюрьме, в Матроске. О ней практически никто не знает даже среди заключенных. В обычной тюрьме какая-то связь, а эта — как гроб. Камеры небольшие, трех-четырехместные в основном. Бытовые условия там обычные. Понимаете, тюрьму делают не бытовые условия, а обстановка — то, что нет связи, что ты как в гробу. Там я сидел 4 года, по нынешним временам рекорд. Она очень маленькая, всего 80 человек. Киллеры, маньяки, воры в законе…

— И как с ними сиделось?

— Прекрасно! Вы никогда не поймете, что это вор или убийца. Это заблуждение, что у них все на лице написано. Там сидел один киллер… у него 50 трупов, ни разу в жизни не промахнулся. Веселый человек, спит спокойно, очень любит своих детей и жену. И такие — практически все. Маньяки тоже. Обычные люди…

— Тюрьма вас изменила? Вы вышли другим человеком?

— Я не другой человек, но я узнал вещи, которые человеку знать не надо. Есть температуры, при которых плавится все: любовь, верность, дружба. Есть бездны, в которые человеку лучше не заглядывать, потому что там ничего, кроме предательства, грязи… Ничего там нет. Понимаете, обычный человек живет в обычном температурном режиме. Можно прожить всю жизнь на Северном полюсе и думать, что вода — это лед, и не знать, что если отплыть южнее, то все превратиться в грязь и слякоть. Удивительно даже не это! Выясняется, что и не надо человека пытать, что малейшее давление — и все! Не надо повышать температуру до миллиона градусов, повысьте ее на один градус, и разбегаются все друзья, и исчезают все.

— Это с вами произошло?

— Это происходит со всеми. Близкие и дорогие люди разбегаются в первую же секунду. Все, с кем я дружил с детства… У меня, слава Богу, особенно друзей не было, — добродушно смеется Мавроди. — Это хороший опыт, он показывает, что незачем друзей иметь.

«Пирамида» номер два

— Почему, когда вас объявили в розыск, вы не уехали из страны, а прятались в соседнем доме?

— Это мой район, я его знаю. Остаться здесь — самое разумное. Ну как меня можно тут поймать? У меня была своя служба наружного наблюдения из бывших сотрудников ФСБ. Моя наружка сразу вычисляла ту наружку.

— И как же получилось, что вас арестовали?

— С этим разбираться надо. Кто-то сдал.

— Значит, вы прямо из подполья Stock Generation открыли? Вот тут пишут, что жертвами этой новой «пирамиды» стали 275 тысяч человек из США, Канады и так далее.

— Не буду я ничего комментировать… На самом деле там не 275 тыщ было, а гора-а-аздо-гораздо больше… там были десятки миллионов человек по всему миру. Суммы там исчислялись… ну, большие были суммы. Виртуальная биржа, виртуальные компании, их реально не существует. Но это плюс, а не минус, потому что с этими компаниями ничего не может случиться, они не в реальном мире. Они могут только расти, и они росли. За очень короткие сроки были привлечены средства, несравнимые с МММ, привлечены миллионы людей во всем мире… Я только россиянам запрещал играть, чтобы меня здесь не привлекли.

— Заработать на этом удалось?

— Ну если там были сотни миллиардов долларов? Бери сколько хочешь, там это незаметно совершенно.

— И этот суд, который запретил Stock Generation, происходил в США в ваше отсутствие? Они вас искали?

— А как меня искать, если я в розыске? И не я владелец, а Оксана Павлюченко, которой был тогда 21 год.

— Как тогда выяснилось, что это вы организовали?

— Это сестра моей жены, как же тут не выяснить. Ну ясно же как белый день.

— Какую жизнь вы вели, когда скрывались? Из дому-то можно было выходить?

— В принципе можно… я ездил на рыбалку. Единственная вещь, которую я люблю в жизни, это рыбалка. К остальному я равнодушен. Поэтому особых неудобств я не испытывал.

— Вы писали, что в 94-м штурмовали дверь, чтобы вас арестовать. Это было тут, в этой квартире?

— В этой. Но пока меня не было, ее переделали, она не совсем в моем вкусе. Я человек очень непритязательный. Когда меня арестовывали в 94-м году, квартира выглядела так: три комнаты, из мебели только кровать, письменный стол и кресло. Все комнаты заставлены до потолка книжными полками, а посередине — аквариум.

— Но вам, наверное, комфорт и не был нужен, вы, видимо, дневали и ночевали в офисе?

— Я в своем офисе был один раз. Руководитель вообще должен заниматься только стратегическими задачами. Он должен… ловить рыбу, гулять. Обдумывать стратегические планы. Если он занимается тактическими делами, значит, дело плохо организовано.

— А олигархический шикарный образ жизни?

— Нет, знаете, я вел такую же жизнь, как сейчас. А были средства непредставимые!.. практически не ограниченные. Но я в ресторане был один раз в жизни, давно, и мне не понравилось. Я ни разу не был за границей и не имею ни малейшего желания ехать.

— Но когда деньги, как вы пишете, считали комнатами — была же какая-то эйфория?

— Была, конечно, это как грипп — им все болеют. Но у меня в легкой форме, для посторонних, наверное, незаметной. Знаете, есть такое японское стихотворение: все на свете видели глаза мои — и вернулись к вам, белые хризантемы. Не существует в принципе уровня, который был бы мне интересен. Все уровни, которые может себе представить человек… и которые не может представить… все эти самые богатые люди в мире — все это ничто по сравнению с тем, что было.

— Назовите какую-нибудь цифру, чтобы представить масштаб.

— Суммы исчислялись даже не десятками миллиардов.

— В рублях?

— В долларах! В каких рублях!!! Еще в рублях!.. — хохочет Мавроди. — Это я к тому, что деньги меня не интересуют. Мне неинтересно их зарабатывать.

— Ну хоть что-нибудь интересно? В Париж съездить, ведь не были ни разу…

— А что там делать? Везде одно и то же.

— А чего-то хочется?

— Чего мне хочется — я это всегда получаю. Вот я сейчас занимаюсь тем, что мне хочется.

— Иногда, наверное, бывает не только то, что хочется.

— Как бесплатное приложение — бывает, — снова смеется Мавроди.

МММ: белые пятна

— Я прочла вашу книгу про МММ — и у меня море вопросов. Там вы, в частности, пишете: «…я задумался, как провести в России реальную приватизацию». Какое отношение МММ имеет к приватизации фабрик, заводов и прочего?

— Сначала я организовал чековый инвестиционный фонд «МММ-Инвест», он до сих пор существует, там 10 млн вкладчиков. Но я быстро понял, что у этих фондов связаны руки, что во главе их случайные люди, полностью управляемые и контролируемые Госкомимуществом. Эти фонды были так зарегулированы инструкциями, что толком не могли участвовать в приватизации. И они накупили всякую чушь, всякие убыточные предприятия. Единственный фонд, который отказался это делать, это был мой, потому что у меня была война против всех и на какое-то Госкомимущество мне плевать было.

— То есть вы такой независимый и один против всех?

— По-настоящему крупные дела можно делать только в одиночку. Какие-то эксперты… — морщится Мавроди, — ну кто может советовать Наполеону? Какой эксперт? Если бы мне кто-то советовал, этот кто-то и был бы Сергеем Мавроди.

— Там же вы пишете: «Первый этап — привлечение ресурсов». Это мы знаем: ресурсы-то вы привлекли. А второй этап какой? Про него у вас ни слова.

— До второго дело не дошло. Да там масса вариантов! Например, скупаются акции одной из западных фирм — лучше мертвой, чтобы подешевле, — на Нью-Йоркской фондовой бирже и выставляются по той же самой схеме, с постоянно повышающейся ценой. Приобретаются две брокерские фирмы, одна эти акции покупает, другая продает…

— То есть торговля воздухом…

— Что значит воздухом? — кричит Мавроди. — Вот все говорят: акция — это какая-то часть собственности. Это все вчерашний день! Сейчас акции — это совершенно независимые от материнской компании объекты спекуляции!

— Еще вопрос. Вот, на странице 45: «Я пригрозил властям референдумом по изменению Конституции». Это когда государство потребовало, чтобы вы заплатили 50 млрд рублей налогов. Насчет Конституции — это вы блефовали?

— А зачем мне блефовать? Дело не в деньгах, 50 млрд не деньги, но я понимал, что заплатишь 50 — завтра принесут акт на 500. И я написал открытое письмо во всех газетах, что власти собираются забрать деньги вкладчиков. И раз так, я завтра же собираю референдум и ставлю вопрос о том, нужны ли такие власти стране. Референдум тогда был высший орган, чтобы его собрать, нужен был миллион подписей, а процедура была упрощена до предела, потому что никому в голову не могло прийти, что частное лицо может набрать этот миллион. Так что угроза была реальная. Я просто чувствовал, что раз выдана лицензия на отстрел, то как ты себя ни веди — хорошо ли, плохо ли — все. Выдана лицензия, как на животное. Ты — мишень. Поэтому власти меня уже не интересовали. Поэтому я разговаривал с ними так, чтобы продемонстрировать свою силу в глазах вкладчиков. Война — значит, война. И они мне сказали: да вы нас не так поняли, мы против вас ничего не имеем. Я мог тогда стать президентом страны очень просто, — опять смеется Мавроди. — Так просто! Но я человек домашний, я не люблю это все — все эти тусовки, все это сидение в Кремле. — И он морщится. — Я понимаю, как это звучит, но это правда. А вот надо было! И мне следователи говорили: Сергей Пантелеевич, ну какая вам разница, и то и это казенный дом, а то был бы Кремль.

— После ареста в 94-м вас просто отпустили. Как это произошло?

— Я стал депутатом. Когда меня арестовали, я сидел в камере на Петровке и слышал какой-то шум, рев, прям стены дрожали: «Сережа!» И я понимал, что если я скомандую людям: на Кремль, там ваши деньги, — то будет гражданская война, беспорядки, и я выйду. И надо это делать завтра, потому что послезавтра это пойдет на спад. Закон толпы: сейчас она наэлектризована, а потом все. Есть один день! А иначе меня могут вообще в тюрьме убить. И я не стал развязывать гражданскую войну, я стал депутатом. Они могли запросто помешать мне избираться. Они просто не понимали происходящего. Настолько громоздка, инертна и неповоротлива государственная машина, что у нее можно выигрывать — если ты имеешь право первого хода. Ты быстрее ее, и ты можешь нанести точечный удар. Пока они совещались, подписи были уже собраны. Ко мне приходили адвокаты, приносили подписные листы, и я расписывался на них. Я зарегистрировался кандидатом, и они меня выпустили — я еще был кандидатом. Если бы меня не выбрали, меня бы опять арестовали. Но я стал депутатом, пришел в Думу, заплатил всем депутатам… потом они меня сдали благополучно. Надо было половину заплатить, — смеется Мавроди, — на крючке все время держать.

— Депутатской-то деятельностью занимались?

— Я в Думе был один раз. Я шел в Думу — не люблю врать и без крайней необходимости не вру, — только чтобы получить неприкосновенность. И все свои приемные пункты я сделал депутатскими офисами, и всех своих сотрудников во всех городах — помощниками депутата, имеющими неприкосновенность. И потом налоговая полиция приходила, а им говорили: это офис депутата. И они не знали, что им делать. Так все и было.

Про женщин

— Я был уверен, что буду сидеть вечно. Говорили, что мое дело собираются разбить на кучу дел, и за каждое по 10 лет. Тридцатка — это точно.

— И как это, ждать тридцатки?

— У меня устойчивая психика. У меня мать и отец умерли от рака. Десять лет назад я прошел обследование. Оно показало, что у меня рак печени. Ничего удивительного для меня в этом не было — наследственность такая. Я спросил: сколько мне осталось-то? Ну, полгода. Я жил месяц с диагнозом «рак печени», и никто об этом не знал. Это никак не сказалось на моем поведении. А через месяц выяснилось, что это ошибка, что у меня такая особенность крови. Умирать, конечно, не хочется… но внешне это не проявилось.

— И с тюрьмой так же было?

— Да! Одно дело отпало по срокам, потом Дума приняла какой-то закон (снизивший срок наказания по одной из инкриминируемых статей. — «Профиль»). Случайное совпадение.

— Вы ни о чем не жалеете в своей жизни?..

— Нет-нет, я ни о чем не жалею… я вообще никогда не жалею. Прошлого нет. У меня даже нет ни одной моей фотографии. Ни одной! — ни детской, никакой. Я их не храню, мне это не интересно. Для меня не существует прошлого. Есть только настоящее.

— Тогда плавно перейдем к вашим планам.

— Планы! — И снова смех. — Планы вы мои узнаете. Увидите.

— У вас есть семья?

Мавроди вздыхает.

— Я был женат. Я развелся в тюрьме. Почему? Когда я развелся, я был уверен, что получу срок — вечность. Если тебе дают больше десяти лет, как можно от жены требовать, чтобы она тебя ждала? Все мы живые люди. В конце концов, есть физиология. Это сверхтемпературы, которых человек не может выдержать. Жена оказывается в психологической ловушке: она не может тебя бросить, потому что ты в тяжелой ситуации. Поэтому ты должен сделать это сам. Причем не так, как многие, которые говорят: дорогая, у меня большой срок, и ты уходи. Ну что человек ответит? Естественно, она отвечает, что будет ждать. Поэтому я подал на развод без предупреждений и одновременно написал заявление начальнику изолятора, чтобы ко мне жену на свидания больше не пускали. То есть — все.

— Другого способа не было?

— Один вор в законе мне рассказывал, как женщина обычно себя ведет. Сначала у нее энтузиазм, она чуть ли не жена декабриста: всю жизнь буду ждать, милый-дорогой. Время, однако, идет, нет средств, она начинает понимать, что беспросветность и ужас происходящего не закончатся. Через три-четыре года любовь превращается в ненависть. «Ты меня использовал, чтобы я тебе передачи носила, я тебя прожду десять лет, ты придешь, еще и меня бросишь и найдешь себе молодую». Такое тоже сплошь и рядом. Понимаете, вот они, реалии.

— А вы на каком году развелись?..

— На втором. Тогда я еще не разговаривал с этим вором. Я просто инстинктивно понял, что это правильно.

— Не пожалели?

— Нет… (Улыбается.) Никогда ни о чем не надо жалеть.

«Организаторы «пирамид» похожи на своих клиентов»

С просьбой прокомментировать интервью Сергея Мавроди мы обратились к Зурабу Кекелидзе, профессору, заместителю директора ГНЦ социальной и судебной психиатрии имени Сербского.

— Вы работали с пациентами, пострадавшими вследствие деятельности «пирамид». Кто они? Можно ли нарисовать обобщенный портрет вкладчика МММ?

— Чтобы понять клиентов «пирамид», нужно вспомнить, что за время тогда было. А это была эпоха великих обещаний. Настоящая «золотая лихорадка», состояния делались за считанные дни и месяцы, невиданная доселе роскошь била в глаза. Ощущение «сегодня или никогда» стало почти доминирующим. К этому нужно прибавить галопирующую инфляцию, уничтожавшую накопления и текущие заработки людей. Все это создало стрессовую, можно сказать, социально чрезвычайную ситуацию, в которой уровень внутренней тревоги людей зачастую зашкаливал. Что делать с деньгами, как их спасти? Общий механизм в этой и подобных ей ситуациях хорошо известен: когда у человека повышается тревога, снижается критическое восприятие, повышается внушаемость. Однако непосредственная форма реакции зависит от индивидуальных особенностей и социального окружения. Кто-то покупал технику, золото. Кто-то тратил на повседневную жизнь, но были и те, кто понес деньги в «пирамиды». По нашим оценкам, их доля в тот момент составляла порядка 10% трудоспособного населения. Причем говорить в данном случае о каком-то масштабном специальном воздействии со стороны организаторов «пирамид» с целью увеличить данную группу не приходится. Да, были ролики про Леню Голубкова и другие, свою роль в нагнетании атмосферы ажиотажа они сыграли, но преувеличивать ее не стоит. Зачастую потенциальные жертвы принимали решение из-за нескольких слов, услышанных в офисе «пирамиды». Например, о том, что деньги будут вкладываться в развитие оборонной промышленности, что продажи военной техники — это огромный прибыльный бизнес. Такие простые методы, как ни странно, работали железно. Что касается обобщенного портрета, то сделать это корректно довольно сложно. По моим наблюдениям, среди наших пациентов соответствующего профиля было больше мужчин. Подобное преобладание может быть связано, с одной стороны, с тем, что мужчины гораздо более склонны к риску, с другой — с тем, как была выстроена схема работы с клиентами в «пирамидах». Непосредственную работу с клиентами вели в основном женщины лет 35—40. Эта половозрастная группа («матери») пользуется наивысшим доверием, то есть объективно сверхвысокий риск вложений в «пирамиду» частично компенсировался субъективным фактором, значимым для мужской части вкладчиков.

— Можно ли оценить число потенциальных вкладчиков «нового МММ» сегодня?

— Как я уже сказал, главную роль в этом феномене играли уникальные социальные условия того периода. Поэтому сейчас число потенциальных пайщиков «пирамид» составляет от 1% до 1,5%.

— А что вы можете сказать об организаторах «пирамид»?

— При обсуждении этой темы нужно провести грань между чисто криминальными «лохотронами» и собственно «пирамидами». В последнем случае инициаторы сами верят в свою «сверхценную» идею и являются ее заложниками в не меньшей степени, чем клиенты. Они искренне считают, что благодаря свой гениальной идее смогут разбогатеть сами и помогут другим. В каком-то смысле организатор и клиент «пирамиды» по своему психотипу близнецы. Это люди, плохо способные к критическому восприятию реальности, неспособные оценить долгосрочные последствия своих действий, и те и другие — пленники выстроенных ими самими «воздушных замков».

Анастасия Нарышкина, Россия, Профиль